то ли он не хотел отвечать мне, то ли считал, что ему нужно продолжать смотреть на водителя. Его челюсть напряглась, но он не отводил взгляда от другого мужчины. Джулиан открыл передо мной дверь.
― Садись в машину, котёнок.
― Если только ты перестанешь вести себя как неандерталец, ― проворчала я.
Оказалось, что сесть в лимузин, будучи в платье, не так-то просто. Или, может быть, я просто не знала как это сделать. Как бы то ни было, я почувствовала некоторое облегчение от того, что Джулиан был слишком занят своей битвой тестостерона, чтобы наблюдать за тем, как я не слишком изящно забиралась на заднее сидение лимузина. Я ударилась головой о войлочную обшивку крыши, и статическое электричество заискрило по всей моей голове. Учитывая, что сидение было невысоким, мне потребовалась секунда, чтобы поправить юбку. Я быстро привела в порядок волосы, которые пытались разлететься в стороны. Джулиан проскользнул внутрь как раз в тот момент, когда я наконец уселась и изо всех сил старалась выглядеть непринужденно.
Это было трудно, потому что ехать с ним в лимузине еще хуже, чем в BMW. Там было тесно. Но между нами была центральная консоль. Теперь же я была одна на огромном заднем сидении с мужчиной, который целовался, как реинкарнированный бог секса, покупал подарки за полмиллиона долларов и рычал, если другой мужчина подходил ко мне слишком близко. Больше всего на меня оказало влияние последнее. Ну правда, он родился в средневековье, а не в каменном веке. Вместо этого возбуждение тикало во мне, как бомба замедленного действия, и я сжимала бедра, пытаясь удержаться от взрыва.
Я понятия не имела, что Джулиан во мне нашел. В его жизни наверняка встречались куда более интересные женщины. Кроме того, я чувствовала себя еще более растерянной, чем раньше, потому что он ясно дал понять, что о каких-то отношениях со мной не может быть и речи. Так почему же он вел себя так, будто я принадлежу ему?
А еще важнее, почему мне это так нравилось?
Джулиан молчал рядом со мной, пока лимузин отъезжал от обочины. Его мысли тоже были чем-то заняты. Он смотрел в окно. Как он мог быть так близко, что все мое тело просто лихорадило, и в то же время так далеко? По крайней мере, тот барьер, которой незримо присутствовал между нами, немного облегчал мою задачу по возврату виолончели.
Мне потребовалась минута, чтобы собраться с духом, прежде чем я начала речь, которую с помощью Оливии репетировала весь день.
― Я хотела поблагодарить тебя за виолончель.
Он повернул голову в мою сторону, изучая меня в течение мгновения.
― Она тебе понравилась?
― Определенно, ― быстро ответила я. Он обратил на меня внимание. Это был первый шаг. ― Мне трудно поверить, что я прикоснулась к такому прекрасному инструменту, как этот Grancino. Я почти боялась взять его в руки.
Улыбка растеклась по его лицу, как теплый мед.
― Котёнок, чтобы играть на ней, нужно прикоснуться. Ты довольна ее звучанием?
― Вообще-то я на ней не играла. ― Мне показалось, что я признаюсь в убийстве, но он лишь приподнял одну темную бровь.
― Почему?
― Это слишком, ― выпалила я. Я уже отклонилась от сценария, поэтому решила продолжить хотя бы спокойно и мягко. ― Это выглядит обязывающим. Ты не должен был этого делать.
― Я хотел доставить тебе удовольствие, ― прошептал он.
Его слова прозвучали так, как я представляла себе ощущения от секса. Мне захотелось сыграть для него. Я увидела себя полностью обнаженной, с виолончелью, аккуратно поставленной между ног. У меня пересохло во рту, когда он присоединился к моим фантазиям. Его голые руки касались моих плеч, когда я играла. Палец прошелся по моей шее и распустил волосы. Джулиан обхватил мою шею длинной рукой и стал играть с моими сосками. Я громко вздохнула, и видение испарилось. Рядом со мной Джулиан инстинктивно выпрямился, его защитная манера вернулась после короткого перерыва.
― Ты хорошо себя чувствуешь? ― спросил он.
― Нормально, ― соврала я. Теперь у меня кружилась не только голова. ― Я просто представляла, как играю для тебя.
Он наклонил голову и секунду изучал меня.
― Интересно.
― Что? ― Вот тебе и контроль над ситуацией.
― Ничего. ― Он отмахнулся, но в его глазах отражалась задумчивость. Он определенно что-то обдумывал. ― Я бы хотел этого.
― Чего? ― спросила я, теперь уже совершенно сбитая с толку.
― Чтобы ты сыграла для меня.
Я сглотнула, прежде чем кивнуть.
― Я могу это сделать, Джулиан, но я не могу оставить ее себе.
― Я повредил твою. ― Он сложил руки на коленях, словно ожидая, как я отреагирую на его действия.
― Мне не нужна такая роскошная замена. ― Почему он не мог этого понять? Или, может быть, вампиры просто покупают вещи в антикварных магазинах, потому что предпочитают делать в них покупки? Вряд ли это имело значение. ― Я бы побоялась даже прикоснуться к ней. А вдруг я сломаю ее, как и предыдущую?
― Тогда тебе, скорее всего, придется довольствоваться чем-то другим, нежели Grancino. Их в мире осталось не так много.
Это был очень практичный ответ на мой гипотетический вопрос. Но он наглядно продемонстрировал, что между нами лежит океан.
― Ей место в музее, ― продолжила я. ― Или в частной коллекции. Она не предназначена для игры.
Джулиан наклонился ближе и взял мой подбородок двумя пальцами в перчатках.
― Не будь смешной, котёнок. Она создана не для того, чтобы стоять в витрине. Джованни хотел бы, чтобы она была у тебя, и он хотел бы, чтобы ты на ней играла.
Конечно, он знал его. С кем еще он был знаком за многие свои жизни?
Он принял мое молчание за несогласие и со вздохом отпустил мой подбородок.
― Я, конечно, могу достать тебе другую. Я уверен, что можно подобрать что-то меньше ста.
― Ты имеешь в виду сто долларов, верно? ― тихо спросила я.
Он прищурился.
― Тебя не устраивает инструмент или его стоимость?
― А разве не может быть и то, и другое? ― Сам по себе ценник был достаточно плох, но мысль о том, чтобы играть на такой старой и дорогой вещи, казалась мне неправильной. ― Я не заслуживаю этой виолончели.
― Я слышал, как ты играешь, и я не согласен, ― тихо сказал он.