Работы здесь производила бухенвальдская внелагерная рабочая команда, носившая условное наименование «Дора». Затем эсэсовцы создали на ее основе самостоятельный концентрационный лагерь, который назвали «Дора-Миттельбау».
Заключенные, прибывшие на строительство завода, исчезали под землей, а оттуда на поверхность выбрасывали только породу да трупы узников, раздавленных каменными глыбами или убитых эсэсовцами-надсмотрщиками. Заключенный, попавший сюда, считался «носителем тайны», а потому живым отсюда уйти не мог. У узников не оставалось и проблеска надежды на спасение. Главное управление имперской безопасности вело персональный учет всех, кто был причастен к ракетному производству.
Когда спустя несколько дней после отправки первых транспортов из Бухенвальда эсэсовские грузовики стали три раза в неделю привозить обратно трупы для сожжения в крематории и работавшие в нем узники опознали среди погибших своих товарищей, подпольный лагерный комитет решил раскрыть это новое преступление эсэсовцев. Чешский врач Ян Чешпива получил задание проникнуть в команду смертников, чтобы на месте подробно все разузнать и сообщить комитету. Договорились и о том, как передать зашифрованную информацию. С тех пор конспиративная связь между группами Сопротивления команды «Дора» и Бухенвальда уже не прерывалась. Презирая смерть, антифашисты не теряли мужества и в эсэсовской преисподней.
Людвиг Ляйнвебер, один из немногих узников-немцев, вышедших живыми из этого ада, свидетельствует:
«В начале октября 1943 года меня из Нацвайлера (Эльзас) через Бухенвальд отправили в «Дору». Первое время мы работали на пробивке туннеля – изнурительный и тяжелый труд, стоивший немало жертв. Спали в штольне 39, глубоко под землей. К одеялу каждого заключенного была прикреплена на веревке миска для еды, она служила и подушкой. Холода в так называемых спальных штольнях не чувствовалось, но стояла такая пыль, что почти не было видно находящихся рядом... Под страхом наказания запрещалось брать воду из-под крана: она предназначалась только для машин и цементомешалок... Ни воды, ни умывальников, ни уборных... Куда ни глянь – едва держащиеся на ногах скелеты: таких истощенных узников мне не доводилось видеть еще ни в одном лагере, а побывал я во многих»82.
В построенных каторжным трудом узников цехах подземного завода спешно установили 20 тысяч станков и агрегатов. Для обеспечения производства «чудо-оружия» сюда были в порядке трудовой повинности принудительно направлены концернами «АЭГ», «Сименс», «Рейнметалл-Борзиг», «Динамит АГ», «Крупп» и «Тиссен – Хиттон» 9 тысяч квалифицированных немецких рабочих. Здесь же круглые сутки в поте лица подневольно трудились 32 500 заключенных. По просьбе концернов эсэсовцы передали им узников концлагерей «для использования» в качестве дешевой рабочей силы.
В ракетном бизнесе, открытом Вернером фон Брауном, монополии видели осуществление своих самых радужных мечтаний. И впрямь! В их распоряжении находились совершенно бесправные рабы, которых можно было подвергать нещадной эксплуатации. Государство обеспечивало полную загрузку производственных мощностей. Оно же гарантировало сбыт «чудо»-продукции, а тем самым – неслыханные прибыли монополий.
И не случайно у этого источника неописуемых страданий для одних и неслыханного обогащения для других оказалось семейство фон Браунов. Правда, живущий ныне в боннском государстве глава этой семейки 85-летний Магнус фон Браун пытается утверждать: «Характерно, что мы, к примеру, очень мало знали о том, что происходило в концлагерях». Но ведь оба его сына – Вернер и Магнус – подолгу пребывали в лагере «Дора», осуществляя научно-технический надзор за работой подземного ракетного завода. Они не только видели весь этот ужас, но и наслаждались им. Они подогревали его своими истерическими требованиями увеличить объем производства, повысить темпы. В ту пору папаша Браун с гордостью заявлял, что его сын Вернер как инженер-химик «длительное время руководил серийным производством на ракетном предприятии около Нордхаузена».
Тщетны попытки «доказать», будто Вернер фон Браун не знал обо всех ужасах «Доры» и не видел их. Его разоблачает и бывший политический заключенный № 31573 концлагеря «Дора» польский антифашист Адам Габала:
«...Немецкие ученые во главе с профессором Вернером фон Брауном также видели все это. Когда они проходили по штольням, они видели, как тяжело, не разгибая спины, работают заключенные, как над ними издеваются. Во время своих частых посещений лагеря «Дора» профессор Вернер фон Браун ни разу не протестовал против этой жестокости и бесчеловечности... На небольшой площадке рядом с помещением амбулатории валялись кучами трупы заключенных, замученных до смерти непосильным трудом и издевательствами мстительных надзирателей. Трупы людей выглядели издали как сплошная серая масса. Но ведь профессор Вернер фон Браун проходил мимо них, и проходил так близко, что почти касался трупов. Неужели это зрелище не произвело на него ни малейшего впечатления? Даже заключенных охватывал ужас при виде этой картины. Людям становилось дурно, их тошнило, они теряли сознание. Даже момент смерти заключенных не казался столь страшным, как их вид после смерти... Проходивший мимо профессор Вернер фон Браун даже не смотрел в ту сторону. Я не думаю, что в этот момент он был занят только мыслями о межпланетном пространстве и не видел умирающих в грязи и нечистотах. Он должен был их видеть! Почему он молчал?
Профессор Вернер фон Браун жив. Он не ответил на этот вопрос, потому что до сих пор никто не спросил его об этом. Поэтому я первый спрашиваю, почему он молчал?
В подземельях «Доры» кроме профессора Вернера фон Брауна находились и другие известные немецкие ученые, физики и химики, инженеры и техники. Там бывали офицеры и генералы третьего рейха. Они также молча проходили мимо трупов. Представители крупнейших фирм Германии ни одним словом не выразили своего протеста...»83
Фронт антифашистской борьбы проходил тогда не только на Востоке и Западе, он был и в самой Германии. Мужественные подпольщики-антифашисты, несмотря на нечеловеческие условия, боролись с заклятым врагом и в лагере «Дора».
С одним из транспортов заключенных из бухенвальдской внешней команды «Кассель» сюда прибыл истощенный узник в полосатой лагерной одежде.
– Фамилия, имя? – заорал эсэсовский шарфюрер84.
– Кунц, Альберт.
– Сколько лет в заключении?
– Одиннадцать.
– Ага, коммунист? – осклабился эсэсовец.
Шарфюрер сделал особую пометку в списке. Шагая в деревянных башмаках, Кунц занял место в строю своих товарищей по мукам. Колонна скрылась во мраке туннеля.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});