- Бука губки надула, - комментирует моё выражение лица, - Завтрак будет? Или я наказан? – касается пальцами моего подбородка.
С непривычки, от поцелуев, он покраснел и кожа стала шелушиться – плата за бесконечные поцелуи с парнем, имеющим двухдневную щетину. Положа руку на сердце – я никогда в своей жизни столько не целовалась, даже в совокупности. Часа три подряд ночью, устав смеяться, мы целовались. По легкому жжению сразу было понятно, что утром буду «красивая». Зато Руслан явно сменил состояние с грустного на возбужденное и вполне себе довольное.
- Сегодня экскурс в мир потаенного продолжится? – спрашивает, когда я завтрак для нас готовлю.
Вчера мы долго говорили, он о своем детстве рассказывал. Теперь я знаю, что он обожает домашнюю еду, а ресторанную наоборот. Но так вышло, что мама у них не большая любительница проявлять кулинарные способности. Более того, её жутко нервирует разносящийся по дому аромат готовящейся еды. Поэтому преимущественного они заказывали еду. Домработницам тоже запрещено было готовить. Жесть. Другими словами я это назвать не могу. Мой загон о том, что рыбу можно жарить только в беседке – сущие мелочи.
Если он попросит, готова даже на кухне пожарить. И шторы перестирать после этого.
- Ты сам попросил рассказать что – то интересное! – оборачиваюсь к нему, указательный палец вверх поднимая.
На руках капли теста для блинчиков, как назло, он их любит, а у меня они вечно некрасивые выходят. Рваные.
- Никак не мог ожидать, что ты про буквы «Ё» мне рассказывать станешь, - опирается на кухонный стул, скрещивая руки на груди.
- Просвещение масс – дело неблагодарное, - вздохнув, рукой взмахиваю, собираясь к готовке вернуться.
Руслан выпрямляется, руки по швам вытягивает.
- Буква «Ё» самая молодая буква русского алфавита, - задумывается, вспоминая мой вчерашний бред. Он щекотал, заставляя признаться, я с испуга ничего умнее не придумала, как про алфавит начать вещать, - Вошла в обиход в восемнадцатом веке. Была придумана княгиней Екатериной Дашковой, популяризирована писателем Державиным и историком Карамзиным, - его надо видеть, рассказывает громко и четко, как пионер на линейке. На меня смех накатывает, в попытке его сдержать – закашливаюсь, - Ну, ё моё, Яра, - качает головой, видя, как я отворачиваюсь в попытке дыхание восстановить.
Руслан мне стакан воды подаёт.
- Разве это не интересно? – спрашиваю, как только возвращается способность звучания.
- Безумно, - широко улыбается, - До этого я о ней знал только то, что она всегда под ударением находится. Ты мне её с совершенно новой стороны открыла, - задорно губы растягивает в улыбке.
- Обращайся, - кланяюсь.
Рядом с ним комфортно даже молчать. Явление очень ценное, учитывая, что на нейтральные, не рабочие темы я не часто общаюсь.
Потихоньку привыкая, мы многое узнаем друг о друге. Ему интересно абсолютно всё, и я рассказываю. Воспоминаниями о детстве делюсь, самыми ранними, ещё когда мама была. Рассказываю о том, как любила с ней в Якутию к родственникам летать. После её смерти, и смерти прабабушки летала, от силы, раз пять, а раньше обожала оставаться подолгу. Поразительные места с удивительной энергетикой, и волшебными обычаями.
- Каждый раз, когда мы приезжали, бабушка мамы разрешала мне на саламу ленточки завязывать. Якутская салама – ритуальная веревка из конских волос. Ею деревья связывают. У бабушки рядом с домом лиственницы росли, между ними натянута салама была. К каждому поезду я готовилась, собирала красоту, которую смогу повязать, как – то даже платья свои порезала на ленты, на них фигурки лошадей вышиты были, - вспоминаю с улыбкой, как папа тогда пообещал, что найдет мне такие же, чтоб маму не расстраивать. Узнала она и так, правда, когда я всё своё добро из рюкзака у бабушки во дворе вывалила, - По саламе божества ходят, чтоб не замараться.
- И выдержала она все вои дары? – мы сидим на диване, по краям, друг на против друга, кто – то росленький места занимает много, приходится свои ноги поверх его закинуть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Их вяжут в основном те, кто впервые Якутию посещает, но у меня абонемент был безлимитный, - грустно немного, не хватает их очень, - А еще она мне ленты в косы заплетала. Красивые очень. Поверх бастынга, дедушкиного производства, - он её сам выплавил из серебра, дома у папы хранится как память, - Это украшение для головы такое, в виде обруча с подвесками по обеим сторонам. Пока мама живая была, я любила наряжаться и её надевать.
В какой – то момент замолкаю, мне кажется, что слишком много болтаю. Утомительной быть не хочется. Но Руслан не дает тему перевести, про маму начинает расспрашивать. Ему интересно всё, вплоть до вероисповедания. Про Тенгрианство я много рассказать не могу, к своему стыду большая часть информации затерялась в памяти.
- С папой они гармоничны были во всем. Даже в вере. Саха тоже поклоняются Единому богу. Разногласий у них не возникало. Главное – доброту, благодетель, веру в всевышнюю силу в душе хранить. И природа. У мамы на Родине её почитают, коренные жители. Смотришь сейчас, как Сибирь вырубают и больно.
- Маленький, - сжимает - разжимает мою стопу много раз, - Не грусти.
- Буквы «я» у Саха, кстати, нет, это русские их Якутами называть начали.
- Мой мир прежним не будет, - кладет руку на сердце, сжимает, - Когда поедем ленты завязывать? Я тоже хочу быть счастливым, здоровым, - я готова хоть сейчас, чтоб мы подольше вместе могли побыть. Как только вернёмся в город – волшебство момента рассеется.
- На следующий год. Лучше к лету. Минус сорок – пятьдесят зимой явно тебя не порадуют, - и меня тоже, - А в ближайшие пару месяцев я буду земелькой занята. Да и ты тоже, - бегло смотрю на два ноутбука, лежащих на журнальном столике.
- Я для тебя время найду, - тянет меня за щиколотки на себя, в такие моменты смело себя игрушечной можно чувствовать, - Яр, почему именно земельные споры? После того, что ты сейчас рассказала, начинает казаться, что неспроста, - спрашивает, когда я у него на груди устраиваюсь.
- Возможно, - улыбаюсь, - В каком – то роде это самый неиспорченный из вариантов. Я стараюсь каждый раз вникнуть в суть дела, и встать на сторону тех, кто к объекту более бережное отношение имеет. Поэтому, собственно, в прокуратуре не задержалась. Не всё мне там по душе. Спасибо папе за возможность иметь право выбора, - логическая цепочка меня снова в грусть вгоняет, - Соскучилась по нему. Но мне с тобой нравится, правда, - обнимаю его покрепче. Иногда я переживаю за то, что Руслан может подумать, мол, моё к нему отношению безысходностью обусловлено.
- В доме тепло, а ты ночью так прижималась, что сомнения разом отпали, - подшучивает надо мной, рывком положение меняет, нависая сверху, - Послезавтра вернемся. Выхвачу от отца твоего. Надо себя контролировать, а – то впредь не станет меня вызволять…, - обрывает себя, к шее моей присасываясь.
Сердце бешено колотиться начинает, разум плывет. Всего лишь поцелуи, пусть и откровенные, настойчивые, но это ведь поцелуи! Что со мной будет в дальнейшем, я представить боюсь, но жду с нетерпением. Руслан покусывает легонько, следом зализывает, поднимается к уху. Губами обхватывает мочку, стонать начинаю ещё до того, как он её начинает посасывать. Ногами его обхватываю, трусь, яростно желая продолжения.
Фу быть такой! Если бы настояла на разговоре с Дани, до его приезда, сейчас бы грани отсутствовали.
- Тормози, Яр. Я силу выдержки не рассчитал, - отрывается от меня, на локтях приподнимаясь, - В душ схожу и вернусь.
Как только выходит из комнаты, я а спинки дивана отворачиваюсь. Лицо руками закрываю. Противоречия на части разрывают.
Глава 44
Грусть накрыла, как только села в машину. Через зеркало заднего вида старалась запечатлеть в памяти каждый фрагмент необычайного мира.
- Ярик, не грусти. Скоро вернемся, - Руслан щелкает меня по носу, голос звучит бодро.