Читать интересную книгу Сердце Ангела - Вильям Хортсберг

Круземарк хлопнул меня по плечу и блеснул своей "миллионной" улыбкой.

— Вы побили всех сыщиков Нью-Йорка, Энджел! Он проводил меня до выхода, расточая любезности, как мясник на бойне.

Глава тридцать девятая

Моя ладонь ощущала энергичное рукопожатие Круземарка, даже когда я вышел на улицу.

— Такси, сэр? — предложил швейцар, прикасаясь к обвитой гирляндами шнуров фуражке.

— Нет, спасибо. Я пройдусь пешком.

Мне хотелось поразмышлять, а не болтать с шофером о философии, мэре или баскетболе.

На углу здания, из которого я вышел, стояли двое. Один низенький и плотный, похожий в своей синей синтетической куртке и черных спортивных брюках на школьного тренера по футболу. Его компаньону было слегка за двадцать — короткая стрижка и влажные, молящие глаза Иисуса с почтовой открытки. Зеленый пиджак из акульей кожи на двух пуговицах и с подложными плечами болтался на нем как на вешалке.

— Эй, приятель, погоди-ка! — позвал тренер, вразвалочку приближаясь ко мне и держа руки в карманах куртки. — Хочу показать тебе кое-что.

— В другой раз, — бросил я.

— Нет, сейчас. — Тупое рыло автоматического пистолета уставилось на меня через клиновидный разрез наполовину расстегнутой на куртке молнии. Пистолет был 22-го калибра и предполагал профессионализм парня, — или его желание выглядеть профессионалом.

— Ты делаешь ошибку, — сказал я.

— Никакой ошибки. Ты ведь — Гарри Энджел, верно? — Пистолет исчез, нырнув под куртку.

— К чему спрашивать, если сам знаешь?

— Напротив, через улицу, есть парк. Давай заглянем туда, там нам никто не помешает.

— А как с ним? — кивнул я на паренька в акульем пиджаке, нервно следившего за нами влажными глазами.

— Он идет с нами.

Паренек пристроился сзади; мы пересекли Саттон-плейс и начали спускаться по ступеням к узкому парку, выходившему на Ист-Ривер.

— Хитрый трюк, — заметил я. — Взять да отрезать карманы в куртке…

— Четко срабатывает, а?

Аллея шла вдоль реки, и вода находилась футах в десяти под железными перильцами. На другом конце маленького парка седовласый мужчина в джемпере на пуговицах прогуливал на поводке йоркширского терьера. Он приближался к нам, подстраиваясь под семенящий бег пса.

— Подождем, пока этот тип слиняет отсюда, — предложил тренер. — Полюбуйся панорамой.

Паренек с глазами Христа облокотился о перила и уставился на баржу, рассекавшую течение в проливе у Вэллфер-Айленд. Тренер стоял за мной, балансируя на носках, будто призовой петух. Впереди, йоркширский терьер задрал ногу над мусорной урной. Мы ждали.

Я поднял глаза на ажурные переплеты моста Квинсборо и на застывшее в их изгибах синее безоблачное небо. "Полюбуйся панорамой". Какой прекрасный денек. Лучшего для смерти и не выпросишь, так что любуйся панорамой и не рыпайся. Спокойно глазей на небо, пока не исчезнет единственный свидетель, и старайся не думать о радужной, с примесью нефти, воде, пока ребята не перебросят тебя через перила с пулей в глазу.

Я покрепче сжал ручку "дипломата". С тем же успехом мой курносый "смит-и-вессон" мог лежать и дома, в ящике стола. Человек с собакой был уже футах в двадцати. Я перенес вес тела на другую ногу и глянул на тренера, ожидая, что он сделает ошибку. И на секунду тот отвлекся, следя за приближением владельца собаки. Этого было достаточно.

С силой размахнувшись кейсом, я ударил его в промежность. Он истошно завопил и сложился вдвое; случайный выстрел грохнул из-под куртки, пуля срикошетила об асфальт. Шума от него получилось не больше, чем от чиханья.

Йоркширский терьер натянул поводок и визгливо залаял. Я схватил "дипломат" обеими руками и опустил его на голову тренера. Он хрюкнул и рухнул наземь. Я пнул его локоть, и "кольт" с рукояткой, отделанной перламутром, запрыгал по асфальту.

— Зови полицию! — заорал я разинувшему рот джентльмену в джемпере, и в это время глазастый паренек насел на меня с короткой дубинкой в костлявом кулаке. — Эти типы хотят убить меня!

Я прикрылся "дипломатом" как щитом, и дубинка скользнула по дорогой телячьей коже. Я пнул его, — он, приплясывая, отскочил. Длинноствольный "кольт" лежал заманчиво близко, но я не мог рискнуть и наклониться. Паренек тоже заметил его и попытался отрезать мне путь, но недостаточно быстро. Пинком я сбросил пистолет в реку.

Это оставило меня открытым. Он смазал мне по шее своей тяжелой дубинкой — теперь пришел мой черед вопить. Боль вышибла слезы из глаз, я едва не задохнулся. Я как мог прикрывал голову, но паренек овладел положением. Он нанес мне косой удар по плечу, и я почувствовал, как взрывается левое ухо. Падая, я увидел, что человек в джемпере сгреб своего тявкающего пса в охапку и вопя побежал вверх по ступеням.

Я провожал его взглядом сквозь розовый туман боли, стоя на четвереньках. Голова гудела, как охваченный пламенем поезд. Паренек ударил еще раз, и поезд скрылся в тоннеле.

В кромешной тьме мигали лучики света. Грубый асфальт под моей щекой был липким и скользким. Казалось, я спал долго, как Рип ван Винкль, но открыв действующий глаз, увидел, как паренек помогает тренеру подняться на ноги.

У того выдался крутой денек. Обеими ладонями он прикрывал пах. Приятель, поторапливая, тянул его за рукав, но тренер не спешил и, прохромав ко мне, ударил прямо в лицо. "Получай, падаль", — расслышал я, прежде чем он повторил удар. После этого я уже ничего не слышал.

Я находился под водой, тонул в ней. Впрочем, это была не вода, а кровь. Поток крови нес меня, крутя и переворачивая. Я тонул в крови, задыхался. Жадно раззевая рот, я глотал сладкую кровь.

Наконец кровавый прилив вынес меня на берег. Я услышал ревущий прибой и пополз, чтобы он не увлек меня назад. Мои руки коснулись чего-то холодного и металлического. Это была кривая ножка парковой скамейки.

Из тумана донеслись голоса:

— Вот он, офицер. Это тот самый. Боже мой! Гляньте, что они с ним сделали.

— Полегче, приятель, — произнес другой голос. — Теперь все в порядке. — Сильные руки подняли меня из кровавой лужи. — Расслабься, парень. Все будет хорошо. Ты меня слышишь?

Попытка ответить родила лишь булькающие звуки. Я цеплялся за скамейку, как за спасательный плотик в бурном море. Крутящийся красный туман рассеялся, и я увидел честное, простое лицо на синем фоне. Двойной ряд золотых пуговиц сиял, отражая солнечный свет. Я сосредоточился на его жетоне, пока его номер не стал почти разборчивым. Пытаясь сказать "спасибо", я вновь издал булькающий звук.

— Расслабься, приятель, — повторил патрульный с простоватым лицом. — Тебе скоро помогут.

Закрыв глаза, я услышал первый голос:

— Это просто ужасно. Он пытались застрелить его.

— Останьтесь с ним, — попросил патрульный, — я найду служебный телефон и вызову скорую.

Солнце грело мое разбитое лицо. Каждая отдельная рана пульсировала, будто внутри у них находились крошечные сердца. Я протянул руку и ощупал лицо. Все в нем казалось чужим. Лицо незнакомца.

Шум голосов снова вырвал меня из забытья. Патрульный благодарил человека с собакой, называя его "мистером Гротоном". Он просил его придти в удобное время в участок, чтобы написать заявление. Гротон пообещал придти сегодня днем. Я прохрипел слова благодарности, в патрульный снова принялся успокаивать меня.

Казалось, именно в эту минуту прибыла "скорая помощь", но я знал, что этому предшествовало очередное забытье.

— Полегче, — говорил один из санитаров. — Возьми его за ноги, Эдди.

Я сказал, что могу идти, но колени подогнулись, едва я попытался встать. Меня уложили на носилки, подняли и понесли. Пожалуй, следить за происходящим не имело смысла. В машине пахло блевотиной. Перекрывая вой сирены, хохотали водитель с напарником.

Глава сороковая

Мир снова обрел четкость в приемном покое больницы Бельвью. Сосредоточенный юный практикант промыл и зашил мой рваный скальп, и пообещал сделать все возможное с тем, что осталось от левого уха. Демерол облегчил эту процедуру. Я улыбнулся медсестре, продемонстрировав сломанные зубы.

Меня как раз везли на рентген, когда появился детектив из полицейского участка. Шагая рядом с креслом-каталкой, он спросил, знаю ли я людей, которые пытались меня ограбить. Я ни единым словом не разочаровал его в этой версии, и он ушел с описанием тренера и паренька.

После того, как они кончили просвечивать мою голову изнутри, док посоветовал мне немного отдохнуть. Я не возражал, и меня уложили на койку в палате для несчастных случаев, угостив еще одним уколом. После этого я очнулся, когда сестра разбудила меня на ужин.

Справляясь с порцией тертой моркови, я обнаружил, что меня собираются оставить здесь на ночь. Рентген не обнаружил трещин, но не исключалось сотрясение мозга. Я чувствовал себя слишком паршиво для того, чтобы поднимать шум, и после ужина из детского питания сестра проводила меня к платному телефону в коридоре. Я позвонил Эпифани, что не приду домой.