большинство депутатов, — как заметил современник Лукас Аламан, — не знало, что такое Рубикон, и понятия не имело, почему Цезарь перешел его», эти слова были встречены всеобщим одобрением{131}.
11 апреля конгресс принял решение о реорганизации регентского совета, откуда вывели ставленников Итурбиде. Одним из вновь назначенных регентов стал Н. Браво. Конгресс высказался также за сокращение численности постоянной армии примерно вдвое и обсуждал проект постановления о запрещении представителям исполнительной власти занимать командные должности. В парламенте и в прессе усилились республиканские настроения, в распространении которых весьма значительную роль играли масонские ложи. Эти настроения проникли даже в армию.
В то же время в стране росло недовольство медлительностью конгресса, так как депутаты вели бесконечные дискуссии и не спешили с разработкой конституции, организацией различных отраслей управления, восстановлением хозяйства и решением других неотложных политических и экономических вопросов. Высшее духовенство, крупные помещики, военные круги стремились к созданию твердой власти. В такой обстановке Итурбиде, выражавший интересы феодально-клерикальной верхушки господствующих классов, опираясь на поддержку большей части армии, решил произвести государственный переворот и установить открытую военно-монархическую диктатуру.
Но он до последнего момента не раскрывал карты. Напротив, желая усыпить бдительность своих противников, Итурбиде 15 мая объявил, что немедленно уйдет в отставку, если армия не будет увеличена. Это требование, как и прежде, аргументировалось тем, что без многочисленной и боеспособной армии Мексике не удастся сохранить независимость. «Кромвель, принц Оранский, Вильгельм Телль и Вашингтон избавили свои страны от тирании и деспотизма, сражаясь и командуя войсками», — констатировал Итурбиде в послании регентскому совету. Нарисовав затем мрачную картину мексиканской действительности, он гневно спрашивал: «Что такое Мексика? И это называется нацией? И при таком положении нам уже в тягость армия, заложившая первый камень в здание свободы?»{132}. Предъявленный ультиматум заставил конгресс уступить. Но было уже поздно.
В ночь с 18 на 19 мая 1822 г. по инициативе сержанта Пио Марча подразделения 1-го пехотного полка (несшего личную охрану главы правительства), а вслед за ними и остальные части столичного гарнизона подняли инспирированный правящей кликой мятеж под лозунгом «Да здравствует Агустин I, император Мексики!». К мятежникам присоединилась часть городской бедноты и деклассированных элементов — леперос, стекавшихся отовсюду к особняку генералиссимуса, известному под названием «дворца Монкада».
Итурбиде вышел на балкон и, лицемерно разыгрывая неудовольствие, всем своим видом показывая, будто поступает вопреки желанию, заявил, что «подчиняется воле народа». Впоследствии он утверждал, что вовсе не собирался уступать требованиям толпы и передумал лишь по совету одного из своих приближенных, якобы сказавшего ему: «Ваше несогласие будет воспринято как оскорбление, а гнев народа не знает границ. Во имя народного блага Вы должны принести эту новую жертву. Родина в опасности. Еще мгновение нерешительности, и Вы услышите, как эти возгласы сменятся угрозами смерти»{133}.
На самом же деле это была заранее подготовленная инсценировка, не имевшая ничего общего с подлинными стремлениями населения. Очевидец событий Лоренсо де Савала указывал, что массы отнюдь не желали видеть Итурбиде на престоле{134}. Как подчеркивает современный мексиканский историк Карлос Ибарра, народ вовсе не поддерживал узурпатора, пользовавшегося популярностью только «среди черни и солдатни»{135}.
Утром 19 мая собралась чрезвычайная сессия конгресса. Она происходила в здании, окруженном неистовствовавшей толпой сторонников Итурбиде, которая заполнила также зал заседаний и галереи для публики. Присутствовали только 82 депутата (при кворуме в 102[21]).
Предложение об избрании императора в соответствии с «волей народа» аудитория встретила гробовым молчанием. Потом один из депутатов, желая выиграть время, робко заметил, что надо бы запросить мнение провинций. Тогда солдаты и леперос, потрясая саблями и ножами, стали кричать, что перережут глотки депутатам, если те до часа дня не примут решение. Угроза подействовала. 67 голосами конгресс постановил «избрать конституционным императором Мексиканской империи сеньора дона Агустина де Итурбиде под именем Агустина I»{136}. Комиссия в составе 24 депутатов вручила текст этого постановления императору.
24 мая Итурбиде принес присягу, поклявшись защищать католическую религию, соблюдать конституцию, которую в будущем выработает конгресс, а также издаваемые последним законы, декреты и распоряжения, уважать права нации и свободу личности. Речь, произнесенную вслед за тем перед депутатами, Итурбиде закончил словами: «Будьте уверены: если я окажусь недостойным вас, жизнь станет мне ненавистна. Великий боже! Да не случится так, чтобы я когда-либо забыл, что монарх для народа, а не народ для монарха»{137}.
Монархия объявлялась наследственной — в случае смерти императора корона должна была перейти к его старшему сыну Агустину Херонимо. Всем детям Итурбиде, его отцу и сестре присваивались титулы принцев и принцесс. Для ведения текущих дел монарх назначил Государственный совет в составе 13 человек, выбранных им из числа 39 кандидатов, предложенных конгрессом. Они представляли высшее духовенство, крупное купечество, генералитет, верхушку бывшей колониальной бюрократии.
Придавая большое значение акту коронации, Итурбиде тщательно готовил его. Поэтому торжество, первоначально назначенное на 27 июня, под предлогом болезни императора отложили почти на целый месяц. Власти постарались не ударить в грязь лицом. Образцом для них в смысле торжественности и пышности церемонии служили европейские дворы.
В соответствии с процедурой, разработанной специальной комиссией конгресса, в 10 часов утра 21 июля император в карете, эскортируемой высшими офицерами, отбыл из «дворца Монкада». В другом экипаже в сопровождении придворных дам ехала его жена. Ее роскошное платье, сшитое французской портнихой, по фасону напоминало то, в котором при коронации Наполеона появилась императрица Жозефина. За ними следовали высокопоставленные чиновники и представители церкви. Возле центрального входа в кафедральный собор пышный кортеж встретили члены соборного капитула и епископы Пуэблы, Дуранго, Оахаки, Гвадалахары.
Войдя в храм, Итурбиде приблизился к подножию алтаря. После помазания, совершенного епископом Руисом де Кабаньясом, председатель конгресса Рафаэль Манхино возложил корону на голову коленопреклоненного монарха. По окончании церемонии процессия проследовала обратно к «дворцу Монкада», где императорской семье предстояло находиться, пока не отремонтируют бывший дворец вице-короля, предназначенный служить постоянным местопребыванием двора и правительства.
Обширный штат придворных Агустина I включал мажордома, церемониймейстера, восемь адъютантов, главного раздатчика милостыни, духовников императора и императрицы, камергеров, фрейлин, капелланов, пажей и пр.
Хотя провозглашение империи не встретило никакого организованного противодействия, его резко осудил ряд видных деятелей. Среди тех, кто считал, что решение конгресса, принятое под давлением, не имеет законной силы, были Висенте Рокафуэрте, Гуадалупе Виктория, священник Хосе Сервандо Тереса де Мьер и др.
В июле 1822 г. конгресс санкционировал присоединение к Мексиканской империи центральноамериканских провинций. Однако провинциальная хунта Сальвадора, являвшегося основным очагом сопротивления экспансионистским планам Итурбиде, по-прежнему отказывалась подчиняться как гватемальским властям, так