Читать интересную книгу Лед и алмаз - Роман Глушков

Пропади все пропадом! Услыхав это, я аж поперхнулся. И, кабы не сидел пристегнутым к креслу, точно плюхнулся бы от такой сногсшибательной новости на задницу. И проложенная в снегу магистраль, и сбой бортового навигатора, и заложенные уши, и охватившая преследователей странная нерешительность… Все это вмиг сложилось передо мной в единую картину. И даже название у этой картины имелось. Весьма романтическое:

«Лестница в небо»!

И пусть название это соответствовало истине, на небо меня и моих товарищей эта лестница привести точно не могла. Ну, разве что совсем ненадолго. И лишь затем, чтобы сбросить нас — грешников, — с тех горних высей прямиком в Ад.

— Стой! — крикнул я Жорику, позабыв не только о Грободеле, но и вообще обо всем на свете. Прятки, погони, перестрелки… Елки-палки, какой же мелочной суетой кажется все это на фоне беды, в которую мы только что по моей милости влипли! — Разворачивайся! И гони обратно что есть духу! Может быть!..

«…еще не все пропало» — хотел я договорить. Но увы — все пропало до того, как я успел это произнести.

Каким образом пропало? Странный вопрос. А как обычно пропадает что-либо на нашей планете? Просто берет и исчезает, либо временно, либо насовсем. Что в равной степени относится и к людям. Вот только пропадаем мы в Пятизонье чаще всего с концами — такие уж тут порядки. И за их соблюдением Зона следит строже, чем самая суровая воспитательница из института благородных девиц…

Глава 8

Уверен, вы согласитесь со мной в том, что мудрость матери-Природы безгранична, и все, чем она одаривает человека, идет ему исключительно во благо. Даже то, что обязано его убивать.

Это я к чему — вот, например, что бы вы выбрали: упасть с огромной высоты и погибнуть от удара о землю или еще в падении — от разрыва сердца? Боюсь показаться неоригинальным, но я бы выбрал второй вариант. Да и вы, полагаю, тоже. Ведь мы с вами разумные, трезвомыслящие люди, так? И нам гораздо приятнее, издав предсмертный крик, умереть в свободном полете, нежели слышать в последние мгновения нашей жизни хруст собственных костей и чувствовать, как сломанные ребра пронзают нам легкие.

Что ни говори, а хорошо придумала Природа, вживив в нас такой механизм автоматической самоликвидации. И потому было бы невежливо упрекать ее после этого в отсутствии гуманизма. Одно плохо: как и любой другой механизм в нашем не идеальном мире, этот также подвержен досадным сбоям. Что, учитывая его специфическую задачу, ведет уже отнюдь не к гуманным последствиям…

Когда я сказал «все пропало», это лишь наполовину соответствовало истине. «Все» не исчезло — оно осталось на прежнем месте. Это мы исчезли из окружающего мира, угодив в одну из зловещих ловушек Пятизонья — «Лестницу в небо».

Она искривляла пространство таким хитрым образом, что, попав в эту аномалию, вы поначалу совершенно ничего не чувствовали. Как шли, так и продолжали идти по своим делам, не замечая за собой и привычной реальностью никаких метаморфоз. Кроме разве что резкого перепада давления, ни с того ни с сего закладывающего уши. Не так сильно, как наши уши, если вы передвигались пешком, но тоже ощутимо. Однако в Пятизонье, с его климатическими и иными катаклизмами, сталкеры, бывало, страдали от перепадов давления по десять раз на дню, и сам по себе этот факт еще ни о чем не говорил. Но заставлял насторожиться, когда подобное происходило с вами в спокойной обстановке, посреди чистого поля и при благоприятной погоде.

И я бы насторожился, если бы наша ситуация подпадала хотя бы под одно из трех вышеупомянутых условий. Но погоня, береговой склон и надвигающийся снегопад напрочь сбили меня с панталыку. И вдобавок отшибли память, ведь я помнил, что, неразличимые без специальных индикаторов летом, зимой «Лестницы» оставляли на снегу следы. И, как правило, это были идеально ровные, словно вырезанные лазером, траншеи.

Лог, в который мы въехали, очень даже напоминал такой след. И на армейских картах он наверняка был уже отмечен и опознан как ловушка. Вот почему Грободел сюда не сунулся. И не стрелял он по нам потому, что чистильщики нас попросту не видели. А видели они лишь оставленную «Кайрой» колею, которая обрывалась на въезде в снеговой желоб. Сами же мы в этот момент находились в области искривленного пространства, продолжая глядеть на неизменившийся окружающий мир, в то время как нас в нем уже не было.

Поняли что-нибудь? Нет? Я — тоже. Да и не важно. Прожив в Пятизонье пять лет, мне не удалось расшифровать и полпроцента всех здешних головоломок. И не мне одному. На какую только чертовщину порой не наткнешься под куполами Барьеров, которые, к слову, тоже есть одного поля ягода со всеми этими «Лестницами», «Фричами», тамбурами и прочими «Лототронами».

Бортовой компьютер «Кайры» имел не самый лучший детектор аномалий и потому не зарегистрировал наше приближение к ловушке. Свистуновский «Дока», как более продвинутый аппарат, исправно предупредил хозяина об опасности. Но поскольку Тиберию в ту минуту было не до мини-компа — бедолага-ученый как раз выблевывал остатки завтрака, — старания «Доки» пропали всуе. Когда же Свистунов снова начал адекватно воспринимать реальность, было слишком поздно — она сама уже стала неадекватной и непредсказуемой.

Положительной стороной «Лестницы в небо» являлось то, что она не отнимала у человека разум, не перемалывала в фарш, не лишала жертву подвижности и вообще возвращала ее в привычный мир такой, какой ее оттуда забирала. Отрицательная сторона у этой ловушки была всего одна: она выбрасывала своих жертв не там, где их похищала. И только. Даже тамбуры и Барьеры по сравнению с ней причиняли нам больше мучений. Но не все здесь, разумеется, было так просто. О том, где оказывались жертвы «Лестницы», покинув искривленное пространство, красноречиво говорило ее название. Туда же занесло и нас. И хотя считать это полноценным небом было, конечно, нельзя, высота в триста девяносто четыре метра над землей, где мы внезапно очутились, говорила сама за себя.

Откуда такие конкретные цифры, спросите вы? Не буду ручаться за их точность, но именно это число высветилось красным и застыло на дисплее за миг до того, как навигатор подмигнул нам в последний раз и впал в глубокий ступор. Да, похоже, электронный мозг «Кайры» все-таки не выдержал шквала противоречивой информации. И, запутавшись в расчетах, завис тогда, когда вынырнувшая из ловушки «Кайра» в буквальном смысле зависла в небе над Новосибирском.

Хлоп!

Что это был за звук? Да черт его знает. Возможно, скомканное пространство вновь расправилось и выкинуло нас из своих складок, словно встряхиваемая простыня — хлебную крошку. Это уже неважно. А важно то, что вместо снежного желоба, по которому мы только что катились, под нами раскинулась вся локация, от горизонта до горизонта! Северная ее половина стала видна как на ладони! Южная — та, где сейчас вовсю валил снег, — полностью скрыта за его пеленой. Но зато сам фронт непогоды с этого ракурса выглядел совершенно грандиозно.

Невообразимо! Неописуемо! Мать твою перемать и бабушку в придачу!..

Мы пробыли в воздухе что-то около тридцати или сорока секунд. Но дабы передать вам весь драматизм и не упустить ни одной детали этого короткого, яркого приключения, я позволю себе «замедлить» наш полет настолько, насколько сочту нужным. Ведь готовы же вы потратить день на то, чтобы съездить на загородный аэродром ради трехминутного прыжка с парашютом? Вот и я уделю этой части моей истории чуть больше времени, чем она продолжалась в действительности…

Не извести нас Тиберий о том, в какое дерьмо мы вляпались, каждый из нас испытал бы сейчас немалый стресс и мог запросто умереть от разрыва сердца. Но, поскольку на момент вознесения в поднебесье мы были уже в курсе, где вот-вот окажемся, то и от шока никто из нас не умер. Чему, правда, в нашем положении приходилось не радоваться, а горько сокрушаться. Смерть, уготованная нам «Лестницей в небо», была гораздо ужаснее.

Пережив первый — самый мощный — выброс адреналина и осознав, что мое сердце все-таки не разорвалось, я, вопреки ожиданию, вовсе не огорчился тому, что еще жив. Напротив, во мне вмиг пробудились жажда жизни и желание отсрочить наш контакт с землей, насколько это возможно. Короче говоря, я твердо решил барахтаться до конца, пусть даже отсутствие у меня крыльев делало этот конец откровенно незавидным.

— Вырубай мотор! — перво-наперво проорал я на ухо Жорику. — Вырубай его на хрен!

Тугодумы, вроде Дюймового, — люди по-своему уникальные. Они могут очень долго оценивать обстановку и серьезность угрозы, зато короткие, четкие приказы исполняют быстро и без колебаний. Судя по выражению лица Жорика, до него еще не дошло, куда зашвырнула нас нелегкая, но мою команду его мозг переварил мгновенно. Рука пилота метнулась к пульту, пальцы коснулись нужных сенсоров, и вой турбины начал стихать. И стихать быстро, видимо, напарник не просто вырубил зажигание, а задействовал систему экстренной остановки двигателя.