я совсем лысый. А затем во сне я играл в карты с американцами: главным обвинителем Джексоном и судьей Биддлом. Мне кажется, мы играли в покер. Я страшно проигрывал. Говорят, что невезение во сне приносит счастье в жизни. Я все время говорил “двадцать два”, когда нужно было сказать “двадцать одно”. Почему мне выпало такое наказание?
Сейчас хрипловатый крик совы смешался с ночным концертом духов Шпандау. Совы, подобно соколам, гнездятся в стенах и башнях тюрьмы. Вместе с воронами и грачами они часто посещают эти места. Однажды мы нарушили покой одного из этих обитателей, когда нам пришлось убирать коридор огромного здания тюрьмы перед инспекцией офицеров оккупационных держав.
Шесть часов утра, горнист пропел утреннюю зарю. Включили полный свет. В дверях камеры гремят ключи. Время вставать, идти умываться. Мне нужно минут десять, чтобы собраться с силами. В голове шум, глаза воспалены.
Итак, наступил день. О, скорей бы он кончился!”
Функу не разрешили послать это излияние жене. В нем было много того, о чем запрещалось писать в тюремных письмах. В ноябре 1949 года, спустя полтора месяца после операции и пребывания в камере для выздоравливающих, Функ снова был переведен в свою камеру, и доктору Геншару было дано указание лично проследить за продолжением курса лечения.
Лечение пошло на пользу, и перед возвращением в камеру Функ был в хорошем настроении, много шутил, рассказывая разного рода истории, в основном пикантные, санитарам Боону и Просту, а также с любовью вспоминал свое постоянное увлечение на досуге — игру в вист. Он так любил эту карточную игру, что и сейчас продолжал рассказывать невероятные истории, связанные с этой игрой. Бывший советник Гитлера по финансам сиял от восторга, когда рассказывал, как однажды ему удалось обмануть Гесса, поверившего его анекдоту об известном композиторе Ричарде Штраусе.
“Ты знаешь, — рассказывал он Гессу, — однажды Штраус заставил долго ждать переполненный зал своего появления на сцене лишь только потому, что за кулисами он доигрывал со мной партию в вист. В вечерних фраках мы втиснулись в крошечную каморку за сценой, и Штраус ни за что не хотел уходить, пока не доиграет партию. Более того, в антракте мы снова засели за игру”.
Гесс, не обладавший чувством юмора, изумлялся, слушая болтовню Функа. “Вы знаете, — говорил Функ, трясясь от смеха, — он действительно поверил. Я не сомневаюсь. Гесс — живое свидетельство того, что душевнобольные, пьяницы и дураки всегда охраняются Богом. Когда думаешь о Гессе и его странных поступках, лишний раз убеждаешься, что Германией правили невменяемые люди”.
Вальтер Функ, безусловно, себя к ним не причислял.
Глава 16
Луиза Функ, жена Функа, не оставалась безучастной к происходящему. Во время суда в Нюрнберге она даже пыталась покончить с собой. Это сообщение облетело тогда весь мир. В дальнейшем фрау Функ стала одной из самых деятельных жен заключенных, предпринимавших настойчивые попытки добиться освобождения своих мужей из Шпандау или хотя бы смягчить им меру наказания.
Жила жена бывшего могущественного министра рейхсбанка на полном государственном пансионе в гостинице маленького городка Геченберг, недалеко от известного в Баварии курорта Бад Тольц, который во время расцвета нацизма был излюбленным местом отдыха высокопоставленных гитлеровских чинов, их жен и любовниц.
Гостиница представляла собой большой сельский дом. Два верхних этажа были специально оборудованы для проживания гостей. При входе в дом в нос ударял резкий запах хлева, и это неудивительно. Содержание скота в семейном подворье — традиционное занятие фермеров Баварии. И гостиница не стала исключением. Ее владелец — крупный мужчина с огромными сильными руками, раньше был управляющим имением Функов.
В этом уютном местечке Луизу Функ посетил английский журналист Д. Фишман, которому в свое время не удалось проникнуть в тюрьму Шпандау. В конце 50-х годов он ездил по Германии и побывал почти у всех жен заключенных.
Когда он заговорил с фрау Функ о муже, она прослезилась: “Вальтер на Нюрнбергском процессе был осужден по сфабрикованному обвинению, — сказала она. — Он был обвинен по ложному показанию обергруппенфюрера СС Поля[1], который под пытками дал эти показания. Поль договорился о передаче золотых зубов, изъятых у замученных в концентрационных лагерях евреев, в хранилища рейхсбанка, которые были под началом моего мужа. Я убеждена, что мой муж и не знал о существовании этих зубов. Поля пытали и избивали до тех пор, пока он не дал нужные показания против моего мужа. Рассказывали, что нанесенный на его лицо крем сбривали ржавым лезвием, пока не начиналось кровотечение. Затем раны посыпали солью. Испытывая невероятную боль, Поль давал требуемые показания, которые тут же передавались американскому судье как доказательство вины моего мужа”.
А когда ее спросили, есть ли у нее доказательства столь жестокого обращения с генералом Полем, она отвечала, как заведенная: “Я знаю это. Я это знаю”. Но все же вынуждена была признать, что у нее нет каких-либо конкретных доказательств. “Мой муж был самым порядочным и неподкупным человеком в Германии, — продолжала она со слезами в голосе. — Мы прожили вместе 35 лет, и его никогда не интересовала политика. И как он может отвечать за то, о чем он не знал? Если, например, убийца, чтобы не быть изобличенным, принесет в чемодане труп жертвы и оставит его в банке, а полиция каким-то образом вдруг обнаружит этот труп, что, это будет основанием для ареста управляющего банком?” Трудно было сказать, что это: наивность или попытки хоть как-то оправдать в глазах окружающих своего мужа-чудовище?
Во время разговора с журналистом жена Функа указала на кровать. “Посмотрите на эту примитивную кровать, — воскликнула она, — она такая же, на какой спит мой муж в Шпандау! Я могла бы лежать на одной из лучших кроватей моего старого дома, но на этой я мучаюсь, не смыкая глаз, думая о Вальтере. И я буду спать на ней до тех пор, пока он в тюрьме”.
Луиза Функ показала некоторые вещи, принадлежавшие ее мужу, и в частности массивные часы из платины, пояснив, что они ходят уже тридцать лет и отстали за это время только на две минуты. На них была надпись: “Великому имперскому мастеру Шрамму от благодарных членов Палаты имперских мастеровых”. Эта надпись не указывала на то, что часы были подарены лично Вальтеру Функу. В письмах же Функ и его жена очень переживали, что злоумышленники украли у них серебряную цепочку с сердечком, спрятанные под деревом в саду.
Затем фрау Функ достала золотой предмет величиной с металлический доллар. Нажала