Читать интересную книгу Трагедия казачества. Война и судьбы-3 - Николай Тимофеев

Проходит несколько дней, нас вызывают, беседуют: военная специальность, звание, участие в боях, где, что, были ли ранения. У кого были ранения, предлагают получить немецкий «Знак за ранение», предложили и мне, но я сказал, что ранение получил, будучи бойцом Красной Армии.

Почти каждый день — воздушная тревога, над нами пролетают англо-американские бомбардировщики, причем иногда по несколько сотен, мы бежим подальше в лес, час-два гуляем там. Наш лагерь не бомбили ни разу.

В основном бездельничаем. Кроме поисков земляков, делать нечего. Еще карты. Я всегда играю успешно, выиграл офицерский планшет и маленький дамский пистолетик с шестью патронами.

Вот и наша судьба. Формируется маршевая команда из пятидесяти человек, старший — вахмистр Николай Иванов, направление — в 15-й казачий корпус, в Хорватию.

Погрузились, поехали. До Вены доехали без приключений, пересаживаемся на другой поезд, двигаемся дальше. Начинаются приключения; не доезжая до Марбурга, поезд останавливается в тоннеле и стоит. Положение некрасивое — два длинных поезда с паровозами в противоположные стороны стоят в тоннеле, весь тоннель забит дымом, скоро уже становится невозможно дышать, а ехать нельзя, бомбят Марбург. Мы уже чуть ли не все выходим из тоннеля подышать воздухом, впереди слышен непрерывный грохот.

Час прошел — стоим, второй прошел — стоим. Самолеты, видим, улетели — стоим. Наконец, трогаемся, медленно, потихоньку. Въезжаем на станцию Марбург, страшное зрелище, расчищены только две колеи, наша и встречная. А остальная территория станции — нагромождение кирпича, бетона, металла, опрокинутых и изуродованных вагонов, кругом пламя и дым, в котором возятся покрытые пылью люди.

Простояли несколько часов, едем дальше. Доезжаем до Загреба, этот поезд дальше не идет. Ночуем в гостинице для солдат возле вокзала, ночью выспаться как следует не удалось: несколько казаков, слегка «подогревшись», пошли уже вечером прогуляться по городу и затеяли драку с немецкими солдатами. Пришлось всей нашей команде бежать на выручку. «Казаков бьют!» и здесь закон железный.

Географию здешних мест мы не знаем, куда едем — тоже. Снова на поезд, на этот раз товарный и едем в направлении на Кутина. Но теперь путешествие отнюдь не спокойное, английские самолеты несколько раз заставляли поезд останавливаться, а нас — разбегаться, благо, везде лес вплотную к путям. Хорошо, что английские самолеты — истребители, и не бомбят, а только обстреливают из пулеметов. Тоже, конечно, хорошего мало, но мы все-таки медленно, но продвигаемся.

К вечеру высаживаемся. Большое село, название не помню. Размещаемся в нескольких домах на окраине села. Немного после полуночи вдруг где-то совсем близко возле нас разгорается интенсивная стрельба; мы все вскакиваем, собираемся в одном дворе, но что нам делать без оружия. Кроме моего игрушечного пистолетика, у нас ничего нет, а опасность была где-то совсем близко.

Слава Богу, часа через два боя эта суматоха заканчивается. Так мы и не узнали, что это было: нападение титовцев или так, что-то по пьянке.

События разворачивались быстро. Уже утром нас разделили, не знаю, по каким признакам, на две группы. Скорее всего: пехота и кавалерия, но нас самих никто ни о чем не спрашивал. Может, еще в запасном полку судьба наша была решена.

Наша группа переходит в другое село и является в штаб. Есть тут уже все и проясняется — это штаб 8-го Пластунского полка 15-го казачьего кавалерийского корпуса.

Штаб размещается в обыкновенном сельском доме, и нас встречает сам командир полка подполковник Некрасов, небольшой щупленький офицер в камуфляже и с каким-то древним револьвером на поясе. Потом, через несколько дней, в ответ на мое недоумение, кто-то из старожилов полка объяснил мне, что этот «древний» револьвер — награда великого князя Николая Николаевича за какой-то успешный бой во время первой мировой войны. Такой предмет не выбросишь.

Подполковник расспрашивает каждого: кто, откуда? Доходит до меня, вопросы обычные.

— Какой станицы?

— Ярославской.

— Труфановых знаешь?

— Знаю. Со старшим сыном Николаем мы учились в одном классе до седьмого класса. А потом они уехали, кажется, в Хадыженскую.

— А отец?

— Отец работал в райисполкоме, по-моему, в РайЗО, то есть, в райземотделе, но точно не могу сказать.

Мне очень хотелось спросить Некрасова, откуда он, белоэмигрант, знает семью Труфановых, но храбрости на это у меня не хватило.

На следующий день я в этом же штабе получаю назначение: командиром минометного отделения в 8-й эскадрон. В нашем 2-м дивизионе четыре эскадрона: три пластунских и один так называемый «тяжелый», в котором орудия, минометы и станковые пулеметы.

Командир эскадрона отводит меня к моим минометчикам. В моем отделение два расчета 50-мм минометов по 5 казаков в каждом расчете. Один из наводчиков немолодой ефрейтор, знакомит меня с остальными.

Мне выдали полуавтоматическую винтовку СВТ-40, и я принялся исполнять свои обязанности. Для начала я выяснил, что и при каких обстоятельствах мы должны делать в этом селе. Оказалась, что почти ничего, но есть приказ подготовить две позиции для двух минометов в двух почти перпендикулярных направлениях для стрельбы за пределы села, и эти позиции готовы. Я осмотрел их и все забраковал. Действительно, что это за позиция для минометов за плетнем по направлению возможного обстрела, когда в этом же дворе есть кирпичный сарай, за которым очень хорошо можно установить минометы, а руководить огнем можно с чердака этого же сарая (то есть, место для меня). После этого я шагами измерил расстояния до опушки леса за крайними домами и составил на бумаге схему с ориентирами. Уверен, что мои лихие минометчики с иронией отнеслись к моим усилиям: дескать, новая метла чисто метет, а то и хуже, выпендривается, грамотность свою хочет показать. Честно говоря, в некоторой степени это было правдой.

Прошло несколько дней, и я уже освоился и многое узнал. 8-й Пластунский полк был полностью казачьим, в нем не было ни одного немца. Все оружие было советского производства.

В этом селе мы пробыли дней десять, за это время произошло три события. Два раза объявлялись ночные тревоги со стрельбой, один раз на дальнем от нас конце села, а второй — где-то прямо рядом. Мы занимали свои позиции, я забирался на свой НП на чердаке сарая, но открывать огонь так и не пришлось.

Третье событие было гораздо серьезнее и называлось — дальняя разведка. Взвод пластунов с приданными ему двумя минометами под командованием хорунжего отправился в горы по какому-то неизвестному нам маршруту. Ходим долго, уже часа три, пешие казаки впереди, за ними мы с минометами на двух вьючных лошадях. Вниз — вверх, влево — вправо, через ручьи и реки, все шагаем. Вдруг — «Стой, ни слова, ни курить, ни звякать!» Останавливаемся в густом лесу, на довольно крутом склоне, я прохожу вперед, ложусь на самом гребне рядом с хорунжим и вижу: на дороге, опоясывающей противоположную гору, идет большой вооруженный отряд, сначала колонна пехоты, затем конный обоз из двух десятков подвод, затем две пушки, и замыкает колонну стрелковый взвод.

— Минометы ставить? — спрашиваю я хорунжего. — Отсюда я накрою их без пристрелки (это я хвастаю, хотя знаю, что из этого ничего не выйдет).

— Ты что, спятил? — шипит мне в ответ хорунжий. — Из нас тогда ни один человек живым отсюда не уйдет. Бригада целая!

— Откуда бригада? Батальон. Человек 600–700, две пушки. Нормальный батальон.

— Это у них бригады такие.

Действительно, Тито, стараясь превратить множество своих отрядов в регулярную армию, с дивизиями и корпусами, называл даже незначительные отряды полками, бригадами и т. д.

К вечеру, пройдя километров тридцать по жутко изломанному маршруту, мы благополучно вернулись в село, так и не сделав ни из чего ни одного выстрела.

В этом селе было у меня и некоторое приобретение. Во дворе дома, где мы проживали, уборной в обычном смысле этого слова не было. За сараем была яма, через которую было положено две доски, и которая была огорожена воткнутым в землю хворостом. И вот однажды, зайдя туда по понятной необходимости, вижу висящую на хворосте школьную тетрадку с наклеенными в ней почтовыми марками старой Австро-Венгрии. Взыграло сердце старого филателиста; я начал собирать марки с 5-го класса, и ко времени моего ухода из станицы у меня уже была большая коллекция. А теперь я спрятал эту тетрадку, а потом потихонечку отделил марки и уложил в специально сделанный конвертик, спрятанный в кармане кителя.

Я сказал: было три события. Было и четвертое: меня вызвали в штаб полка и сообщили, что я направлен на унтер-офицерские полковые курсы. Я было завозражал, дескать, я уже все это обучение проходил, но штабной сотник заявил, что полковой командир решил всех без исключения урядников и вахмистров пропустить постепенно через эти курсы, так как встречаются в полку такие урядники, что и понятия не имеют о топографической карте. Возражать бесполезно.