– Она никуда не пойдет, – отрезал Шарп. – Объясни ему, Мэри.
– Пока жив Хейксвилл, мне покою не будет.
– За вами бы присмотрели, – ответил Лоуфорд, не вполне четко представляя, кто именно стал бы присматривать за вдовой.
– Кто? – спросила Мэри. – Ни один мужчина в армии не станет присматривать за женщиной просто так. Каждый назначает свою цену. Вы и сами знаете, сэр.
– Называй его Биллом! – рявкнул Шарп. – От этого может зависеть наша жизнь. Назовешь его "сэром", и нас скормят тиграм.
– И дело не в одном только Хейксвилле, – продолжала Мэри. – Сейчас на мне хочет жениться сержант Грин. Он, конечно, получше сержанта Хейксвилла, но я все равно за него не хочу. Я хочу быть с Ричардом.
– Вам виднее, – с горечью заметил Лоуфорд. – Боюсь только, что вы, как говорится, попали из огня в полымя.
– Мне не привыкать, – ответила Мэри, успевшая принять некоторые меры, уменьшавшие, на ее взгляд, шансы стать жертвой изнасилования. На ней было заношенное до дыр темное платье и грязный передник, волосы она вымазала сажей, но миловидное личико осталось нетронутым, странно контрастируя со всем остальным. – К тому же вы с Ричардом не знаете местных языков, так что без меня вам не обойтись. А еще я захватила с собой поесть. – Она показала на узелок.
Лоуфорд вздохнул. Небо у них за спиной уже начало светлеть, на горизонте проступили силуэты деревьев и кустов. По его расчетам, они прошли около двенадцати миль, и, когда бледное зарево стало ярче, а вершины холмов расцвели под первыми лучами, лейтенант предложил устроить привал. В узелке у Мэри обнаружилось с полдюжины плоских пресных лепешек и две фляги воды, что и составило их завтрак. Подкрепившись, Лоуфорд отошел справить нужду, а возвращаясь, стал свидетелем жуткой сцены: Шарп, размахнувшись, ударил Мэри по лицу.
– Эй, ты что делаешь? – закричал лейтенант, бросаясь на помощь женщине.
– Все в порядке, – остановила его Мэри. – Это я его попросила.
– Боже! – выдохнул лейтенант. Глаз распух, а по щеке у бедняжки катились слезы. – Зачем?
– Чтоб к ней не приставали всякие, – объяснил Шарп. – Ты как, милая?
– Переживу, – бодро ответила Мэри и с некоторой обидой добавила: – А ты меня сильно ударил, Ричард.
– Какой смысл бить слабо? Но я ведь не хотел делать больно.
Мэри побрызгала на глаз водой, и они тронулись в путь. Вокруг простиралась равнина, и лишь кое-где взгляд натыкался на цветущую рощу. Деревень видно не было, но примерно через час "беглецы" вышли к заросшему сорной травой каналу и потратили еще час на поиски переправы. Закончилось все тем, что переходить пришлось вброд. Серингапатам лежал где-то там, за горизонтом, и Лоуфорд, зная лишь, что двигаться нужно почти строго на запад, решил взять немного к югу, чтобы выйти к реке Кавери, а уже потом подняться выше по течению.
Лейтенант пребывал в подавленном настроении. Накануне он с готовностью и в общем-то бездумно вызвался участвовать в опасном предприятии, и лишь потом до него стало постепенно доходить, в насколько рискованную авантюру они ввязались. К тому же ему было одиноко. Будучи лишь на два года старше Шарпа, он завидовал ему и Мэри и все еще переживал из-за того, что рядовой не выказывал должного почтения старшему по званию. Правда, чувство это Лоуфорд держал при себе и не только потому, что боялся насмешек, а так как неожиданно для себя обнаружил – почтительности со стороны рядового он предпочел бы его восхищение. Лейтенант хотел доказать, что ничем не уступает солдату, и это желание придавало ему сил в нелегком путешествии навстречу неизвестности.
Многое беспокоило и Шарпа. Ему нравился Лоуфорд, но он хорошо понимал, сколько потребуется усилий, чтобы уберечь лейтенанта от неприятностей. Парень быстро учился, но плохо знал жизнь, и это незнание другого мира могло его выдать. Что касается Типу, то он представлял собой неведомую опасность, и Шарп был готов сделать все, что только потребуют от него султан и его люди. Еще одним источником беспокойства и возможных проблем была Мэри. Он сам убедил женщину отправиться с ним, причем уговаривать ее особенно не пришлось, но удастся ли ему защитить ее, оградить от очевидных опасностей? И все же, несмотря на все тревоги и сомнения, Шарп находил удовольствие в обретенной свободе. В конце концов он сорвался с армейского поводка и не сомневался, что сумеет выбраться из любой передряги, если только Лоуфорд не совершит какую-нибудь глупую ошибку. Главное – выжить, а уж в своей способности воспользоваться ситуацией к собственной выгоде Шарп не сомневался ни на минуту. Правила везде одни, и правила эти просты: никому не доверяй, будь настороже, а если придет беда, то бей первым и бей сильно. До сих пор это срабатывало.
Сомнения одолевали и Мэри. Она убедила себя, что любит Шарпа, но ощущала его беспокойство и нервозность, и это наводило ее на мысль, что он, может быть, не так уж и любит ее. И все же лучше быть с ним, думала Мэри, чем в армии. И дело не только в домогательствах Грина и опасности со стороны Хейксвилла. Мэри, проведя всю жизнь в армии, инстинктивно ощущала, что мир способен предложить ей нечто большее. Она выросла в Калькутте, но, хотя мать ее и была индианкой, ни в армии, ни в Индии Мэри себя своей не чувствовала. В армии ее считали бибби, а для индийцев она была человеком со стороны, не принадлежащим ни к одной из их каст, а потому фактически чужой. Полукровка, обреченная на вечное недоверие, Мэри могла рассчитывать только на свою красоту, и пусть армия обеспечивала относительную безопасность, гарантированное будущее ей не предлагал никто. Впереди Мэри ожидала вереница мужей, сменяющих один другого по причине гибели в сражении или смерти от лихорадки, а затем, когда ее увядшая красота уже перестанет привлекать мужчин, одиночество и забота о детях. Как и Шарп, она искала выход, путь наверх, возможность перехитрить судьбу, но как это сделать, не знала и потому легко согласилась участвовать в экспедиции, предоставлявшей шанс пусть даже на время вырваться из тесной западни опостылевшей жизни.
Они поднялись на невысокий холм, откуда лейтенант, укрывшись за цветущими кустами, внимательно оглядел раскинувшийся впереди пейзаж. Слева, к югу, мелькнула лента реки, которой могла быть только Кавери.
– Нам туда, – сказал он, – но только деревни будем обходить. – Деревень было две и обе преграждали прямой путь к реке.
– Нас все равно увидят, – заметила Мэри. – Сельчане ничего не пропускают.
– Если мы не станем их трогать, то, может быть, и они не станут трогать нас?
– Давай вывернем мундиры, Билл, – предложил Шарп.
– Зачем?
– Мы ведь дезертиры, верно? А раз так, то давай вывернем мундиры и покажем, что мы не солдаты.