— Здорово-о-о! — протянула я, восхищённая. — Надо же, как вам это удалось?
— Ментальное, — пояснила Мокошь с улыбкой. Однако сразу же уголки её губ дрогнули, и улыбка исчезла с лица. — Правда, иреане при этом перестали рожать детей.
— Почему?
— А зачем? Дети — это продолжение рода, продолжение тебя самого. Зачем продолжать род, если ты живёшь долго и счастливо? Нет, конечно, это случилось не сразу. Просто в один момент мы оглянулись и не нашли подле себя малышей. Малыши выросли. Старики умерли. Мы остались. Бессмертные.
— Бессмертие всегда было целью человечества, — осторожно заметила я. — Как и жизнь без болезней и старости!
— Иреане достигли этой цели. Нас осталось гораздо меньше, чем людей, которые воевали, праздновали, влюблялись, рожали, изобретали колесо, подчиняли себе лошадей и слонов...
Мокошь направила ладонь на медный диск, и на нём вспыхнули несколько точек.
Арктика, Индия, Америка, север Африки, Европа, какой-то неизвестный мне остров посреди Атлантики. Может, у меня и географический кретинизм, но даже мне известно, что никакого острова там нет. Атлантида? На этой древней карте она есть и ещё не затонула. А что означают эти точки?
— В этих местах были наши города. Мы отделились от людей, которые захватывали всё больше и больше земель, укрылись под куполами, которые создали в защиту от возможных погодных катаклизмов. И стали жить в мире с собой и с той природой, которую мы сотворили ментальной силой.
Мокошь толкнула медный диск, не касаясь его, и тот улетел в соседние кусты. Женщина вздохнула:
— У меня всё есть, я могу сделать всё, чего у меня нет. Если скучаю — летаю в гости к другим иреанам.
— К Чернобогу, Перуну и Велесу? — подсказала я. Мокошь покрутила пальцами:
— Так их назвали люди, так они и решили называться.
— А зачем цветок в снегу оставляете? — я решила сразу выяснить все интересующие меня подробности. Мокошь внезапно смутилась и порозовела. Вероятно, ей не хотелось признаваться, но пришлось, ибо я смотрела в упор и ждала ответ.
— Цветок — это приглашение, — пробормотала Мокошь. — Понимаешь, иногда я прихожу смотреть на людей, и всякий раз мне становится жаль женщин. Я оставляю им приглашение в мой сад, чтобы та, которая поймёт и захочет, пришла жить сюда в достатке и гармонии. Но никто не приходил до тебя...
— Прохлаждаемся? Рассиживаемся? Животинку чешем, да?
Обиженный голос Бурана заставил меня вздрогнуть и повернуться. Пёс стоял, вывалив язык, и возмущённо смотрел на меня. Я попыталась оправдаться:
— Но ведь Ратмир ещё спит!
— Где там! Уж проснулся, головой мается!
— Что говорит собака? — любопытно спросила Мокошь. Я передала ей слова Бурана, потом добавила от себя:
— Помощь нам ваша нужна. Вы сказали, что изучили человеческое тело, что умеете лечить любые болезни.
— Да, ваша конституция не отличается от нашей.
— У Ратмира в голове червь.
— Откуда знаешь? — встрепенулась Мокошь. Её глаза заблестели, она даже вперёд подалась, чтобы не упустить ни слова.
— Понимаете. Мне цыганка дала камешек, — я коснулась кулона на груди и сбивчиво продолжила: — А он камешка мне передался дар — видеть внутри человека. Ну или кикиморы. Животного, наверное, тоже, но я ещё не пробовала! Вот я и увидела в его голове. В голове Ратмира! Там сидит червяк. Или змея. Не разглядела. Он причиняет боль. Я боюсь, что он убьёт моего князя.
— О! — восхитилась Мокошь. — Надо извлечь его из головы? Как давно я не могла практиковаться во врачевании! Поспешим же, поспешим! Моя лаборатория простаивает уже несколько веков!
Лаборатория находилась неподалёку. Маленький шатёр из белого полотна, будто походный лазарет времён Первой Мировой войны, стоял в сени огромных цветущих лип. Запах вокруг царил соответствующий — липового цвета. Мокошь остановилась у входа и предупредила меня:
— Я буду делать операцию. Это означает — много крови.
— Обижаете! — воскликнула я. — Я же будущий медик! Лекарь, то есть.
— Ох, девица красная, удиви-ила, — протянула Мокошь. — Знахарки женского полу бывают, знаю, но чтоб лекарки...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А у нас равноправие, — пожала плечами я. — Ну, где же лаборатория?
— Проходи!
Внутри шатёр оказался просторным и светлым. В центре стоял постамент, на котором лежал, покрытый белым полотном, Ратмир. Я бросилась к нему, обняла, зацеловала всё лицо:
— Как я рада, что ты жив! Представляешь, я думала: всё! Думала, оба умрём!
Ратмир приподнял голову и сказал слабо:
— Любая. И правда, живы. Ну, мне-то уж недолго осталось. Уж вижу то, чего нет!
— Что это ты видишь? — я оглянулась на Мокошь, которая накинула на себя огромнейший белый халат и подвязалась пояском.
— Великаншу вижу, — шепнул Ратмир опасливо, глянув мне за плечо.
— Не беспокойся, она тут как раз настоящая, — улыбнулась я.
— Богиня, что ль?
— Можно и так сказать. И она тебе поможет!
— Как?
— Здрав будь, людской князь, — сказала Мокошь громко, и я поморщилась, закрыв уши. Иреанка снова напугалась: — Ой, прости, прости, я снова запамятовала! Буду шептать.
— Здравствуй и ты, матушка, — глядя снизу вверх, проговорил побледневший Ратмир.
— Сейчас я посмотрю, что у тебя в голове, — ласково улыбнулась Мокошь. — А ты лежи и не двигай ни одним пальцем!
Как это посмотрите? — заинтересовалась я. — У вас есть рентген?
— Значение этого слова мне незнакомо, девица, но я говорила тебе о ментальном, — она постучала пальцем по виску. — Когда хочешь увидеть то, что спрятано от глаз, надо хорошенько сосредоточиться. Но ведь и ты можешь видеть сокрытое в теле, не так ли?
— Да, но... Всё из-за камешка, — ответила я ей.
— Твой камешек очень любопытен, — кивнула Мокошь. — Некоторые иреане верят, что подобные ему остались от ещё более древней цивилизации, но мы ничего не знаем о ней, кроме очень старых развалин.
— Осколок первой жизни, — пробормотала я. — Так сказал Хозяин Леса.
— Как это красиво прозвучало, — умилилась Мокошь. — Но не время для поэзии! У нас для поэзии Лель и Ярилушко! А я хочу извлечь непрошеного гостя из головы твоего друга!
— Да, давайте уже поскорее, а то я боюсь, что червяк съест ту малость мозга, что осталось у Ратмира!
— Травница, ты забываешься, — слабенько, но прорычал князь.
— А ты лежи и не двигайся!
Мокошь принялась колдовать и оглаживать руками воздух у головы пациента. То есть, конечно, использовать своё ментальное, чтобы увидеть богатый внутренний мир Ратмира! А я стояла рядом и не дышала, чтобы не помешать. Мой князь совсем обмяк и закрыл глаза, а иреанка восторженно шептала:
— Вижу, я вижу! Вот он! Ах, это прекрасно! Просто великолепно!
Я не понимала, что может быть великолепным в червяке, который жрёт человеку мозги, но помалкивала. Главное, чтобы богиня вытащила эту дрянь, а всё остальное — ерунда!
— Ну что же, — сказала Мокошь, опустив руки. — Я увидела всё, что хотела. Теперь приступим к операции.
Могу сразу сказать, что операция была проведена успешно. Правда, я надеялась увидеть суперсовременное оборудование или хотя бы лазер, но Мокошь действовала кустарно. Зубило, молоточек, лопаточки, пинцет. Вот и всё. Крови было немного, но достаточно, чтобы упасть в обморок. Я не упала. Гордо простояла у Ратмира, который находился в каком-то гипнотическом полусне и боли не чувствовал, держала его за руку. А когда иреанка пинцетом вытащила толстенького червяка со змеиной головой и победоносно выкрикнула: «Удалила!», я подставила заранее приготовленную склянку. Мокошь бросила червяка внутрь, а я завернула крышку.
Пока иреанка зашивала голову Ратмира полукруглой иглой — прямо как у нас! — я рассматривала противного гостя через толстое стекло. Червь метался из стороны в сторону, разевая пасть, как будто кричал в агонии. Потом затих и свернулся в клубок. Мокошь наклонилась через моё плечо и заметила:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мне кажется, я знаю, что это за червь!
— Говорите же!