на несколько сантиметров. Сложен пропорционально и безукоризненно с точки зрения атлетизма. Военная выправка, мягкие и плавные движения. Александр Дмитриевич на миг подумал, что легко сделал бы из этого человека мастера спорта по самбо, запишись он в его секцию и наверняка бы повёз на чемпионат за золотом.
Волосы Государя имели несколько рыжеватый цвет, борода темнее, густая и ухоженная. Но прежде всего, Протопопова сковал непроницаемый взгляд Государя. Глаза серо-зелёные, большие, добрые и одновременно мудрые. В них застыла то ли глубокая печаль, то ли искра насмешливости — Александр Дмитриевич вряд ли бы разобрался вот так с ходу. Однако от этого взгляда стало сначала не по себе, а потом и вовсе жутко. Захотелось отвести свой взгляд, но Протопопов сумел взять себя в руки…
О Николае могли говорить что угодно, но только встретившись с ним лично, лицом к лицу, посмотрев в его бездонные глаза, становилось понятно — какой величины человек находится перед тобой.
Протопопов, продолжая тонуть в этом взгляде, вдруг поймал себя на простой и очевидной мысли, что он не прочь стать пехотинцем Государя. Забыть о себе, своих интересах, да обо всем забыть совершенно, чтобы только жить волею самодержца, служить ему верой и правдой, пока у Государя есть в этом надобность. От наваждения удалось избавиться далеко не сразу, понадобился весь опыт Александра Дмитриевича, чтобы собраться. Он даже про встречу с Императрицей на миг забыл, хотя казалось бы — это невозможно.
Только теперь министр понял, что вот уже несколько минут они с царём смотрят друг на друга, не сводя взгляд. Протопопов припоминал, что Государь считал крайне важным способность человека смотреть при разговоре другому человеку глаза и не отводить взгляд. Кстати, именно за это Николай не долюбливал Гучкова, который при разговоре смотрел куда угодно, но не в глаза собеседника. Оставалось надеяться, что министр выдержал свое испытание.
— Здравствуй, Саша, — мягко сказал последний русский император.
Глава 15
Год 1917, январь 12,
Александровский дворец, Царское село.
«Я пью, чтобы окружающие меня люди становились интереснее».
Джордж Жан Натан
— Здравствуйте, Всемилостивейший Государь, — поприветствовал Государя министр.
Вот это вот «Всемилостивейший» превратилось в кашу во рту и Протопопов проглотил половину слова, чокнутся можно такими высокопарными фразами разговаривать. А ещё Александр Дмитриевич вроде и не громко сказал, а прозвучало на всю приемную, как будто отразилось от стен и усилилось. Надо отметить, что акустика в этом месте было хорошая, продумано все до мелочей. Оно и понятно, строили дворец лучшие люди своего времени.
Николай молча подошёл к столу, совсем как-то по простецки одернул штаны и присел. Нашёл яшмовую пепельницу, составленную их трех винтовок. Деловито подвинул к себе поближе.
Протопопов сбросил с себя остатки оцепенения и, не спрашивая на то высочайшего разрешения, подошёл к столу.
Отодвинул стул.
Присел.
Прямо напротив Государя, чтобы иметь возможность говорить напрямую. Пока шёл, снова нарвался на взгляд этих жутких грустных глаз. Однако на этот раз Государь отвёл глаза первым, но не потому что не выдержал взгляда, а как будто бы теряя интерес к гляделкам. Вроде как проверка для Протопопова было пройдена. Поговаривали, что Государь терпеть не мог тех людей, кто не смотрит прямо в глаза, полагая, очевидно — им есть, что скрывать. Так Николай был совершенно невысокого мнения о Гучкове, которые в глаза никогда не смотрел. Вот только удовлетворился царь результатами своей проверки или нет — бог знает. Но гораздо более Николай теперь был заинтересован в том, чтобы приступить к курению папиросы.
Одет самодержец был просто. И не знай, что перед тобой Император, можно было предположить, что перед тобой средней обеспеченности буржуй, к тому же не гонящийся за внешним шиком.
Рубашка белая, обычная. Ворот стойкой. Верхние пуговицы расстегнуты. Видно, что бывала в стирке.
Штаны тоже обыкновенные, каждый второй в Петрограде в подобных ходит. Обут в армейские сапоги образца 1908 года, хорошо так заношенные.
Николай бережно достал папиросу из позолоченного портсигара. Причём достал сразу две, как будто собрался их курить одновременно. Протопопов почувствовал яркий душистый запах табака.
— Не угодно ли закурить? — поинтересовался Государь «разминая» и наминая табак в папиросе двумя пальцами.
— Не курю и вам не советую, — покачал головой министр.
Следом появился мундштук, в который Государь вставил свою папиросу, подкурил. Причём зажигалка у него была весьма необычная. Александр Дмитриевич не сразу понял, что сделана она из корпуса часов.
— Окопная, так сказать. Ребята с фронта подарили, — охотно поделился Николай, заметив любопытный взгляд Протопопова на зажигалке. — Сами сделали. Хотите попрошу и сделают такую вам?
— Почту за честь, — кивнул Протопопов.
Николай жадно затянулся и выпустил густое облако дыма, явно получая от курения удовольствия. Портсигар спрятался в кармане штанов.
— Давно бросили?
— Давненько.
Александр Дмитриевич вдруг понял, что не знает курил ли прежний министр или нет. То, что прошлый Протопопов баловался табачком сомнений нет (в кабинете, в ящике стола лежала пепельница), но насколько дружен был министр с привычкой? Сам то наш герой не курил отродясь, если не считать давние детские и невзаправдашние забавы времён первых детдомовских лет, но и тогда он курил не в затяг.
— Ясно. Я, знаете ли, тоже с утра бросал.
Николай сделал несколько жадных затяжек и, выкурив папиросу до половины, потушил в пепельнице. Вставил вторую папиросу в мундштук и начал курить уже более размеренно, короткими тягами.
— А как отобедал, так снова дымлю. И могу сказать, я очень рад, что новый запас табака был мне привезен в Крым от султана незадолго до начала войны, и, таким образом, я оказался в этом отношении в довольно благоприятных условиях, — Николай как-то неряшливо улыбнулся.
Протопопов промолчал. Ну хиханьки-хаханьки, а по мнению министра курить августейшая особа не должна.
Александр Дмитриевич достал из-за пазухи свой довольно таки внушительный доклад на паре десятков страниц, положил его на стол перед Государем. Тот взглянул на доклад довольно безразличным взглядом, даже вяло, делая очередную затяжку.
— Требуется вам безотлагательно доложить…
— Успеется доложить, — мягко перебил царь но так, что не захотелось спорить.
Одновременно Николай кивнул на стоящий на столе графин с напитком желтовато соломенного цвета, возле которого стояли рюмки.
— Наливайте, бросили ли вы пить я спрашивать не буду. Мы с вами выпьем сегодня. Дюже хочется горло ополоснуть в вашей компании.
Протопопов не стал возражать и взял графин.
Прихватил рюмки.
Разлил граммов по пятьдесят на глаз.
Одну рюмку поставил перед собой, вторую перед Николаем.
Государь кивнул благодарственно, рюмку поднял, оттопыривая мизинец.