Читать интересную книгу Бросок из западни - Александр Александрович Тамоников

Потому что были просто не в состоянии этого сделать. Лодки уходили все дальше от острова, от всепоглощающего огня. Шелестов опустил голову, представив, что там будет завтра, через несколько дней. Дымящиеся обугленные скалы и больше ничего. Максим повернулся к бледному Хейли и сказал:

– Смотрите и запоминайте, Алан. Вы на это способны, и вы на этом не остановитесь. Мне даже страшно представить, что может натворить это оружие и другое, которое вы изобретете. Натворить не на этих полудиких островах, а в цивилизованном мире. Это плохая привычка решать проблему любой ценой, побеждать любой ценой. Тем более когда эту цену платишь не ты.

Глава 9

Двигатели работали на пределе, но научно-исследовательское судно, а по сути обычный сухогруз, переделанный для дальнего продолжительного плавания, не мог развивать скорость больше 19 узлов[8]. Но японский легкий крейсер заметил русское судно и шел на сближение. Скорость военного корабля была больше, он мог развивать до 26 узлов и вскоре догнал бы «Профессора Молчанова». Но хуже всего было то, что японцы могли в любой момент начать стрелять.

– Яков Сергеевич, радио! – в ходовую рубку просунулась голова вахтенного матроса. – Японцы на связь вышли, приказывают остановиться.

Выругавшись витиевато по-морскому, капитан поспешил в радиорубку. Седой, худой, как оглобля, старый радист Федосеев сгорбился у рации, поворачивая верньеры. Увидев вошедшего капитана, он стащил с головы наушники и протянул Груздеву.

– Ну, что у тебя, Маркони[9]? – бодрым голосом пошутил капитан. – Японцы вызывают нас?

Монотонный голос в эфире требовал остановиться и ждать досмотровую партию с японского крейсера. Говорил по-английски. Скверно говорил, с ужасным акцентом, но вполне понятно. Груздев велел переключиться на передачу.

– Я гражданское научно-исследовательское судно «Профессор Молчанов». Флаг Советского Союза. Нахожусь в нейтральных водах. Требование остановиться считаю неприемлемым и нарушением международных норм судоходства. Остановиться отказываюсь.

– Ух, ты! – с уважением буркнул радист.

– Давай морзянку на Большую землю, – приказал Груздев. – Нахожусь в нейтральных водах, подвергся нападению японского военного судна! И координаты точно… я сейчас напишу тебе.

Пока радист передавал телеграмму на базу, Груздев продолжал слушать монотонный голос японца, требовавшего остановиться и угрожавшего применением силы. Федосеев закончил передачу и нашел частоту торпедного катера Шелестова. Оперативник ответил почти сразу.

– Японец на хвосте, уйти, скорее всего, не сумею. Сиди в норе и не высовывайся, пока не скажу! Как все прошло?

– Успешно, всех спасли. Жду команду! Конец связи.

Шелестов понимал, что бомбардировка острова не могла не привлечь внимания японцев. А гарнизон охраны лаборатории, скорее всего, сообщил о нападении, о бое в пещерах. Японцы вполне могли посчитать русское гражданское судно участником этих событий. С судна могли навести союзную авиацию на остров. И сейчас, стоя в бухте соседнего острова и глядя, как туземцы высаживаются на берег и выгружают свои семьи и нехитрое имущество, Шелестов слушал далекий грохот бомбежки и ждал сообщения от Груздева. Чем закончится эта встреча с японцами? Груздев не сможет уйти, его некому прикрыть и защитить. И скорость маловата. Скорее всего, японцы арестуют «Профессора Молчанова» и уведут в свой порт. А экипаж посадят под замок и будут допрашивать, искать подтверждение связи русских моряков и уничтожение лаборатории. Секретной лаборатории, между прочим, не хотелось думать об этом, но таких свидетелей обычно в живых не оставляют. Максим стискивал зубы и ждал сообщения.

– Они их не отпустят, – как будто прочитал мысли командира Буторин. – А Груздеву и защититься нечем. Одна пушечка на борту с крейсером не справится. Пусть даже это и легкий крейсер. Они из «Молчанова» решето сделают и на дно пустят. Это как дважды два!

– Эх, нам бы хоть одну торпеду, – вздохнул Коган. – А у нас пусковые аппараты пустые! Влепить японцу в борт торпеду – и все дела! А он наш катер за своих принял бы, не ворохнулся бы даже.

– Что ж, не судьба, – пожал плечами Шелестов. – Нечем нам атаковать японский крейсер.

И тут снова заработала рация. Незнакомый голос торопливо говорил сквозь треск помех и странные гулкие звуки:

– Нас обстреливают! Два попадания, есть раненые. Требуют остановиться…

– Сволочи! – прорычал Сосновский, слушая голос радиста с «Профессора Молчанова». – В нейтральных водах!

Столпившись в маленькой ходовой рубке, оперативники стискивали кулаки, сжимали зубы и слушали. И ничего не могли сделать, ничем не могли помочь гибнувшему судну. Вот радист сообщил о попадании японского снаряда в ходовую рубку, ранен Груздев. Открылась течь в кормовом отсеке. Потом о поврежденном трубопроводе охлаждения. Экипаж тушит пожар, сильно пострадал боцман. Водорезов и Копаев тоже слушали. Слушали, как погибает судно. Никто не сомневался, что если капитан не подчинится, то японцы потопят «Профессора Молчанова». Это очевидно. Долго советские моряки не продержатся.

А Груздев не собирался сдаваться. Капитан понимал, что корабль обречен, но он хотел подальше увести японцев от группы Шелестова, от злополучного острова. И дело не только в том, что он хотел спасти жизни оперативникам НКВД из Москвы. Он понимал, что они имеют на руках неопровержимые доказательства преступления японской военщины против человечества, доказательства работы лаборатории по созданию бактериологического оружия. И эти документы для страны, для советского правительства сейчас важнее всего. Важнее одного судна и его экипажа. Гражданские моряки такие же солдаты, как и те, кто сражается на передовой с немецкими нацистами.

Судно маневрировало, пока позволяли двигатели. Несколько снарядов пролетели мимо, подняв за бортом фонтаны воды. Спасало «Профессора Молчанова» пока лишь то, что японцы были уверены, что запугают русского капитана и он прекратит бессмысленные попытки уйти. Враг пока и не планировал топить судно, а лишь запугивал, стреляя и по курсу, и по самому кораблю, но пока малым калибром. Скоро все закончится, потому что повреждения уже начинали сказываться и скорость судна постепенно падала. И еще полчаса – и японский крейсер нагонит русских, и тогда они возьмут судно на абордаж или расстреляют в упор и потопят.

– Товарищ командир, – переглянувшись с напарником, заговорил Водорезов. – Максим Андреевич! А может, рискнем, а? У нас нет торпед, но на борту две мины и две глубинные бомбы.

– Вы что, хотите зайти по курсу японского крейсера и поставить мины? – горько усмехнулся Буторин. – А они как олухи на них подорвутся, не меняя курса?

– Нет, не так, – поддержал товарища второй моторист. – Переместим мину и бомбы на нос катера и на таран. От столкновения сработают взрыватели мин, и глубинные бомбы детонируют. А вдруг получится, а? Там же наши люди погибают! Нет у них шанса против японцев. Ни единого! Не оторваться, не уйти в море.

– Не дадут японцы вам подойти к борту, – с сомнением покачал головой Шелестов. – Увидят, как вы несетесь к ним на полной скорости, и потопят. Это же откровенная атака будет. Попробуют вызвать вас по радио пару раз, а потом расстреляют из орудий на короткой дистанции.

– А мы по-другому сделаем, – улыбнулся Копаев. – Мы тут с Архипом Максимовичем прикинули. Если мы с кормы пойдем на сближение, да я с японскими флагами, с японским гюйсом. Вроде как догоняем их, свои мы. Может, и станут вызывать нас по радио, так не успеют же все равно. А мы вроде параллельным курсом идем, не строго в кильватере, а потом рывком руль переложим и под корму им саданем.

– И что? – теперь и Сосновский заинтересовался. – Что это даст? Ну, повредите им винты, может, ход они потеряют. Тогда они от злости точно «Профессора Молчанова» расстреляют из главного калибра. После вашей выходки они же точно поймут, что наше судно представляет для них опасность. Вот если бы вы им в борт всадили свои мины, в двигатель пороховые погреба, или как там это сейчас на флоте называется.

– А вот зря вы так, товарищ майор, – возразил Водорезов. – Ведь что там, у крейсера в кормовых отсеках! У него там палубная площадка и ангар для гидросамолета. А под ним цистерна авиационного топлива. А чуть выше погреб авиационного боезапаса. Конечно, там и румпельное отделение, да только это будет уже не важно, когда погреб рванет и пожар от авиационного топлива начнется. А если еще сдетонирует боезапас подбашенного отделения! У него же на корме тоже артиллерийская башня есть. По всему следует, что повреждения будут сильные и повлияют на плавучесть крейсера.

– Иными словами, – улыбнулся Копаев, – зальет ему через развороченную корму внутренние отсеки и встанет он «на попа». Утонет или нет, но не до стрельбы ему будет. Это же легкий крейсер, у него водоизмещение всего около пяти-семи тысяч тонн и осадка метров пять. Вы представляете, сколько он черпнет воды при такой осадке, если будут разрушены кормовые переборки!

– А что, –