Таня засмеялась. Островитяне занимали места за столами.
«Краб» сдержанно гудел.
— Таня, уберем лишние стулья?
— Конечно.
— Подождите убирать. Это наши места.
Парыгин повернулся и увидел Холостова и его спутницу яркую блондинку. «Этого еще недоставало», — с неудовольствием подумал Парыгин.
Холостов сделал заказ.
— За что же пьют сегодня островитяне? — спросил он.
— У нас сегодня веселые поминки по черной акуле, — объявила Таня. — Праздник своего рода…
— А вы ее видели?
— Максим видел, — сказала Таня.
— Что ж, выпьем за упокой души черной акулы. — Холостов поднял стопку. — Так это в вас я стрелял с шлюпки? Мы приняли вас за морское чудище и думали, что вы собираетесь потопить шлюпку вслед за траулером. Хорошо, что промахнулся.
Принесли крабы в остром соусе.
— Коробку трубочного табака, — попросил Холостов и повернулся к Парыгину. — Итак, о чем мы с вами говорили?.. Впрочем, извините, мне надо позвонить шефу. Работа прежде всего…
Он вернулся минут через пятнадцать.
— Вы долго намерены пробыть в заповеднике? — спросил Холостов, вернувшись и наливая коньяк. — Вам?
— Спасибо. Не хочу. Сколько я здесь пробуду? Кажется, надобность во мне уже миновала.
— Значит, ваше пребывание на острове каким-то образом связано с черной акулой?
— Да. — Парыгину не хотелось говорить с Холостовым. Его гораздо более привлекала беседа с Таней.
— Вы не очень-то вежливы, — рассмеялся Холостов. — Но если исчезла акула, то отплываете и вы?
— Я выполняю задание, — пожал плечами Максим. Не объяснять же этому человеку, что пребывание на острове с появлением Тани стало для него просто необходимым! Он даже не решался думать о предстоящей разлуке с ней. А во-вторых… Во-вторых, ему надо раскрыть тайну верной акулы.
— Советую вам скорее покинуть остров, — неожиданно сказал Холостов. Глаза его возбужденно блестели.
«Уже пьян, — беззлобно подумал Максим. — Странный совет. Вероятно, он имеет свои виды на Таню». Эта мысль заставила его внимательнее присмотреться к Холостову. Тот снова потянулся к бутылке. «Да, конечно, пьяная болтовня…»
Парыгин, забыв о своем собеседнике, повернулся к Тане и улыбнулся ей.
Был первый час ночи, когда катер причалил к деревянному пирсу острова Семи Ветров. Все быстро разошлись по домам.
Сгущался туман. Таня и Парыгин подошли к дому, в котором жил Парыгин, и сели на скамейку под окном.
Шумел прибой…
На другой день ветер усилился. Океан, еще вчера бирюзовый, сегодня словно покрылся серо-стальной броней. Парыгин только что кончил печатать фотографии, заснятые под водой. В последние дни он сделал довольно много снимков, поэтому с утра ему не удалось вместе со всеми пойти на подсчет поголовья каланов. На этом настоял Чигорин: «С этим делом мы отлично справимся сами».
«Кажется, шторм приближается», — подумал Парыгин, мельком взглянув в окно и опять принимаясь разглядывать фотографии. Среди них были не только отличные, но и превосходные снимки. Калан на дне океана добывает пищу. Влюбленная пара: уткнувшись мордами друг в друга, «целовались» два кошлака. Калан охотится на спрута… Чигорин был в восторге от этого снимка. Вот серия снимков, сделанных в бухте Белых Каланов. Прирученные животные… Парыгин любил проводить здесь свободное время.
Он сложил фотографии и вышел из дома. Ветер беспрерывно менял направление. Остров не зря назван островом Семи Ветров. Парыгин шел, чуть пригибаясь, вперед. Вчера он так и не расспросил Таню о Холостове. Поведение и намеки этого странного человека вызывали любопытство. «Впрочем, зачем он мне нужен?» — подумал Парыгин и ускорил шаг.
За сторожевым домиком находился ледник, в котором хранились запасы свежей рыбы для каланов. Он зашел в ледник и, не глядя, набросал полное ведро рыбы.
В бухте никого не было. Каланы занимались своими каланьими делами — плавали, мылись, барахтались. Разбойник, прозванный так за веселый характер, лежал на плоском камне и поглаживал тело передними лапами. Он был мастер на всякого рода проказы и особенно любил притворяться мертвым. Калан опрокидывался на спину, голова его свешивалась с камня. Он мог лежать таким образом двадцать — тридцать минут — до той поры, пока кто-нибудь не бросал в воду рыбу. Тогда Разбойник оказывался тут как тут, и лакомый кусок не мог миновать его. Разбойник любил, когда рыбу кидали в воду, ловить ее на лету, потом затевал с рыбой игру в «кошки-мышки»! Выпустит ее, подбросит лапой вверх и опять хватает ртом. А его друг Философ обладал исключительно спокойным характером. Он все делал основательно, не торопясь; любил «комфорт»: для лежания он выбирал места помягче, рыбу брал только из рук; брал вежливо, как бы извиняясь за беспокойство, потом спускался в воду, ложился на спину, съедал свою порцию и опять выходил на берег за добавкой.
— Эй вы, друзья, ко мне! — крикнул Парыгин. — Разбойник и Философ, я к вам обращаюсь.
Разбойник моментально прыгнул в воду. Философ спустился с «лежанки» осторожно — он ведь не сумасброд я знает себе цену. Разбойник вышел на берег и на брюхе подполз к ногам Парыгина. Философ остановился на почтительном расстоянии. Весь вид его говорил о том, что ему, солидному калану, не подобает вести себя так, как сорвиголове Разбойнику.
Парыгин гладил Разбойника по лоснящейся спине.
— Ах, рыбки захотел? Сейчас, сейчас получишь рыбку, дружище, — Парыгин вытянул двух окуней и бросил в воду. — На…
Разбойник поплыл за ними. Философ проводил его равводушным взглядом и повернул голову к Парыгину.
— Просто олимпийское спокойствие, — засмеялся Парыгин. Не понимаешь? Я говорю, ты вежлив и невозмутим, как английский лорд. Получай свою порцию.
Философ осторожно взял из рук Парыгина рыбу и отправился в «столовую».
Разбойник, чтобы привлечь к себе внимание и получить еще порцию, выделывал самые разнообразные трюки.
— Хватай, хватай, — в воздухе серебром сверкнула новая порция окуньков. Философ опять вылез из воды и выжидательно смотрел на Парыгина. — Так ты голодным останешься. Вот тебе сразу три штуки…
Рыба кончилась. Парыгин опрокинул ведро. Барабанвую дробь по дну ведра капаны восприняли как сигнал «расходись». Разбойник моментально забрался на камень и свернулся по-собачьи. Философ лег на спину и принялся приводить себя в порядок.
— До свиданья, хлопцы, — сказал Парыгин и направился в поселок.
Остров казался туманным и нелюдимым, особенно сейчас, когда над ним с космической скоростью мчались темно-серые тучи и ветер звенел, как треснувший колокол. Волны еще не раскачались, и бег их был ленив. Океан словно только-только пробуждался от богатырского сна. Но пробуждение его было грозным. Он как бы предупреждал: укройтесь в гаванях и портах, — разгуляюсь и тогда ве ручаюсь за себя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});