На их счет Герман иллюзий не питал. Они остались на «Тайне» только потому, что спали после совместной с капитаном вахты и ничего об аномалии не знали — если это ясно мне, то ему тем более. И они даже не считали возможным скрывать, что поддерживают Артема.
— Сколько было аномалий? — взяв себя в руки, продолжил Герман.
— Две, — ответил Артем. — Кирилл и Егор отправились к второй.
Парни дернулись и вытянулись в стойку.
— Куда?!
Я закрыла глаза: Артем бы не признался, и реакция Германа обещала быть страшной.
Впрочем, надвигающуюся угрозу, как заслонившую солнце тучу, можно было почувствовать и с закрытыми глазами, однако ее предотвратил возглас Славы:
— Вон они, капитан! Идут!
Я вздрогнула, открывая глаза. Со стороны, противоположной «нашей» аномалии, относительно уверенным шагом приближались Кирилл и Егор. Ничего хорошего от встречи они не ждали; успехов, по-видимому, не добились.
Артем нахмурился.
Подошедших помощников Герман встретил тем же неласковым взглядом и дежурным:
— Слушаю.
Удар принял Кирилл:
— Исследовали пространственную аномалию, показанную «компасом» за два мирка. По прибытии на место, аномалия «компасами» не показывалась, обнаружено свежее оплавление скальной породы в предполагаемом месте аномалии.
— Людей, животных видели?
Оба синхронно мотнули головами.
— Нет, капитан. Там даже птиц нет.
— Следы, кроме оплавления?
— Очевидных нет.
— Когда засекли аномалии?
— В мирке Сизой Водоросли, сразу, только в него прошли. Аномалии уже были, мы опять не увидели, как они появляются.
Герман взял тайм-аут. Повторять вопросы, заданные Артему, он не стал, утратив к своему экипажу доверие, но не уважение. Учитывая это, ему предстояло решить непростую задачу, и не хотелось бы мне оказаться на его месте.
— Ася, — вдруг произнес он тихо и отстраненно, — ты не откажешься показать место аномалии?
Эти вежливые слова были убийственными для экипажа «Тайны». Парни сникли еще сильнее, распознав за ними не передышку, а начало конца. Для командира было нелогичным обратиться к постороннему, если то же самое могут сделать для него члены команды, следовательно, Герман не считал себя больше командиром. Дождавшись моего кивка, он быстрым шагом направился в лес.
IV
— Не поступай с ними так, — попросила я, догнав его метров через двести от деморализованного экипажа, испускающего нам вслед волны отчаяния.
Он не глянул в мою сторону, но с открытым интересом спросил:
— Да? Почему?
Я поторопилась объяснить, пока он еще был согласен слушать:
— Потому что преданнее их никого не найти, а помощники тебе нужны. Ты же видишь: ради того, что важно для тебя, они собственной жизни не жалеют!
Он помолчал, признавая мою правоту, однако тут же возразил очевидное:
— Я больше не могу быть уверенным, что они исполнят мои приказы. Сейчас они отпустили меня только благодаря тебе: с тобой безопаснее… Бред! — вновь зло вырвалось у него. — Стараться обезопасить МЕНЯ!
Гм, он так верит в собственную непобедимость?..
— Что тут такого? Ты ведь не железный, хотя и гениальный. И Артем прав: возможно, масштабы этих аномальных явлений таковы, что всем миркам остается рассчитывать лишь на тебя, а ты лезешь в пекло.
— Куют обычно, пока горячо…
Умный.
— Они готовы принести из огня то, что тебе нужно, но при этом — да! — в огонь они тебя не пустят. А без них тебе тяжело придется.
Герман хмыкнул.
— И что скажешь с ними делать?
— Принять, как есть.
— Я не увлекаюсь философией.
— Где философия? Договорись. Скажи, что все решения принимаешь только ты, но рисковать не будешь.
— Как-то мне противно говорить, что я буду рисковать не собой, а ими.
— Обидеться приятнее?
— Обида тут ни при чем. Моя команда меня предала. Тебе это знакомо, не так ли? Где вся твоя команда?
Нечестно переводить разговор на другую тему. Но он уровнял нас в нашем капитанском прошлом, и я его простила.
— Это не одно и то же. У меня команда была всего лишь месяц, и мы не дрались вместе, не тренировались, не проводили исследования…
Герман вздохнул.
— Гораздо больше.
Не сомневаюсь. «Тайна» кишит тайнами.
— Они никогда так не поступят снова. Им очень больно сейчас думать, что ты от них отказался.
Дошли молча. Я решила, что Герман не хочет отвечать, просто не услышав мое бездоказательное заявление. Но перед тем, как заняться осмотром развалин «непонятного происхождения», он все же ответил:
— Раньше мне хватило бы этих твоих слов. Раньше ты была в чистом виде высшим эмпатом: ты безошибочно распознавала чувства других и даже сама испытывала к другим людям то же самое, что они чувствовали к тебе… Если, конечно, им везло обратить на себя твое внимание. Но теперь, после того, о чем ты не хочешь рассказать, ты изменилась, и похоже, что этой способности уже нет.
Я инстинктивно сжала зубы, прикусив губу, чтобы не возразить.
Герман присел на корточки перед цилиндрическим обломком и исподлобья посмотрел на меня: он хотел, чтобы я возразила. Его взгляд был таким, как пять лет назад: это был взгляд мальчишки, потрясенного неожиданным, невероятным открытием, взгляд жадный, полный желания обладать сокровищем и подчинить ему всю свою жизнь, всю свою душу — иметь все и отдать взамен все… Этот взгляд изменял для меня реальность, выключая все ощущения, даже слух, даже ориентацию в пространстве. Этот взгляд был якорем, держащим меня на Земле…
Сердце выросло и засияло у меня в груди, оно стало излучать свет и удовольствие, и я, зная, что должна его остановить, не удержалась от искушения хоть пару секунд чувствовать нарастающую внутри силу.
Однако с ней вместе вырос и страх.
Мгновенно пожалев, что дала волю бессознательному, я кинулась проверять, нет ли свидетелей моей слабости, и настроила глаза на поиск бестелесных и всмотрелась в воздух над нашими головами.
Он был чист. Легкая тень упорхнула за спину Германа, но она была меньше духов Дарха и светлее — наверное, это один из тех, кто должен всегда находиться рядом с ним.
Чтобы запомнить облик дружественного духа, я поискала его возле Германа… и оторопела от ужаса.
Его рука, которую он, согнув в отведенном в сторону локте, держал на колене, почти целиком была прозрачной. Видны были только кости, а рукав водолазки, кожа, мышцы и кровеносные сосуды исчезли — это выглядело, как на рентгеновском снимке. За прозрачной рукой отчетливо виднелся большой сероватый осколок.