Читать интересную книгу Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По - Гарольд Шехтер

СВЫШЕ 100 000 КУРЬЕЗОВ ДЛЯ ВАС!

СТЕРЕОПТИКОН И КОСМОРАМА!

БОЛЬШИЕ АКВАРИУМЫ!

ГЕОЛОГИЧЕСКАЯ, КОНХОЛОГИЧЕСКАЯ, НУМИЗМАТИЧЕСКАЯ КОЛЛЕКЦИИ!

НЕСМЕТНЫЕ БОГАТСТВА ЖИВОЙ ПРИРОДЫ!

МУЗЕЙ ВОСКОВЫХ ФИГУР, ИСТОРИЧЕСКИЕ РЕЛИКВИИ!

БОГЕМСКИЕ СТЕКЛОДУВЫ ВУДРАФА!

ФРЕНОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ И КАРТЫ ПРОФЕССОРА ЛИВИНГСТОНА!

Все это вы можете увидеть — всего за 25 центов!!

Дети до 10 лет — полцены

Кроме выходных и праздников

Пробравшись сквозь толпу, мы с Карсоном подошли к Констентенусу, задержавшемуся возле группы подростков. Полноватая конопатая девчушка лет десяти-одиннадцати, указывала пальцем в середину объемистого живота «жертвы пиратов».

— Это страшилище? — переспросил Констентенус, опуская голову и глядя на картинку, привлекшую внимание малолетней поклонницы: большая полосатая змея, свернувшаяся в клубок. — О, это большая ядовитая мамба африканских тропиков. Жестокий кашгарский хан своими руками выколол ее на мне. Целую неделю я провел, связанный по рукам и ногам. Больше тысячи уколов, и каждый жег, как раскаленная кочерга!

— М-можно потрогать? — спросила девочка, замирая от ужаса и желания.

Констентенус мгновение помедлил, казалось погрузившись в размышления.

— Гм… Что ж, потрогай. Обычно я этого не разрешаю бесплатно. Но ты, кажется, девочка хорошая, послушная. Валяй!

Девочка медленно вытянула руку и коснулась кончиком пальца кожи Констентенуса. В этот момент его брюшные мышцы мгновенно напряглись, татуированная змея дернулась, как будто готовая развить кольца и спрыгнуть с обширного пуза. Девочка отдернула руку и взвизгнула от ужаса и восторга, вызвав взрыв веселья у окружающих.

Констентенус тоже мягко хохотнул, оставил девочку с открытым ртом переживать случившееся великое событие недолгой ее жизни и повернулся в нашу сторону. Глаза его — единственная часть лица, свободная от татуировки, — остановились на нас с Карсоном.

— О, мистер По, — воскликнул он, протягивая мне руку, которая, казалось, была обтянута тугой перчаткой, покрытой изысканной вышивкой. — Очень рад вас видеть, сэр, очень рад. Что вас к нам привело в столь ранний час?

Удивляясь себе, я ощутил какую-то почтительную дрожь, пожимая руку одному из живых курьезов Великого Барнума, вместе с тем подсознательно опасаясь, что эта расписная конечность передаст мне нечто, нежелательное для организма живого существа. Я преодолел себя, крепко стиснул протянутую руку и сообщил, что цель нашего визита — контакт с мистером Барнумом.

Усы Констентенуса взметнулась в направлении главного входа.

— Он наверху, на втором этаже. В последний раз я там его видел. Инвентаризацию проводит. Входите, мистер По, дверь не заперта.

Я поблагодарил мистера Шмидта и вместе с Карсоном вошел в обширное и непривычно пустынное фойе музея. Ранее я проходил здесь лишь сквозь оживленные толпы любопытствующих. Сейчас же в вестибюле господствовала безжизненная тишина большого галикарнасского мавзолея. Шаги наши вызывали звучный отклик, как будто усиливаясь при многократном отражении от стен и потолка.

Действительно, Барнум оказался на втором этаже, в Зале Американской Истории. Пригнувшись к небольшой витрине, водруженной на деревянную подставку, он что-то быстро записывал в блокнот. Поодаль я заметил Освальда, ассистента Барнума. «Великий живописец», вооруженный вместо кист и шваброй, сметал в кучу осколки разбитого стекла, щепки и другие свидетельства вторжения погромщиков.

Оглядевшись, я понял, что ущерб от вторжения современных вандалов сравнительно невелик. Никак не пострадал ялик (якобы тот самый), на котором Вашингтон пересек Делавер-ривер в Рождество 1776 года, все так же зияла жерлом пушка (как утверждалось, та самая), из которой стрелял Джон Пол Джонс в битве между «Боном Ричардом» и «Сераписом»,[18] все так же возвышался в зале эшафот (претендующий на подлинность), с которого Натан Хэйл[19] провозгласил свою бессмертную декларацию патриотизма. Стеклянные витрины погромщики, однако, по большей части, разнесли вдребезги, стремясь поживиться тем, что легче унести и спрятать.

Барнум, увлеченный инспектированием витрины, заметил нас, лишь когда мы подошли вплотную. Он оторвал взгляд от витрины и воскликнул:

— По, малыш мой! Рад тебя видеть! А это вы, Кит? Святители небесные, да вас родная мать в этом наряде не узнала бы! Типичный городской франт!

— Смешался с аборигенами, — улыбнулся Кит Карсон. — Идея Эдди.

— Ввиду того, что Кит пользуется громадной популярностью, — объяснил я, — он неизбежно привлек бы к себе внимание своим западным облачением, что помешало бы нам в наших изысканиях. Поэтому я и решил, что лучше ему одеться поскромнее.

— М-да? — вид у Барнума был несколько озадаченный. Ему претила сама идея избегать внимания публики, вместо того чтобы его привлекать. — Что ж, в ваших обстоятельствах это, пожалуй, целесообразно, — со вздохом признал он. — В любом случае очень рад вас видеть, ребята. А чему-то порадоваться мне сейчас очень не мешает. Последние два дня мне мало радости принесли. Сплошные огорчения. Проклятые варвары! Вот, смотрите сами! — он показал на витрину.

Стекло небольшой витрины было разбито вдребезги, содержимое исчезло. Остался квадрат черного бархата размером около двух квадратных футов и табличка с каллиграфически выполненной от руки надписью: ПОДЛИННЫЙ ТЕКСТ ДЕКЛАРАЦИИ НЕЗАВИСИМОСТИ НА ПОДЛИННОМ ПЕРГАМЕНТЕ!

— Ох ты! — вырвалось у меня. — Есть из-за чего расстроиться. Ценность документа трудно представить. Значит, здесь хранился оригинал?

— Конечно! — с жаром заверил Барнум. — Смотря, конечно, что понимать под оригиналом. Это, правда, не оригинальный оригинал. Пытался я его добыть, да куда там! Эти бюрократы из правительства уперлись, и ни в какую! Национальное достояние, то, сё! Но у меня лучшая копия, какую можно добыть за деньги. Немец один делал, Анбиндер. Лучший каллиграф цивилизованного мира. И лучший пергамент, как и указано. Кучу денег заплатил.

— Понятно, — сухо заметил я, несколько раздосадованный тем, что сходу не уловил подлинного смысла подлинно барнумовской казуистики.[20] — Пропажа, полагаю, не столь катастрофическая. Все же весьма сожалею, что ваш музей понес тяжкие потери.

— Да, много работы предстоит, — Барнум указал на своего помощника, который отставил швабру в сторону и занялся отшибленной головой восковой фигуры Эндрю Джексона, обезглавленной ударом какого-то бесчинствующего бандита.

— Ладно, нечего скорбеть о потерях, надо смотреть вперед и видеть светлые стороны, вот мой девиз. Во всяком случае, эти негодяи не добрались до моих подлинников, до исторических документов. У меня внизу их куча. Рукописный экземпляр инаугурационной речи Вашингтона, заметки доктора Франклина о знаменитом эксперименте с воздушным змеем, подлинный Mayflower Compact.[21] Астор уж который год пытается его у меня выкупить. Каждый раз, когда я у него бываю, он обязательно улучит момент, отведет меня в сторонку и опять за свое: «Ладно, Финеас, кончай ломаться, назови цену. Я должен заполучить эту реликвию». Ха! Да я скорее свою жену продам!

Ввиду известной склонности короля зрелищ к гиперболизации я посчитал бы и эту последнюю фразу явным преувеличением, однако, будучи представленным миссис Барнум, я не имел причины сомневаться в искренности данного утверждения.

— Скажите мне, ребята, как ваша охота? Напали на след этого людоеда Джонсона?

— На данный момент о его местопребывании нам ничего не известно, — сообщил я Барнуму. — Однако мы упорно и тщательно исследуем все хоть сколько-нибудь заметные следы. Один из таких следов и привел нас сюда сегодня. Нас интересует ваш знаменитый укротитель, покойный Мазеппа Вивальди.

— Великий Мазеппа? Бог ты мой! А он-то каким боком замешан в эти ужасные дела?

— Может, и вовсе не замешан, — успокоил Барнума Кит Карсон.

— Да-да. Наш интерес к нему основан на неопределенной, неконкретной информации. Нам хотелось бы, чтобы вы рассказали все, что о нем знаете, не исключая мелочей.

— Да я о нем ничего и не знаю, — разочаровал меня Барнум. — Только рабочие контакты. Едва был знаком с беднягой. Девиз Барнума — не смешивай дело с отдыхом. Впрочем, Мазеппа казался неплохим парнем. Из старой бостонской семьи, насколько мне известно.

По официальной барнумовской мифологии Великий Мазеппа, отпрыск одного из правящих родов Италии, сбежал из дому, влекомый зовом бескрайнего моря, и в результате кораблекрушения оказался на африканском побережье, где присоединился к труппе бродячего цирка и выучился на укротителя. То, что эта легенда оказалась очередной фабрикацией, меня вовсе не удивило. Как и Оскар Шмидт, преобразившийся в капитана Аристидеса Констентенуса, почти все барнумовские исполнители и живые курьезы-экспонаты снабжались экзотическими биографиями, придававшими им налет таинственности и романтичности, возбуждавшими интерес публики.