class="p1">Горсков вел протокол.
— Что вы можете сказать, Волчок? — начал Серов. — Вас предупреждали, что реку надо форсировать вброд. Брод был хороший. А вас понесло в сторону, метров за двести, на мост…
— Пушки ж были несправны, — сказал Волчок.
— Я не о том. Почему вы не выполнили приказ командира? В результате утопили пушки и лошадей чуть не загубили.
— Говорю ж, несправны они были.
— Так, может, вы их специально утопили, раз были неисправны?
— Я и говорю: несправны…
— У вас есть награды? — спросил Серов. — С какого года воюете?
— С сорок першего. Наград не маю.
— Так вернемся к делу. Почему вы, Волчок, не выполнили приказ командира, а сосвоевольничали…
— Несправные це пушки.
Волчок так ничего и не мог сказать вразумительного.
Твердил одно:
— Несправные… Несправные…
Терпение иссякло даже у Горскова, написавшего протокол.
— Штрафбат. Что же еще! — сказал Серов.
Волчка увели.
— Ну-ка, покажите, — попросил Серов Горскова и взял у него протокол. — Что ж, прилично! Даже очень! Замечу вам, Алексей Михайлович, что сегодняшнее дело — цветочки. Покопайтесь вот тут, — и он указал на шкаф, — найдете много прелюбопытнейшего. На первый взгляд наша работа может показаться неблагодарной, даже неблагородной, если хотите. Но на деле это не так, конечно. Мы еще плохо занимаемся профилактикой. А ведь далеко не все, чьи дела поступают к нам, потенциально плохие люди. И само понятие трусости, например, относительно. Вот во время Курской битвы мы задыхались от обилия дел. Увы, конечно, большинство из тех, кого мы рассматривали, погибли в штрафбатах. Но есть и такие, что получили Героя. Да и погибшие восстановили свое доброе имя. Расстрела же не было ни одного! А какая заваруха! Так что вы полистайте, Алексей Михайлович, полистайте. И на будущее — как художнику — вам полезно…
Алешу удивило, что Серов назвал его по имени-отчеству. Так его очень редко кто называл в армии, а до армии и подавно.
Он листал дела.
Чего тут только не было! И самострелы, и уклонение от боя, и нарушение приказов, и мародерство, и пьянки. По делам проходили чаще всего молодые, но встречались и старички.
Горскова поражала скрупулезность, с какой трибунал разбирал дела. Совсем не фронтовая, а скорей гражданская, мирная какая-то скрупулезность.
Расстрелы не встречались. Чаще штрафбаты.
«…Не все потенциально плохие люди», — вспоминал Горсков слова Серова,
XXIV
В районе Знаменка — Смела за Кировоградом 14-я гвардейская дивизия разгромила штаб 4-го воздушного флота немцев. Были захвачены большие трофеи, много пленных, и среди них один американец, майор авиационно-технической службы. Это событие моментально разнеслось по всей дивизии, вызвав массу толков и криво-толков. Обсуждали его и в трибунале.
— Будет допрос, попрошусь, Алексей Михайлович! Может, и пустят! — пообещал капитан Серов.
И действительно, их пригласили.
По этому поводу, или так совпало, Горскова экипировали в новую форму. Выдали зеленую английскую шинель, гимнастерку с брюками и ботинки, которые оказались страшно холодными.
— Союзнички, — бросил Серов. — А с виду вроде так симпатично.
Вместо ботинок пришлось подыскать немецкие сапоги.
И вот они собрались в штабе дивизии.
Народу было много — от командира и начальника штаба до Горскова и еще каких-то рядовых.
В избу ввели американца.
— Переведи, чтоб садился, — сказал полковник.
Американский майор широко улыбался. Был он в своей форме, даже со знаками различия. Такой крепыш, лет за тридцать, без всяких следов немецкого плена. Довольно лощеный.
— Рассказывайте, как было дело! — попросил полковник через переводчика.
— Уи уэр шот даун эт Штутгарт. Эт фёст ит уоз э пиизэн кэмп. Зэн зэй юзд ми зэ э тэкникэл эксперт[9].
— Значит, вы воевали вместе с немцами? За что же такая честь? — спросил полковник.
— Ай уозн’т э комбэтэнт. Ай уоз динг э джермэн мэйнтэнанс джоб[10].
— Как не воевали! Ваши соотечественники, насколько мне известно, воюют против фашистской Германии, — сказал начальник штаба. — А вы?
— Ай хэд ту ду зэ джоб эгейнст май уилл[11].
— И как же к вам относились ваши хозяева? Вот и форму они вам сохранили, и знаки различия. Как вы питались? Где жили?
— Зэй тритид ми дисэнтли[12].
— Как немецкие офицеры?
— Ииес[13].
— И вы не попытались бежать? Когда вы прибыли на фронт в этом новом качестве?
— Три энд э хаф манз эгоу[14].
— Времени у вас было вполне достаточно, чтобы обдумать свою, как бы вам сказать, пикантную ситуацию. И охраны, судя по всему, у вас строгой не было, — мрачно сказал полковник. — Почему же вы не бежали к нам, например?
Американец замялся.
— Отвечайте! — попросил полковник.
— Ай фанд их таад ту анса. Пропаганде, ю си…[15]
— Значит, немцев вы не боялись, а русских боялись. Странная логика! — сказал начальник штаба.
Американец промолчал. И протянул полковнику какой-то бюллетень, достав его из-под кителя.
Бюллетень пошел по рукам.
Все говорили:
— Интересно!
— Любопытно!
— По-русски!
И еще что-то в этом духе.
Наконец бюллетень дошел до Серова и Горскова. Они начали листать его.
«ЗА ПОБЕДУ
Бюллетень русско-американского общества № 6.
Сан-Франциско, Калифорния. Цена 5. Год изд.
1-й. Сентября 1942 года
Привет
Героям Советского Союза!
Все сильнее растет дружба между двумя народами: США и СССР.
Героическая Красная Армия с первых дней войны разбила миф о непобедимости фашистского оружия. Работы советских ученых, педагогов и деятелей искусства навсегда рассеяли и обличили фашистскую ложь о «жестоком сталинском режиме»; о «красной, коммунистической опасности», якобы против которой и повел Гитлер свой «крестовый поход». Получилось обратное: мир узнал бездушный гитлеровский режим, содрогнулся от зверств фашистов-детоубийц и преклонился перед Советской страной, воспитавшей в народе подлинный героизм, высокую культурность, гуманность и образованность.
Имена этих героев связаны с мировой славой трех величайших в истории человечества оборон: Людмила Павличенко — участница обороны Севастополя, Николай Красавченко — Москвы и Владимир Пчелинцев — Ленинграда.
Они вправе спросить, когда же союзники окажутся таковыми на деле?..»
Здесь же, на первой полосе, портреты Николая Красавченко, Людмилы Павличенко и Владимира Пчелинцева в полной боевой форме.
На второй полосе фотографии советских детей, которых истязали немцы, и две заметки:
«120 ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ НА ПОМОЩЬ СОВЕТСКОМУ СОЮЗУ. Ужо бо, братие, не веселая година встала. Жены русския восплакашась, аркучи: уже нам своих малых чад не мыслию смыслити, не думою думати, ни очима соглядати. А востока бо, братие, Киев тугою, а Чернигов напастьми: ТОСКА РАЗЛИЯСЯ ПО РУССКОЙ ЗЕМЛИ, ПЕЧАЛЬ ЖИРНА ТЕЧЕ СРЕДЬ ЗЕМЛИ РУССКИЯ… (Из песни об Игоре).
Да, страшные времена переживала Русь в войне