Читать интересную книгу Старец Горы - Сергей Шведов

– Позволь, государь, передать тебе этот скромный дар от твоего преданного вассала благородного Глеба де Лузарша де Руси.

Скромный дар состоял из пятнадцати шкурок горностая, стоивших в Париже бешеных денег. Король Филипп до такой степени был потрясен щедростью Лузарша, что даже не сразу нашел нужные слова для дарителя. Впрочем, смуглолицый шевалье, человек, судя по всему, воспитанный, короля с ответом не торопил, а продолжал невозмутимо сохранять почтительную позу, которую принял в начале обращения. Правитель Франции, наконец, кивком головы ответил на поклон шевалье, после чего тот покинул помост под восхищенный шепот дам.

– А разве в Сарацинских землях водятся горностаи? – спросил Филипп у Боэмунда.

– Не видел, – честно признался Боэмунд. – Но ты ведь знаешь Лузарша, государь. Благородный Глеб способен снять шкуру даже с огнедышащего дракона, если тот случайно попадется ему на глаза.

Шутка понравилась не только Филиппу, но и шевалье его свиты, отлично знавшим, с кем они имеют дело в лице новоявленного барона де Руси. До торжественного обеда, король и граф успели прогуляться по двору рука об руку и поговорить с глазу на глаз. К сожалению, Пьеру де Рошфору, так и не удалось выяснить, что именно обсуждали Филипп и Боэмунд, но, если судить по довольным лицам хозяина и гостя, они договорились. Между делом состоялся и еще один разговор, тоже очень важный для благородного Пьера. Этьен де Гранье подошел к аббату Сен-Жерменскому и о чем-то тихо спросил его. Ответ преподобного Адама прозвучал неожиданно громко и привлек внимание благородных шевалье и дам:

– Конечно, благородный Этьен, аббатство выполнить взятые на себя обязательства, но, разумеется, только в том случае, если ты выполнишь свои.

– Я привезу деньги, – кивнул Гранье. – Семьсот пятьдесят серебряных марок, как мы и договаривались, святой отец.

Епископ Парижский резко обернулся на голос шевалье и строго глянул на смутившегося аббата:

– Я очень надеюсь, Адам, что твои расчеты с благородным Этьеном закончатся в ближайшие дни к всеобщему удовлетворению.

Из слов старого епископа, всем присутствующим, включая благородного Пьера, стало ясно, что церковь не даст в обиду крестоносца, даже если у него возникнет спор с одним из самых достойных ее представителей.

– Сочувствую, Пьер, – ухмыльнулся Гарланд, – но все права в данном случае у шевалье де Гранье.

Граф Эсташ де Гарланд был моложе благородного Пьера на пятнадцать лет, но, обладая недюжинным умом и красноречием, сумел обратить на себя внимание Филиппа, привечавшего краснобаев, и теперь все более уверенно оттеснял Рошфора от трона. Судя по тому, как Боэмунд подошел к Констанции, вопрос об их предстоящем браке был уже решен, что не без удовольствия отметил благородный Эсташ. Озабоченный Пьер оставил своего говорливого соседа и направился к Этьену де Гранье, с улыбкой отвечавшему на приветствия знакомых шевалье.

– Я надеюсь благородная Эмилия здорова? – мягко спросил Рошфор, тронув Гранье за локоть.

– Хвала Богу, граф, – охотно отозвался крестоносец, – жена и сын легко перенесли долгое путешествие.

– У тебя родился сын? – удивился Рошфор. – В таком случае, поздравляю тебя благородный Этьен не только с возвращением, но и с наследником. Ты где остановился?

– В доме торговца Жака Флеши.

– Я бы пригласил тебя к себе, шевалье, но король поручил мне окружить внимание своего гостя.

– Спасибо, благородный Пьер, – кивнул Гранье. – Я вполне доволен оказанным мне гостеприимством. К тому же я не собираюсь задерживаться в Париже. На днях я расплачусь с аббатством и вернусь, наконец-то, в замок Гранье. Об этой минуте я мечтал почти десять лет.

– Желаю тебе успеха, Этьен, – с чувством произнес Рошфор. – Да поможет тебе Бог, во всех твоих начинаниях.

О предстоящем браке Констанции и Боэмунда было объявлено уже на следующий день после торжественного приема. Король и граф, люди решительные и не склонные к проволочкам, столь быстро разрешили все вопросы, неизбежно возникающие в подобных случаях, что поставили в тупик всех своих непрошенных советчиков. Включая, естественно, и благородного Пьера. Рошфор, рассчитывавший оттянуть помолвку на неопределенный срок, вынужден был признать свое поражение. Теперь ему предстояло уберечь короля Филиппа от еще одной ошибки, и не позволить злопыхателям, расстроить брак принца Людовика с Люсьеной.

Невеселые размышления Пьера прервал шевалье де Шелон, заявившийся в гости к графу в не самый подходящий момент. Рошфор считал, что благородному Гишару лучше не попадаться на глаза ни самому Боэмунду, ни шевалье его свиты. До поры, естественно.

– Меня видел только Ролан де Бове, – поморщился в ответ на отповедь графа Шелон. – Мне показалось, что благородная Люсьена к нему не равнодушна.

– Думай, что говоришь! – вскипел граф.

– Как знаешь, благородный Пьер, – обиделся Гишар, – но Париж полон слухов.

Рошфор сам посоветовал дочери подразнить Боэмунда, в нелепой надежде, что нурман если не потеряет голову, то хотя бы увлечется легкомысленной девицей. Но после объявленной помолвки, нужда в подобной игре отпала. А продолжение интрижки сулило неприятности уже не столько графу Антиохийскому, сколько Люсьене де Рошфор. Что касается нурманских рыцарей, то о них разговора вообще не было.

– Бове не нурман, он провансалец, – поправил графа Шелон.

– Какое мне дело до этого негодяя! – в ярости хлопнул ладонью по столу Рошфор, но тут же спохватился и попытался овладеть собой. – Что привело тебя ко мне?

– Адам отказался назвать время приезда шевалье де Гранье в аббатство.

– Почему? – нахмурился Пьер.

– По-моему, он что-то заподозрил.

– А какое мне дело до его подозрений, – вновь вскипел Рошфор, и от прихлынувшей, видимо, злости едва не разорвал гусиным пером лист бумаги, стоившей, между прочим, баснословных денег. Перо скрипело так долго, что Гишар, начал терять терпение. В конце концов, граф мог бы передать свое недовольство аббату на словах.

– Рене разговаривал с Жаком Флеши, в доме которого остановился Гранье. Паук утверждает, что денег у благородного Этьена столько, что хватит на выкуп замка с избытком. По-моему, Флеши догадался, что мы расспрашиваем его неспроста.

– А зачем Рене вообще отправился к ростовщику?

– Вообще-то Жак торговец, – оскалил зубы Гишар. – А если и дает кому-то в долг, то только из дружеского расположения. Что же касается твоего младшего брата, то ты ведь сам, благородный Пьер, поручил ему узнать, какими средствами располагает Гранье.

– Ты мне лучше скажи, сколько денег должен Рене этому негодяю?

– Много, – вздохнул Шелон.

– Так передай своему распутному дружку, что я больше не намерен оплачивать его долги.

– Ты ему уже об этом говорил, благородный Пьер, – напомнил забывчивому графу Гишар. – Рене внял твоему совету.

– Тем лучше, – прошипел Рошфор и бросил исписанную мелким почерком бумагу на стол: – Передашь эту бумагу, аббату. Здесь перечислены все его прегрешения. Видимо, он о них забыл. К сожалению, у некоторых людей очень плохая память.

У благородного Гишара с памятью все было в порядке, а потому он сунул за пояс письмо, не читая. О грехах аббата он знал не меньше благородного Пьера. К сожалению, плоть слаба не только у мирян, но и у клириков. А преподобный Адам на свою беду родился сластолюбцем. Замок Гранье, который аббат широким жестом подарил своему родственнику, стал местом отдохновения не только для греховодника Адама, но и для монахов святой обители, не сумевших перебороть плотских искушений. В этот раз Шелон не сомневался, что получит от своего родственника исчерпывающие ответы на все интересующие его вопросы.

Трудно сказать, почему Этьен де Гранье решил отправиться в Сен-Жерменское аббатство на исходе дня. Возможно, не хотел привлекать к себе внимание. Все-таки количество серебра, которое он собирался пересыпать в казну монашеской обители, могло поразить воображение даже далеко не бедных людей. Во всяком случае, благородный Рене, всегда испытывающий острый недостаток в средствах, места себе не находил, проклиная удачу, которая всегда выпадает на долю тех, кто менее всего этого достоин.

– Успокойся, – посоветовал ему Шелон, которому надоели причитания сердечного друга.

– Я потерял невесту, Гишар, я потерял ее приданное, я должен Жаку Флеши триста серебряных марок, а ты предлагаешь мне спокойно взирать, как жалкий глупец прибирает к рукам наше с тобой скромное жилище.

Замок Гранье, построенный пятьдесят лет тому назад, отличался высотой и крепостью стен. Здесь не было паласа, зато был квадратный донжон, высотой в двадцать метров, с разбирающейся крышей, где можно было поместить катапульту для устрашения врагов. Замок располагался на искусственном холме, окруженном глубоким рвом, заполненным водой даже в эту жаркую пору. Надежное убежище, что там не говори. Шелон душой прикипел к чужому гнезду и не собирался с ним расставаться.