Она просто ведет меня в дом. По левую руку я замечаю большой зал. Сквозь окно крытого балкона льется солнце и освещает шпалеры на стенах. Мне приходит на ум, что в отсутствие Дюваля я могла бы незаметно обыскать его обиталище, но желания заниматься этим почему-то не возникает. Я до смерти устала, даже иду через силу, словно вброд по глубокой воде.
Похоже на то, что лезвие, оцарапавшее мне руку, все же было отравлено. Если это вправду так, дурнота должна скоро пройти. Смерть Ночной Песенки здорово подкосила меня. Это неправильно, но ничего поделать с собой я не могу. Собственная слабость бесит меня.
Одолев широкую лестницу, Луиза приводит меня в спальню. Здесь тоже застекленные окна; толстые бархатные занавеси не допускают внутрь холод. В очаге уже разложен огонь, поблизости ждет большая ванна. Служанка как раз льет в нее из ведра горячую воду. Над ванной клубится пар.
При мысли о купании на душе становится чуть легче. С самого отъезда из монастыря у меня не было случая как следует вымыться. Я стосковалась по ощущению чистоты.
В дверь стучат. Входит лакей, в руках у него моя сумка с пожитками. Луиза жестом велит оставить ее на кровати, потом выпроваживает и его, и служанку, а сама подходит ко мне:
— Могу я тебе помочь снять платье?
— Нет! — Я страшно боюсь, что кто-нибудь посторонний увидит багровые шрамы у меня на спине, и отказ звучит резче, чем следовало бы. — Спасибо, не надо, — поправляюсь я уже спокойнее. — Я выросла в монастыре и… и очень привыкла все делать одна.
Сердце у меня судорожно колотится. Только навязчивых служанок мне не хватало!
Она лишь слегка приподнимает брови — еще одно свидетельство отменной вышколенности:
— Что ж, хорошо. Мойся на здоровье!
И с этими словами она выходит за дверь.
Оставшись одна, я перво-наперво присаживаюсь на кровать. Все мое победное торжество улетучилось неизвестно куда, оставив за собой лишь горе от утраты Ночной Песенки и острое ощущение того, насколько далеко я оказалась от дома.
ГЛАВА 17
Меня будит очень тревожное ощущение, от которого сзади на шее встают дыбом нежные волоски. Каждый мускул в теле тотчас напружинивается: драться или бежать?.. Мой ум силится восстановить в памяти непривычную обстановку, а рука уже ползет под подушку, где спрятан стилет.
В тишине спальни рокочет усталый мужской голос:
— Оставь в покое свою колючку, она тебе не нужна.
Это Дюваль. Я лежу в его доме, в Геранде. Ослабляю хватку на рукояти.
— Им не колют, — поправляю я по привычке. Сколько раз точно так же меня поправляла сестра Арнетта. — Его всаживают и потом поворачивают.
Он смеется, негромко и как-то удивительно искренне. От этого смеха у меня неизвестно почему бегут по коже мурашки. Ладонь начинает чесаться, но совсем выпустить стилет я пока не готова.
Дюваль сидит в кресле спиной к единственному окну. Он что, пришел понаблюдать за мной, надеясь получить какое-то преимущество? Что ему нужно? Это его дом, и мои крики услышат разве что его верные слуги.
А крика будет много, потому что я так просто не дамся!
— Говорю тебе, оставь в покое кинжал!
Он уже не смеется. На сей раз в голосе звучит сталь.
— С чего это я должна лежать тут впотьмах безоружная?
— А от кого ты собираешься защищаться? Я, кажется, тебе ничего плохого не сделал.
Он прав. Я действительно не могу внятно сказать, от кого или от чего намерена обороняться. Просто ощущаю угрозу, вот и все.
— У тебя есть пять секунд на то, чтобы оставить кинжал, — говорит Дюваль. — Не то он окажется у твоего нежного горлышка!
Его слова оказывают на меня действие, противоположное задуманному. Вместо испуганного повиновения я исполняюсь желания помериться с ним силой и боевыми умениями. Сегодня мы оба убивали людей. Интересно, кто возьмет верх?
Я пугаюсь этой неожиданной мысли, вынырнувшей из потемок души. И на всякий случай засовываю стилет подальше под подушку, чтобы ненароком не схватиться за него без всякого повода.
Тем не менее лежа я чувствую себя слишком уж беззащитной, поэтому сажусь на постели. Слабый свет луны, проникающий в окно, обрисовывает широкие плечи Дюваля. Я дорого дала бы за то, чтобы увидеть его лицо и понять, что у него на уме, но его черты скрывает густая тень. Вдобавок он на меня даже не смотрит. Он сидит, опустив затылок на подголовник. Его плечи чуть опущены, и я понимаю, что он страшно устал.
Я спрашиваю:
— Что ты тут делаешь?
Он переводит взгляд на меня. Я не вижу его глаз, но взгляд чувствую, словно прикосновение, и у меня опять мурашки. Я принимаюсь тереть ладони.
Он говорит:
— Сижу вот гадаю, чего так боится моя прелестная убивица.
— Ничего я не боюсь.
Дюваль наклоняет голову:
— В самом деле? — Он долго смотрит на меня, после чего встает и направляется прямо к кровати. Я затаиваю дыхание. — Тебя страшит, как бы я не попробовал подобраться поближе?
Он говорит очень тихо, почти мурлычет. У меня прерывается дыхание. Хочется думать, что это от страха, но ощущение совсем не похоже на страх. Что же это со мной? Каждый вершок моей кожи восхитительно и болезненно ощущает белье и покрывала, которые нас разделяют. Покрывал достаточно много, но все равно я сижу как нагишом. Невыносимо!..
— Возможно, ты боишься, что я к тебе прикоснусь? — спрашивает он задумчиво и протягивает руку. Она повисает над изножьем постели. Сейчас. Вот прямо сейчас.
Когда его ладонь в самом деле опускается на мою лодыжку, мне требуется вся сила воли, чтобы не рвануться прочь. Он держит крепко, и кажется, что жар от его руки готов прожечь одеяло. Ступня начинает пульсировать, а за ней и все тело. Что же это? Страх? Или все-таки предвкушение?..
Мы смотрим друг другу в глаза, и каждое мгновение тянется бесконечно долго.
— Как же ты намерена вести игру совращения, если сама, чуть что, сразу шарахаешься? — Его голос мягким бархатом течет по моему телу. — Как ты собираешься выведывать мои тайны, если простое прикосновение еле выносишь? — И он с невнятным проклятием убирает ладонь. — О чем они вообще думают, эти монастырские клуши? Отправили невинную девочку притворяться блудницей!
Мое сердце ломится вон из груди. Дюваль возвращается в кресло. Он знает! Он знает, что настоятельница приказала мне шпионить за ним! Наверное, с самого начала обо всем догадался! А я-то думала, будто ловко обманываю его.
Дюваль смотрит на меня, точно на хитрый запутанный узел, который ему предстоит развязать. Я сижу неподвижно, изо всех сил стараясь не ерзать под его взглядом. Потом упрямо повторяю:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});