Читать интересную книгу Тайна гибели Есенина - Виктор Кузнецов

Протокол №16 заседания бюро коллектива «Красной газеты» от 13 мая 1924 года гласит: «Секретариат редакции будет открываться вместо 12-ти часов — с 2-х часов». Такой порядок предложила сама Рубинштейн. Даже если в 1925 году секретариат «вечерки» вернулся к прежнему графику работы (с 12 час.), «Красная» никак не могла быть отпечатанной и переданной в киоски к 2 часам 30 минутам, когда ее приобрел Ин. Оксенов.

Заметим, «Правда» и другие газеты сообщили дату и время вскрытия 5-го номера «Англетера» — 28 декабря, 11 часов. При старой полиграфической базе, сложной организационно-технической практике выпуска газеты, необходимости ее транспортировки и т.п. за такой немыслимо короткий срок (2-2,5 часа) издание не могло дойти до читателя. Очевидно, Рубинштейн знала об убийстве Есенина уже поздно вечером 27 декабря (воскресенье) и приготовила заранее материал для печати.

28 декабря, когда еще не состоялась судмедэкспертиза тела поэта, «вечерка» известила о его самоубийстве, показала «Красные клыки» (так называлась стенная газета при редакции). Ложь тут же подхватили ТАСС, РОСТА, зарубежные агентства.

По явному недосмотру Рубинштейн и цензуры «проскочила» статья Бориса Лавренева «Казненный дегенератами», единственное честное слово о свершившемся злодеянии в хоре фальшивых и трусливых голосов советских писателей. Лавреневу пришлось на собрании литераторов отстаивать свою точку зрения. Показательно: авторы материалов по скорбному поводу не были духовно близки Есенину.

Рубинштейн и Елькович в конце декабря 1925 года, при завершении работы XIV съезда РКП(б), прямо-таки свирепствовали, защищая зиновьевскую «новую оппозицию», бросая в корзины резолюции предприятий в поддержку большинства ЦК партии. Елькович даже выставил охрану в типографии, где версталась «Красная газета», — до того ситуация обострилась.

1 января 1926 года подпись ответственного редактора была снята. Но он затеял своего рода сражение, когда ему приказали передать редакторство сталинскому посланцу И. Степанову-Скворцову. Последний, правда, формально руководил редакцией, практически же дело возглавил (официально с 24 февраля 1926 г.) Петр Чагин, друг Есенина. И сразу тон отношения к памяти поэта изменился, посмертное над ним издевательство на время прекратилось. Кто знает, может быть, трагедии не лучилось, если бы С. М. Киров и его Санчо Панса — Чагин — приехали в Ленинград пораньше (из газетной хроники известно, — Киров, назначенный новым партийным руководителем, прибыл в город 29 декабря).

Нельзя исключать, что своевременно информированный Есенин бежал от суда в Ленинград под защиту по-доброму к нему относившегося Кирова-Кострикова, кстати, в отличие от многих заметных большевиков, весьма неплохого литературного критика, ценителя поэзии.

Вскоре П. И. Чагин указал Рубинштейн, как мы знаем, на дверь. Через десять лет за троцкистско-террористическую деятельность ее арестуют и расстреляют.

ГЛАВА X

УБИЙСТВО ПО ПЛАНУ

Есенин, убегая из Москвы в Ленинград от грозившего ему суда и вездесущих чекистов, не мог остановиться в «Англетере». Это все равно что отправиться к черту на рога. В городе на Неве у него было немало добрых знакомых, которые наверняка рассказывали ему об особом режиме в доме по проспекту Майорова, 10/24. Имея богатый опыт одурачивания гончих службистов, на этот раз он тем более не мог рисковать (см.: Хлысталов Эд. Тринадцать уголовных дел Сергея Есенина. М., 1994). Декабрьская телеграмма Вольфу Эрлиху: «Немедленно найди две-три комнаты» — скорей всего, фальшивка, которая нужна была сексоту ГПУ для алиби. Ни один документ, как читатель мог убедиться, не подтверждает проживания Есенина в «Англетере». Доказательств по этому поводу предостаточно.

Если следовать официальной логике, но проверять ее архивными материалами, обнаруживается следующая странная картина: поэт поселился в 5-м, самом захудалом номере гостиницы, где нет не только ванны, но даже чернил; комната отгорожена шкафом от смежного большого помещения, в конным до 1917 года находился большой аптечный склад (данные контрольно-финансового журнала), ближайшие его соседи — сапожник, парикмахер и даже сумасшедшая чета Ильзбер [19].

Московский гость живет «по блату», не прописываясь. Такая вольность исключалась, напоминаем о записке (1925 г.) заместителя начальника местного ГПУИ. Л. Леонова в отдел коммунального хозяйства с просьбой поселить в «Англетере» своего агента. Европейски известный человек сидит одиноким отшельником четыре дня в своей полуподвальной обители, никуда не выходит, встречаясь, за двумя-тремя исключениями, совсем с незнакомыми людьми. 27 декабря, согласно мемуарной лжи Мансурова, устраивает пир, обильно сдобренный водкой и праздничным гусем, а по «наводке» Бермана, — выставляет чуть ли не десяткам гостей многочисленные графинчики и закуски на «длинном столе», а сам в это время дрыхнет пьяный на кушетке с зажатой в зубах папироской. Сработано топорно-грубо. «Гостиницы для приезжающих торгуют как обычно, — информирует 24 декабря 1925 года „Новая вечерняя газета“, — но без продажи пива и крепких напитков».

Продолжим: уходят собутыльники, поэт, обуреваемый хандрой, режет себе вены и даже ладони и плечо (протокол милиционера Горбова), бросает бритву и вскарабкивается с веревкой от чемодана на сооруженную высокую пирамиду на письменном столе, это после-то сильного кровотечения, не делает смертельную петлю на гладкой трубе парового отопления под самым потолком, а обматывает шею веревкой (лишь полтора раза), — будто шарфом и…

Дальнейшее известно. Не слишком ли много в этой трагедии «случайностей» и гэпэушников? Только сравнительно недавно стало известно, насколько плотно они (Берман, Дубровский, Медведев, Эрлих и др.), как коршуны, кружили над 5-м номером «Англетера». Следы запланированности кощунственного надругательства, а также следы его сокрытия, — налицо. Приведем наиболее убедительные аргументы.

Начнем с ленинградской «Новой вечерней газеты» («НВГ»), ее так же, как и «Красную газету», курировал Я.Р. Елькович. «Новая» не менее авантюрна, чем «Красная». 29 декабря «НВГ» напечатала подборку материалов о кончине Есенина, среди прочих — репортаж, как уже упоминалось, писателя Николая Брыкина «Конец поэта». Автор явно не появлялся в «Англетере», а просто поставил свое имя под чьей-то стряпней — достаточно сказать, что репортер изобразил «самоубийцу» обутым в сапоги, хотя на ногах Есенина были туфли.

Сусанна Map, мечтавшая стать духовной музой ленинградских имажинистов (из воспоминаний Вадима Шершеневича), написала в том же номере «НВГ» слезливо-фальшивую заметку, в которой фигурирует покинутая поэтом заплаканная Анюта. Что ни абзац — пошлые выдумки.

Но зловонные публикации появились еще раньше — 24 декабря 1925 года, в этот день Есенин приехал в Ленинград. Позволим себе полностью скопировать «маленький фельетон» журналиста-сатирика Александра Флита, претендовавшего на роль советского Козьмы Пруткова. Вчитайтесь, пожалуйста, в это сочинение.

ХОРОШИЙ ГУСЬ

(Строки из дневника)

Декабря 9-го. Я, крестьянский гусь-середняк Селижаровской волости Осташковского уезда Тверской губернии, деревни Первозвановка, от Машки-гусыни и Мишки-гусака, 22-х фунтов живого веса, прибыл сего числа в партии гусей-односельчан в Ленинград и поступил на склад Губгусьпрода.

Декабря 11-го. Держат в клетках. Теснота невообразимая. Питание отвратительное. Некоторые панически настроенные элементы уверяют, что нас скоро под зарез. Позвольте! Но ведь рождественский гусь — вопиющий предрассудок, это — религиозный дурман, это пережиток старого режима?!

Декабря 15-го. Четыре дня не брался за свое гусиное перо. События потрясли меня. Дорогого дядю Петра Никанорыча вчера отделили в числе сотни отборнейших, жирнейших гусей выпуска 23-го года, зверски убили и погрузили в порту на Лондон, в адрес английской мещанской утробы. Это у них называется экспортом битой птицы.

Декабря 17-го. Дни за днями катятся. Худею не по дням, а по часам…

Декабря 19-го. Вчера забрали соседа слева, сегодня забрали соседа справа. От страха у меня сделалась гусиная кожа. Но протесты бесцельны…

Декабря 21-го. Я знаю, что мне делать. Я — сознательный гусь, утру нос Губгусьпроду и брошу вызов всей человеческой утробе.

Прощайте, пока прощайте, мама, прощайте. Первозвановка Селижаровской волости Осташковского уезда Тверской губернии.

Протокол осмотра продажи живсекции Губгусьпрода.

Декабря 23-го, 1925 года, мы, нижеподписавшиеся, осмотрев партию гусей в 50 штук, запроданную ресторану «Кашира пьяная» и предназначенную к переводу в убойный отдел, составили настоящий акт о нижеследующем:

— из партии в 50 гусей, 50-й гусь найден повесившимся (здесь выделено ред. — В.К.) на крюке клетки и как погибший насильственной для гуся смертью, согласно инструкции Ветздравотдела, сдаче не подлежит.