Читать интересную книгу Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден

Болеслав сухо сглотнул и потянулся к бутылочке с водой возле седла. А сердцу все-таки тревожно. К тому же тоскливую муть на душе вызывают сообщения дозорных, если им верить. Понятно, что они склонны преувеличивать, но уже не один из них по возвращении докладывал о конной орде вдвое большей, чем его полсотни тысяч, – прямо-таки неоглядное море коней и жутких узкоглазых варваров с луками и копьями, что торчат как лес густой. Понемногу начинал напоминать о себе мочевой пузырь, заставив Болеслава еще раз поморщиться. Ну да ладно, пусть поганые псы только сунутся. Господь да скажет свое слово, и они изведают мощь его карающей десницы.

Вдали уже обозначилась темная масса вражьих полчищ. Они все ближе, разливаются по земле великим множеством, хотя не таким уж неисчислимым, как сообщали дозорные. Однако кто знает, сколько их еще там. Из Московии о враге Болеславу поступило всего одно донесение, но уже в нем предупреждалось, что монголы по своей хитрости – сущие дьяволы: честному бою предпочитают всяческие засады и фланговые удары. Но нерешительность Болеслава развеялась вместе с тем, как взяли свои пики на изготовку его славные копейщики. Монгольская конница мчалась прямо на их ряды, словно рассчитывая продраться сквозь них галопом. От опасения, что в его боевой диспозиции что-то упущено, Болеслава прошиб пот. Было видно, как готовятся к встречному броску рыцари-тамплиеры, пока еще в безопасности за незыблемыми рядами страшноголовых кольчужников. Вот накренились тяжелые пики, толстыми задними концами упершись в землю. Нет, эти остановят кого угодно; вспорют

любого

, невзирая на быстроту и неистовость натиска.

Монголы шли широким крылом глубиной не более полусотни. Приблизившись, они дружно вскинули луки и дали залп. Тысячи стрел взметнулись в воздух над построением копейщиков. Болеслава охватил невольный ужас: щиты у солдат были, но они их побросали ради того, чтобы встретить неприятеля пиками.

По полю пронесся звук разящих людей стрел, а за ним раздались людские вопли. Попадали сотни, а стрелы все сеялись – и разили, разили…

Между каждой тучей пущенных стрел можно было насчитать двенадцать ударов сердца; а впрочем, сердце металось, так что ему веры нет. На вражеский шквал его лучники ответили собственным залпом, и Болеслав замер в ожидании, а затем разочарованно увидел, что стрелы до монголов не долетают. Как им удается стрелять на такое расстояние? Его лучники бьют исправно, в этом сомнений нет, но если они не могут дотянуться до врага, то какой от них толк?

По рядам разрозненно понеслись приказы. Многие из копейщиков бросали громоздкое оружие и подхватывали щиты, в то время как другие пытались как-то удерживать их с копьями одновременно; в итоге не получалось ни того ни другого. С растерянным проклятием Болеслав обернулся на предводителя тамплиеров, который сейчас буквально рвался с поводка. Рыцари готовы были ринуться в атаку, но путь им все так же преграждали озабоченные своей защитой копейщики, сквозь которых невозможно было прорваться к врагу. В некоторых местах пехотинцы хаотично отодвигались, и тогда тамплиеры все же проносились мимо, хотя попробуй сохрани ровность строя, когда под ногами путаются люди и косыми шипами торчат пики, а сверху в поднятые щиты хлещут вражеские стрелы. Да еще трупов столько, что о них запинаются кони.

Болеслав надтреснуто выкрикнул бранное слово. Вскинули головы гонцы, но он обращался не к ним. Всю свою жизнь Болеслав провел в войсках. Им, а также битвам и победам, которые одерживал, он обязан своим нынешним положением. Но то, что герцог видел сейчас, – откровенное издевательство над всем, что именуется здравым смыслом. Направляющей структуры у монголов как будто не было. Не было четкого центра, который регулирует все движения. Именно на него и можно было направить всю мощь рыцарского удара. И в то же время это не сброд, где каждый в общей сутолоке рубится сам за себя. Вовсе нет, монголы двигались и атаковали так, будто ими руководят множество направляющих рук: накатывали, жалили и откатывались, как неожиданно умный пчелиный рой, в котором каждая небольшая группа совершенно независима. Казалось бы, безумие, но все обстояло именно так: и в броске, и в гибком отражении любой встречной угрозы.

На одном из флангов тысяча монгольских воинов пристегнула свои луки к седлам и похватала копья, превратив обходной маневр в вероломный бросок на щиты копейщиков. Офицеры Болеслава не успели глазом моргнуть, как монголы уже отскочили назад и снова взялись за луки. Копейщики в ярости взревели и подняли свои пики, а в ответ в них издевательски полетели все те же стрелы: не зевайте, ротозеи!

Болеслав в безмолвном ужасе видел, что такая же картина наблюдается на всем протяжении копейного строя. Сердце его встрепенулось, когда за позицию копейщиков дружней стали прорываться тамплиеры, криком требуя расступиться и перескакивая через убитых и раненых. Вот эти сделают из хаоса порядок, это их, черт возьми, миссия.

Сколько сотен пехотинцев у него убито, Болеслав не знал. На беду, во вражеской атаке не было передышки – нет возможности перестроиться и оценить тактику неприятеля. Пока герцог над этим раздумывал, последовали еще два залпа стрел, теперь уже прицельные, с близкого расстояния, в тех, кто пренебрег щитом и предпочел пику. Число вопящих и копошащихся на земле раненых все росло, но уже набирали медленный, уверенный, безостановочно грозный ход тамплиеры, вызывая должный трепет у тех, кто за этим наблюдал. Болеслав, сжав кулаки, завороженно смотрел, как рыцари, выбравшись за пределы потерявшего стройность пехотного построения, направляют на врага своих тяжелых коней, выравнивая строй на скаку. Таких не остановит ничто на свете.

Лобовой удар рыцарей поверг монголов в замешательство. Их более мелкие лошадки отлетали, а некоторые под превосходящим весом так и опрокидывались. Монгольские всадники в падении с них соскакивали, но их тут же засекали лопасти двуручных мечей и топтали конские копыта. Под восторженно-пристальным взглядом Болеслава враг начал прогибаться, а затем и отходить. Гладкий до этих пор натиск начал пробуксовывать, стопориться, построение теряло свою стройность, а атака – напор. Монголы торопливо пускали стрелы, но от стали доспехов они отскакивали, а некоторые так даже переламывались. Чувствовалось, что битва приобретает удачный оборот. Болеслав криком подбадривал славных рыцарей.

Тамплиеры крушили монголов с победным ревом. За плечами у этих железных людей были битвы с сарацинами в глинистых полях от Иерусалима до Кипра. Враг впереди должен быть разбит и опрокинут; с этой целью они пришпоривали своих могучих коней и рвались вперед, в галоп. Их атака по мощи напоминала неостановимый удар молота, разбивающий армию неприятеля напополам, открывая путь к центру, на горе и погибель вражьему королю-полководцу. Монголы под натиском проминались. Сотни их разворачивались и пускались наутек, едва успевая оторваться от смертоносного двуручного меча или тяжелой пики. Так тамплиеры скакали с полмили, гоня перед собой все, что только можно.

*

Байдур властно воздел руку. Право выбирать для этого момент принадлежало ему. Вдоль строя тотчас полетели приказы. Двадцать знаменосцев вскинули желтые флажки и прокричали команды сотням-джагунам. Приказы прошли по десяткам. Через глаза и уши они разлетались, как огонь по соломе, в считаные секунды. Хаос в мгновение ока сменился порядком. Джагуны откатывались на фланги, давая рыцарям лететь вперед без сопротивления. Кое-кто впереди все еще скакал, маня тамплиеров за собой, но фланги быстро уплотнялись, и воины там брали на изготовку луки.

От пехотинцев с их зловещими пиками рыцари оторвались далеко. В атаку их поскакало примерно десять тысяч – силища, привычная к своим победам. В монгольские тумены они впахались глубоко, и вперед их вели вера и самоуверенность. Сквозь прорези в своих забралах рыцари-французы видели хаос неприятельского отступления и исправно крушили мечами все, до чего можно было дотянуться. Скачущие впереди лошади шарахались куда-то вбок, влево и вправо, но рыцари продолжали лететь вперед в намерении пробиться сквозь неприятеля и добраться до его вожака, кем бы он ни являлся.

С обеих сторон монгольские лучники прекратили свою испуганную крикотню и положили стрелы на тетиву. Они со спокойной решимостью намечали себе цель, цепко следя раскосыми глазами за мчащимися шеями могучих боевых коней. Спереди животные защищены броней. Со стороны же их шеи или голы, или прикрыты тканью, на бегу топорщащейся складками.

Байдур рубанул рукой по воздуху. Все желтые флаги одновременным движением качнулись. Звякнули тетивы, высвобождая заряд полного натяжения и посылая жужжащие стрелы в цель – несущуюся мимо массу лошадей. Вблизи попасть в них было совсем нетрудно, и уже с первыми выстрелами кони с диким ржанием валились с пронзенными глотками. Брыкаясь, они кричали, как люди. Из ноздрей пенными толчками хлестала кровь. В отличие от людей лошадей природным наездникам было жалко, но они, морщась, вынимали из колчанов стрелы одну за одной и пускали куда надо.