попробовать захватить склады графа Уильяма, а не приора Филипа, — сказал Джек. — Это ведь Уильям разорил их.
— Ничего у них не получится. Они же, как свора собак, кидаются на все, не раздумывая.
— Кто-то может их возглавить, — осторожно сказала Алина.
— Моли Бога, чтобы такого не нашлось! — вспылил Джек. — Тогда бы нам несдобровать.
— Я хотела сказать: возглавить, чтобы повести на владения Уильяма, а не на нас.
— Не понимаю, куда ты клонишь, — сказал Джек. — Кто же возьмется за такое?
— Ричард.
Все замолчали.
Мысль эта давно зрела у Алины, и теперь она была уверена, что ее можно осуществить. Они с братом исполнят клятву, данную отцу. Ричард уничтожит Уильяма, станет графом, и мир и процветание вернутся на их земли… Чем больше Алина думала об этом, тем сильнее становилось охватившее ее волнение.
— А ведь этого сброда здесь было не меньше сотни, — сказала она. И повернулась к Эллен: — Сколько их еще прячется в лесу?
— Без счета, — ответила мать Джека. — Сотни. Тысячи…
Алина перегнулась через стол и заглянула в глаза брату.
— Веди их за собой, — решительно сказала она. — Сколоти из них войско. Научи сражаться. Придумай, как победить Уильяма. И начинай войну.
Она почувствовала, что ставит под угрозу жизнь родного ей человека, и сердце ее тревожно забилось. Он ведь может погибнуть в этой жестокой схватке за графство.
Но Ричард, похоже, не испытывал никаких колебаний.
— Ей-богу, Алли, а ты, пожалуй, права! — воскликнул он. — У меня может быть своя армия. И я поведу ее против Уильяма.
Алина заметила, как вспыхнуло затаенной ненавистью его лицо, как налился кровью шрам на его левом ухе с отрезанной мочкой. Она с трудом подавила мерзкие воспоминания, которые вдруг стали всплывать в ее памяти.
Ричард, наоборот, все больше горячился:
— Я буду нападать на его стада, уводить его овец, истреблять оленей в его лесах. О Боже, я покажу этому подонку, если у меня будет войско.
Он всегда был воином, думала Алина; такая уж у него судьба. Она очень боялась за брата и в то же время понимала, что вряд ли ему суждена другая доля, только в этом качестве он мог исполнить свое предназначение на грешной земле.
Ричард вдруг сделался озабоченным:
— А как я найду этих разбойников? Они же всегда прячутся.
— Я помогу, — сказала Эллен. — От дороги на Винчестер в лес уходит заросшая тропа, которая ведет к заброшенной каменоломне. Там они и скрываются. Когда-то это место называли Каменоломня Салли.
— Но у меня никогда не было каменоломни, — удивилась семилетняя Салли.
Все дружно рассмеялись.
Потом опять наступило молчание.
И только Ричард выглядел воодушевленным и полным решимости.
— Ну хорошо, — твердо сказал он. — Итак, Каменоломня Салли.
* * *
— В то утро мы работали до седьмого пота, выкорчевывая пень от огромного дерева, — говорил Филип. — Когда вернулись, в загоне для коз нас уже ждал мой брат Франциск. На руках у него был ты, и было тебе от рождения всего один день.
Джонатан слушал приора с серьезным видом: для него эти минуты были особо торжественными.
Филип сейчас осматривал обитель Святого-Иоанна-что-в-Лесу. Правда, лесов вокруг осталось мало, монахи повырубили их, и теперь монастырь оказался окруженным полями. На его территории появилось немало новых каменных построек: здание капитула, трапезная, опочивальня для монахов; построили несколько деревянных домов — под житницы и маслобойни. Филип с трудом узнавал то место, которое он покинул семнадцать лет назад. Да и люди тоже очень изменились. Многие из его братьев-монахов занимали теперь важные посты в Кингсбридже. Уильям Бьювис, который прославился в свое время тем, что вылил расплавленный воск на лысину наставника послушников, стал здесь приором. Многие разъехались: неугомонный смутьян Питер из Уорегама служил в Кентербери.
— Интересно, какими они были, — задумчиво произнес Джонатан. — Я имею в виду моих родителей.
Филип ощутил острый прилив жалости к юноше. Он ведь тоже рано лишился родителей; правда, в то время ему было уже шесть лет и он хорошо помнил обоих: мать — тихую и любящую, отца — высокого, с черной бородой и, как казалось Филипу, сильного и смелого. Единственное, что ему было известно о родителях Джонатана, — это то, что они бросили сына.
— Ну, мы можем предположить кое-что о них, — сказал Филип.
— Да? — с надеждой откликнулся Джонатан. — Что же?
— Они были бедными, — продолжал приор после небольшой паузы. — Богатым людям нет нужды бросать своих детей. Друзей у них тоже не было: им ведь всегда известно, что твоя жена ждет ребенка, и, если малыш вдруг исчезает, они начинают приставать с расспросами. Твои родители оказались на грани отчаяния, ибо только в таком состоянии человек способен оставить своего ребенка.
По лицу Джонатана ручьями потекли слезы. Филип сам готов был расплакаться из сострадания к этому мальчику, который — как говорили многие — был очень похож на него. Ему хотелось хоть как-то утешить юношу, сказать какие-то теплые и добрые слова о его родителях, но разве мог он обманывать Джонатана, говоря, какими хорошими людьми были его мать и отец, если они оставили его на верную смерть.