Наконец Дэн решился:
— Да, мы уходим.
Это было его, Джека, поражение.
— Что ж, быть посему, — с горечью сказал он. — Вы знаете меня, знаете моего брата, и вы выбрали его. Вы знаете приора Филипа и графа Уильяма — вы выбрали второго. Все, что я могу сказать вам: вы заслуживаете того, что получите.
Глава 15
I
— Расскажи мне какую-нибудь историю, — сказала Алина. — Я давно уже не слышала их от тебя. Помнишь, как было раньше?
— Помню, — ответил Джек.
Они вновь были на своей любимой поляне в лесу. Стояла поздняя осень, и им пришлось развести огонь под скалистым выступом. День выдался серым и промозглым, но, разгоряченные после жарких объятий, под веселое потрескивание горевших в костре сучьев, они не замечали ничего вокруг.
Джек расстегнул на Алине плащ и коснулся ее груди. Она чувствовала, что груди ее стали слишком большими, переживала. Что теперь они не такие высокие и упругие, как раньше, до рождения детей. Но Джек по-прежнему любил их, и она радостно, с облегчением вздыхала, когда он жадно тянулся к ним.
— История о принцессе, которая жила на самой вершине башни огромного замка, — начал Джек и нежно сжал сосок ее груди. — И о принце, жившем в такой же башне, но в соседнем замке. — Он провел рукой по другой груди. — Каждый день они смотрели друг на друга из окон своих опочивален, словно из заточения, и мечтали только о том, чтобы преодолеть долину, разделявшую их. — Рука его задержалась на мгновение в ложбинке между ее грудей и неожиданно скользнула ниже. — Но каждое воскресенье, днем, они встречались в лесу! — Алина пронзительно вскрикнула, словно в испуге, и тут же рассмеялась.
Эти воскресные дни были для обоих самыми драгоценными моментами в их жизни, которая стремительно катилась к упадку.
Из-за неурожая и падения цен на шерсть повсюду царили разруха и запустение. Разорялись торговцы, оставались без работы горожане, крестьяне в деревнях умирали от голода. Джеку, к счастью, пока платили деньги: с горсткой оставшихся ремесленников он потихоньку возводил первый пролет нефа. А вот Алине пришлось свернуть свое дело. Здесь, в Кингсбридже, жизнь была намного труднее, чем во всей Южной Англии, еще и потому, что Уильям Хамлей ничего не делал, чтобы хоть как-то облегчить жизнь людей.
Алина особенно тяжело переживала из-за этого. Граф стал ужасно жаден, все деньги отдавал только на строительство церкви в память о своей зловредной, выжившей из ума матери. Он разогнал почти всех, кто арендовал у него землю, за неуплату долгов, и теперь самые плодородные угодья зарастали бурьяном, не принося так не хватавшего людям хлеба. А сам тем временем копил зерно, чтобы еще выше поднять цены. Да, какое-то время он мог извлекать выгоду для себя, но, если заглянуть в будущее, становится ясно: это нанесет непоправимый ущерб всему его хозяйству, и людям просто нечего будет есть. Алина вспоминала времена, когда графством владел ее отец: какими цветущими и богатыми были города, какие урожаи приносила земля, и сердце ее сжималось от нестерпимой боли.
Вот уже несколько лет она почти не вспоминала о клятвах, которые она с братом дали своему отцу. С тех пор как Уильям стал графом, а у нее появилась семья, мысль о том, чтобы Ричард вернул себе графство, стала все больше походить на тщетную фантазию. Брат стал теперь предводителем стражи. Он женился на местной девушке, дочери плотника, но у бедняжки, к несчастью, оказалось совсем слабое здоровье, и она умерла в прошлом году, так и не оставив Ричарду детей.
Как только разразился голод, Алина стала вновь подумывать о том, как бы вернуть графство. Она знала, что если Ричард станет графом, то с ее помощью он сможет многое сделать, чтобы облегчить страдания людей. Но то были только мечты: Уильям пользовался расположением самого короля Стефана, который одержал верх в гражданской войне, и надежд на скорые перемены не было никаких.
И все же здесь, на поляне, в стороне от чужих глаз и тяжких забот, в объятиях любимого человека, горестные мысли покидали Алину. Оба были влекомы ненасытной страстью друг к другу — Алина до сих пор с трепетом вспоминала, с каким жаром она отдавалась Джеку вначале, да и сейчас, когда ей исполнилось тридцать три и материнство отразилось на ее фигуре — она раздалась в бедрах, живот, всегда гладкий и упругий, слегка обвис, — он все еще упивался ее телом, и они вновь и вновь сливались в порыве любовного безумия.
Его смешной рассказ о двух влюбленных в лесу сменился сладострастными ласками, и Алина стала целовать его лицо, растворившись в блаженной неге. И тут она услышала голоса.
Оба замерли от испуга. Полянка их была в стороне от дороги, скрытая в глубокой чаще, и только неосторожные лесные олени или осмелевшие лисицы иногда нарушали их покой. Они, затаив дыхание, стали прислушиваться. Снова послышался чей-то голос, ему ответил другой. Затем до них донеслось шуршание листьев, словно несколько человек продирались сквозь заросли.
Джек нашел свои башмаки, они лежали рядом, и, осторожно ступая, подошел к заводи, набрал в один башмак воды и вылил ее на костер. Огонь с шипением погас, от намокших сучьев клубами валил дым. Джек, стараясь не шуметь, согнувшись, подкрался к кустарнику и исчез в нем.
Алина быстро надела нижнюю рубашку, сандалии и закуталась в плащ.
Джек вернулся так