Читать интересную книгу История военного искусства - Ганс Дельбрюк

 Военное сословие, сознающее себя у власти и не обуздываемое строгой дисциплиной, совершает насильственные действия и в повседневной жизни при соприкосновении с горожанами и крестьянами, и по отношению друг к другу. Это военное сословие вышло из среды варваров, которые когда-то, в эпоху Великого переселения народов, с издевательским смехом обратили в развалины и растоптали античный культурный мир. В эпоху феодализма, в результате междоусобиц и расправ, сохранялась привычка к крови и разрушению, связанным с войной. В праве министериалов, изданном в начале XI в. Бурхардом, епископом Вормсским, сообщается, что за один только год своими же товарищами без вины было убито 35 жителей епископства. Самочинная расправа за оскорбление была обычаем и твердо установленным правилом55. Владельцы более крупных ленов, сумевшие выстроить для себя собственный укрепленный замок, где они могли оказать сопротивление и своему графу или сеньору, постепенно начали притеснять окрестных крестьян, а проезжих купцов облагали данью или же совершенно обирали их56.

 Социальная эволюция в сторону более утонченных форм жизни принесла облегчение в том смысле, что сословие, пройдя известного рода школу самовоспитания, способствовало упорядочению хозяйственной жизни и расцвету новой культурной жизни. В кругу рыцарей Фридриха Барбароссы, Генриха Льва и их сыновей исполнялась песнь о Нибелунгах; вполне своеобразная отрасль мировой литературы - песни трубадуров и миннезингеров - является плодом духовного творчества этого военного сословия. "Если война, - говорит Ранке, развязывает страсти и зверские инстинкты, то рыцарство призвано спасти истинного человека: обуздать склонность к насилию и влиянием женщин облагораживать силу, направив ее на служение божественному началу". Однако, довольно часто сила облагораживающего влияния сословного воспитания рыцаря оказывалась недостаточной, и праздно странствующий воитель снова превращался в разбойника. Такова природа человека: одно и то же сословие создало идеальные образы Зигфрида и Парсифаля и дало нам Вальтера фон дер Фогельвейде и рыцарей-грабителей. Это противопоставление отражается также в традиции и у историков. То жалуются на жестокость и подавление свободы при феодальном строе и проклинают его, то рыцарство романтически прославляется; случается даже, что, пренебрегая всякой исторической концепцией, объединяют обе характеристики. Английский историк Денисов включил в свою "Историю конницы"57 следующее изображение рыцарства, взятое им из одного старинного труда (стр. 126): "К середине X в. несколько бедных дворян, встревоженных превышением власти со стороны бесчисленных суверенов и объединенных сознанием необходимости защиты народа, близко приняли к сердцу его страдания и слезы. Призывая в свидетели бога и св. Георгия, они дали клятву посвятить себя защите притесняемых и свои мечи предоставить охране слабых. Непритязательные в одежде, строгие в нравах, скромные при успехе, стойкие при неудаче, они скоро завоевали себе большую славу. Благородный народ в сердечной и благочестивой радости своей украсил описание их подвигов чудесными рассказами, вознес мужество их и в своих молитвах соединил великодушных освободителей с небесными силами. Так в несчастии свойственно обоготворять приносящих утешение".

 Мы убедились в бессилии феодального государства в борьбе с врагами - варварами, викингами, сарацинами и мадьярами, когда последние появлялись в более или менее значительном числе; это бессилие станет нам еще более понятным, если к тому же учесть, как слабо королевская власть могла проявлять свой авторитет и проводить в жизнь свои распоряжения даже внутри государства, т.е. прежде всего подавлять разбой и междоусобицу. В феодальной Германии королевская власть достигла своего апогея при Генрихе III, сыне могущественного Конрада и правнуке дочери Оттона Великого Лиутгарды. Живший при нем Люттихский каноник Ансельм в жизнеописании своего епископа Вацо (1041 - 1048 гг.) в особой главе рассказывает о его выступлениях против рыцарей-грабителей в его епархии. Рассказ этот так наглядно изображает неспокойное положение в стране, даже при самых могущественных монархах той эпохи, так вскрывает природу вызванных этими условиями внутренних войн и трудность создания твердой власти, - ибо как рыцарь противостоит князю, так этот последний - королю, - что я считаю уместным привести здесь рассказ Ансельма58 дословно. Оно гласит:

 "Благочестие, сострадание к беспомощным и горе бедных побудили епископа отказаться от своей кроткой и созерцательной жизни и прийти им на помощь в убеждении, что нет более праведного и годного богу дела, чем обуздание дикой ярости разбойников, угнетающих невинных. Большая часть их выстроила на болотах или на скалах укрепленные убежища и, чувствуя себя там в безопасности, грабила окрестных жителей, обращая их в невыносимое рабство, наводила кругом себя ужас и опустошала страну. Епископ, считая себя орудием в руке господней, решил сравнять с землей эти замки, от которых издавна, а особенно в ту пору, исходило столько зла, и освободить изнемогающую страну от разбойничьих набегов. Преисполненный духа, некогда заставившего Самуила принести в жертву амалекитянина Агага, а Илью - жрецов Ваала, наш герой с помощью лишь немногих рыцарей приступает к осаде то одного, то другого замка. Разбойники, полагаясь на свои крепкие стены и непроходимые болота, сначала не хотели верить в опасность, надругались над нашими, называя их безумцами, надеющимися овладеть убежищами, укрепленными самой природой. Но наши, воодушевляемые своим замечательным вождем, соревновались друг с другом в усердной работе над заграждениями и фашинами, и пробивали себе дорогу. Ревностью и напряжением они побеждают природу, превращают болота, где до тех пор водились только рыба и лягушки, в твердую почву и строят орудия, долженствующие принести гибель разбойникам. Затем они днем и ночью, сменяя друг друга, мечут камни в крепость, а епископ присутствует при этом и подкрепляет их песнопением и молитвой. Вскоре разбойники, так как к ним не могло проникнуть подкрепление, сдаются при условии оставления им жизни, а замок разрушается до основания. Так падает одно укрепление за другим. Я хочу еще упомянуть о том, что во время осады с 1 000 воинов - иногда и с большим числом, редко с меньшим - епископ, по обычаям древних римлян, платил рыцарям (armatis) плату (cottidianos sumptus praebebat), рядовым воинам (gregario militi) разрешал резать скот, ненужный для земледельческих работ, а владельцам полностью возмещал их потерю, дабы и при таких тяжелых обстоятельствах не было места несправедливости".

Таков рассказ Ансельма59.

 Во Франции, где даже не существовало сильной королевской власти, пыталась вмешаться церковь, провозгласившая Treuga Dei (божие перемирие), по которому, по крайней мере в отмеченные священной историей дни - от вечера четверга до утра понедельника - должны прекращаться все частные войны и в стране должен быть мир. Затем институт Treuga Dei распространился на Бургундию и некоторые части

Германии. Впоследствии мирную жизнь пытались обеспечить тем, что время от времени провозглашали всеобщий внутренний мир на известный срок, или, по крайней мере, тем, что предписывали, чтобы каждый начинающий войну с соседом объявлял об этом за 3 дня (Фридрих Барбаросса, приблизительно в 1186 г.). В действительности к "вечному внутреннему миру" приблизились только при императоре Максимилиане (1495 г.), когда вообще с рыцарством, феодализмом и средневековьем было покончено.

ОБРЯДЫ ПОСВЯЩЕНИЯ ОПОЯСЫВАНИЕ МЕЧОМ И РЫЦАРСКИЙ УДАР

 Наши сведения о различии и смысле этих двух актов не так давно значительно обогатились благодаря Гильермо (Essai sur l'origine de la noblesse en France, 1902 г., стр. 393 и след.), но некоторые существенные пункты этого вопроса остались для меня все же сомнительными. Вручение оружия у древних германцев несомненно производилось в очень раннем возрасте - в 14, а возможно даже в 12 лет. Гильермо приурочивает его к 20-летнему возрасту, но доказательства его неубедительны. Зато совершенно правильно его указание на то, что в средние века существовал ряд последовательных ступеней, связанных с церемониалом capillaturia (обрезание волос) и barbatoria (остригание бороды). Обряд рыцарского удара нельзя, видимо, ставить в связь с древним вручением оружия, так как совершение его предполагает возмужалого, физически крепкого человека; скорее должно допустить, что им был заменен обряд, производившийся в более зрелом возрасте barbatoria и, в то время как рыцарский пояс (cingulum militare) первоначально и до самого XI в. вручался одновременно с оружием, обряд barbatoria в XII в., может быть, был отодвинут ко второму акту и связан был с рыцарским ударом. До тех пор пока cingulum militare связан был с вручением оружия, он естественно еще не мог иметь значения приема в сословие, но получил его в связи со вторым актом, когда надевалось полное рыцарское вооружение, которым владели только состоятельные и которые, как правило, носили только принадлежащие к рыцарскому сословию. Вследствие этого действительно важным стали считать именно этот акт. Совершали его с большой торжественностью, между тем как обряд вручения оружия, опоясывание мечом, которому прежде придавалось наибольшее значение, теперь отступил на задний план. В этом сказывается совместное влияние как социальных факторов, так и технической стороны дела, тяжелого вооружения и сильного коня.