Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но сам ты… капиталист, – вставил я. – Ты купил три квартиры и сдаешь их в аренду.
– Капиталист, – согласился Изя. – В сфере собственного труда меня устраивает социализм, в сфере собственных интересов – капитализм. Я свободен в своих проявлениях, потому что живу в свободной стране. Как мне выгодно, так и живу. И любой так может жить, если он способен так жить. Свободная страна! А те, кто не способен, требуют уравниловки, бунтуют. Вместо того чтобы работать, они завидуют и злятся. Отсюда и все несчастья.
– Но, насколько мне известно, бунтовали и на вашем заводе, узнав, что его хотят приватизировать, – вставил я.
– Конечно. Я же сказал – нам не нужен капитализм, – засмеялся Изя, – мы сами хотим быть капиталистами.
– В каждом человеке дьявол борется с ангелом, – заметила рассудительная Фаина. – Я с содроганием вспоминаю Баку. Сколько унижений претерпела из-за этого пятого пункта в паспорте. Но я люблю Баку, своих друзей, мне все равно, какой они национальности.
– Все ясно, – отрезал майор Армии обороны, мой двоюродный племянник Фимочка. – Поедете старой дорогой на Мертвое море – возьмите мой пистолет, дядя, не помешает.
– У него нет прав на оружие, – вставила Фаина.
– Такую бумагу можно выправить в два счета, – пояснил Изя.
– Мы поедем новой дорогой, – сказал я.
И мы поехали новой дорогой. В объезд арабского городка – это составляло километров сорок…
* * *Солнце опустилось с небес и расплескалось на необозримых холмах и распадках Иудейской пустыни. И песчаные скалы, точно клыки на обожженном лике земли по обе стороны от шоссе, широкого, масляно-черного и твердого. Я специально выходил из машины, проверял – солнце его не брало.
– Не хнычь, – говорила мне Рая. – Рулить будешь на обратном пути, хотя я никому не доверяю машину.
– И даже бывшему таксисту? – канючил я. – Рая, мне не нужна любовь, мне не нужны слова и хороший ужин вдвоем с блондинкой. Мне нужно порулить хотя бы полчаса, как доза наркотика наркоману.
– Понимаю. Только на обратном пути, – твердо ответила Рая. – Я тоже автомобилеманка. Потерпи… Итак, я приехала из Ленинграда, с папой, мамой и собакой. Го д назад.
– И уже купила такую шикарную машину? – усомнился я.
– Судьба. И все из-за собаки. Перед таможней я надела на шею фамильное колье. Не очень броское, но дорогое, старинное. Во время досмотра пес строил такие уморительные рожи, что вся таможня сбежалась поглазеть. Так они и прохлопали мое колье. Невероятно, но факт! Теперь мы с тобой шпарим на этом колье по Иудейской пустыне к Мертвому морю.
– Молодец пес, – одобрил я. – Надеюсь, ты купила ему колбаску в подарок?
– Мой пес питается лучше тебя в твоем Ленинграде, – подхватила Рая. – Знаешь, я безумно рада, что уехала. Иногда так скучаю по городу, по друзьям, а как вспомню этих антисемитов, задыхаюсь… Этих «патриотов» на Невском проспекте у Гостиного Двора. Петушатся, красуются, болваны, стариков пугают. Знают, что никто им не даст в морду. Их бы сюда на одну минуту, к нашим мальчикам.
Пусть даже где-нибудь на нейтральной территории, на каких-нибудь Галапагосских островах. Один на один. Тогда бы я посмотрела на этих храбрецов. Зла не хватает, честное слово. А то все: «Евреи виноваты, евреи!» Сукины сыны! Лодыри и демагоги. Ворье несчастное. Стукачи и филеры…
Я слушал Раю вполуха. Вспомнилась сценка на Невском. В разгар войны в Персидском заливе, у стенда с портретом Саддама Хусейна. Стройный парень в черной куртке разъяснял прохожим – дескать, молодец иракский вождь. Дело не в Кувейте, дело в Израиле… Слушал я тогда витийство чернокурточника и удивлялся. Верят не верят, а ведь слушают подлеца. Взрослые люди! Верят, что Саддам – внебрачный сын Гитлера, а тот, известное дело, знал, как с евреями обходиться. Что Ельцин – не кто иной, как Ельцер. К тому же Борис – типичное еврейское имя Борух. И Сахаров вовсе не Сахаров, а Цукерман. Что же касается Солженицына, то наконец-то установлено, что он не Солженицер, как думали раньше, а русский, свой. Это евреи пустили утку, что он Солженицер, хотели прикарманить великого писателя. И вообще, ребята, бдите! Намечайте адресок, чтобы события не застали вас врасплох. Что ухватите – то ваше!
Слушал я его, слушал. В спор вступать бессмысленно. О чем спорить? О чем?! А ведь статья есть о разжигании межнациональной розни. Тот подлец ничего не боится, стоит спокойно, точно у себя дома.
– Так он специально и поставлен, – заключила Рая, выслушав мой рассказ – Когда народ поднимется смести эту шваль, в очередной раз все свалят на евреев, разыграв еврейскую карту… Самое удивительное: они кричат, что все евреи должны покинуть матушку Русь, убраться в свой Израиль. И в то же время осуждают сионистов за те же самые лозунги. Сумасшедший дом! А народ слушает и не удосужится сопоставить, проанализировать. Ну?!
Элементарные вещи! Два плюс два! Или все это побоку, когда вступает зоология, а?
Шоссе заметно шло под уклон – Мертвое море лежит на четыреста метров ниже уровня океана. Еще известно, что эти места самые малообитаемые на земле, даже скорпионы тут не особенно жируют. Атмосферное давление самое высокое в мире, а содержание кислорода в воздухе на пятнадцать процентов выше обычного. Ад, что и говорить; как только солдатики тут выдерживают, подумал я, подъезжая к патрульному домику. Солдат нехотя отвел взгляд от телевизора, оглядел наш автомобиль и поднял шлагбаум. Что они тут охраняют, непонятно…
У развилки дороги Рая вывернула руль.
– Вначале мы заглянем в Массаду, – решительно объявила она. – Смотреть так смотреть!
Я принял предложение с охотой: еще бы, побывать в крепости Массада! Когда израильский воин приносит присягу в верности Родине, он непременно помянет крепость: «Клянусь, что Массада не падет второй раз!»
Скала, на которой раскинулось одно из древнейших оборонительных сооружений мира, царственно вздыбилась среди сурового и прекрасного пейзажа Иудейской пустыни над лазурной гладью моря. Каменные бастионы, подобно ликам стариков, изрезаны глубокими морщинами. Эти арки, пропилеи, колонны видели еще царя Ирода, дворец которого и являлся оплотом крепости. Ирод Великий соорудил крепость, скрываясь не только от строптивых подданных, но и от коварной царицы Клеопатры…
Археологи поработали на славу, явив двадцатому веку многочисленные сооружения древнего форта, представив не только внешний вид, но и многое из внутреннего убранства. Массада не просто древняя крепость, Массада – символ, давший народу в тысячелетиях изгнания сохранить веру в возрождение.
Три года римский легион под командованием Флавия Сильвы держал осаду крепости, в которой, после разгрома восстания и разрушения Второго Храма, нашли прибежище последние зелоты – борцы против римского владычества. И когда римлянам удалось наконец прорваться в крепость, они увидели девятьсот шестьдесят трупов людей, покончивших жизнь самоубийством, не желая достаться врагам. Как писал историк Иосиф Флавий: «Так, лаская и прижимая к груди жен, поднимая на руках детей, целуя их в последний раз, они приводили в исполнение клятву погибнуть, но не стать рабами своих врагов. Они разбились на группы по десять человек, где каждый подставлял горло товарищу по борьбе. И последний, бросив взгляд на тела добровольно убиенных – не нуждается ли еще кто в его помощи, – собрав последние силы, всадил клинок в свое тело и упал рядом с товарищами».
Именно после покорения крепости началась многовековая диаспора евреев по всему свету – Массада служила точкой отсчета начала испытаний, посланных Господом своему народу, дабы народ доказал муками и смертями преданность Господу.
Я бродил по пустым улочкам крепости, стоял у перил видовой площадки над бездной, где угадывались очертания лагеря римского легиона. Видел рампу-дорогу, что три года упрямо сооружали римляне, поднимаясь в поднебесье, к крепостным стенам..
Постепенно мое сознание заполняло восприятие неописуемой красоты и величественности пейзажа. Необыкновенной силы энергию источал необозримый ландшафт – через синюю спину Мертвого моря до Голанской гряды, уплывающей в сторону Иордании. Казалось, эти пески, холмы, скалы, пропасти и расщелины, что миллионы лет впитывали энергию Солнца, сейчас являли мне свою затаенную силу. Не только мертвую пустыню, космический аккумулятор энергии, но и картину судеб человеческих, впитавшихся в эту землю.
Из крепости мы ехали молча.
Море, на котором люди принимали процедуры – иначе не назовешь пребывание в воде, на поверхности которой можно лежать, читая газету, – на меня это море после посещения крепости не произвело впечатления. И солевые глыбы, что торчали из воды, и люди, перепачканные целебной грязью, точно дети, играющие в негров…
– Интересно, чем они смоют грязь? – Я оглядывал голый берег.
– Привозят с собой нормальную воду в канистрах, – ответила Рая. – Кстати, тут есть прекрасные пляжи. С бассейнами, с банановыми рощами и попугаями. Но за деньги. Люди приезжают с болезнями кожи, лечат невралгию, радикулит… Ты будешь купаться?
- Взрыв - Илья Дворкин - Советская классическая проза
- Три повести - Сергей Петрович Антонов - Советская классическая проза / Русская классическая проза
- Козы и Шекспир - Фазиль Искандер - Советская классическая проза
- Алитет уходит в горы - Семушкин Тихон Захарович - Советская классическая проза
- Поездка в горы и обратно - Миколас Слуцкис - Советская классическая проза