Мясо оказалось немного жестковатым, но вкусным. Гвардеец отрезал ножом еще один кусок. Граф сразу же, как они прибыли в Осбен, пригласил своего конвоира и надсмотрщика за обеденный стол.
— Оставьте этикет, Блас. К Лукавому ваши «не могу», «мне неудобно», вы мой гость! А гости у нас в Кардесе обедают и ужинают за одним столом с хозяином. Насчет завтрака я вас не неволю. А сейчас прошу за стол, — сказал тогда Риккардо.
Простотой общения и доступностью он приятно отличался от большинства аристократов, привычки и манеры которых гвардеец успел отлично изучить за пять лет службы Его Величеству.
Смотря на то, как граф принимал Королевскую Смерть, Феррейра недоумевал: де Вега будто бы чествовал старого друга, а не свою будущую убийцу. Антонио, конечно, слышал что-то о странной истории, что связывала этих двух, но все же…
— Как вам жаркое, сеньор Феррейра? — вывел Бласа из раздумий голос Риккардо.
Старания его пропадали даром — праздника не получилось. Он и не мог получиться. Но молодого графа это нисколько не смущало. Он по-прежнему играл роль гостеприимного хозяина.
— Благодарю, граф, просто бесподобно.
— Еще бы, это ведь сердце медведя-задеруна, страшное чудище, скажу я вам. Мне прислали его в дар лесные охотники из племени паасинов. Сердце медведя — награда для храбреца, а я помню атаку гвардии под Ведьминым лесом, — отпускал он похвалы гвардейцу.
— А вы, граф, если судить по вашим делам, съели не одного медведя целиком, — попытался отшутиться гвардеец.
Он чувствовал себя неуютно, предпочел бы быть сейчас на поле брани, чем за богатым столом. Царившая атмосфера всеобщей напряженности угнетала его. Скованность движений, острые взгляды дам, что режут друг друга, словно ножи. Необычайная бледность хозяина дома, деланая беззаботность его речей. Молнии, которыми грозит ударить Патриция. Острые ноготки Кармен, которыми она слишком спокойно водит по тонкому стеклу высокого бокала. Феррейра поймал себя на том, что в нарушение этикета уставился на ее руки.
Все это как будто куча хвороста, подумал он, вспыхнет мгновенно, нужен только факел.
Долго ждать ему не пришлось.
— Ошибаетесь, Феррейра. Наш граф предпочитает зайцев или голубей. Не так ли, де Вега? Или со времени нашей последней встречи ваши гастрономические увлечения изменились? — хищно улыбаясь, поинтересовалась Патриция.
— Патриция, я рад, что вы совсем не изменились за то время, пока я был лишен счастья лицезреть вас, — отвечал ей Риккардо. — По-прежнему остры и колки. Эти качества меня всегда в вас привлекали.
— Любите трудности, граф? — поинтересовался Феррейра.
— Нет, — ответила за него Патриция, — граф всегда идет по пути наименьшего сопротивления.
Риккардо сделал вид, что не слышал ее слов.
— Молчите, граф, а ведь ваш долг — развлекать гостей, отвечать на их вопросы. Обычно вы были более обходительны, — ехидно произнесла урожденная дель Карпио, сделав маленький глоток вина.
— Да. Развлекать гостей — мой долг, чего желаете? Я готов выполнить все данные обязательства. Вино вы и так уже пьете, могу позвать музыкантов — но, знаю, танцевать со мной откажетесь. Девушки — они здесь и вправду прелестны — отпадают, чего вам предложить, не знаю. — Де Вега виновато развел руками.
На лице его опять была улыбка. Улыбка искусственная и натянутая. Феррейра видел: она скрывала боль. Граф не умел прятать свои чувства и разучился улыбаться. Любой бы на его месте разучился.
— Могу только умереть — наверное, это вас порадует, но прошу подождать еще какое-то время. Пока не допишу трактат для короля — буду жить.
— Ваша смерть, граф, меня не обрадует, вот если бы вы умерли год назад, но это все мечты… — усмехнулась Патриция. Горечь сквозила в ее голосе.
Риккардо де Вега — граф Кардес чувствовал, что не может оторвать взгляда от своей Смерти. От прелестного лица, изящных рук, тонкой шеи, которую он так любил целовать. От чувственных губ и больших синих глаз. От той глубины, что таилась в этой синеве, кружилась голова. Сердце сжалось — верный признак того, что старая неизлечимая болезнь вернулась.
«Как бы я хотел утонуть в ваших глазах, Патриция», — хотел он признаться, но вместо этого сказал совсем другие слова:
— Да. Это бы решило все проблемы. Но я жив, к счастью ли, к горю, не знаю. — Он не договорил фразу, не добавил: «Пока жив, моя прелестная Смерть». Но был почему-то уверен, что Патриция услышала его непроизнесенные слова.
Феррейра не обратил внимания на огонь в глазах графа, но заметил, как вздрогнула от этих слов Патриция.
— Если его смерть вас не обрадует, так почему вы здесь? — раздался голос Кармен.
— Судьба, — грустно ответила ей Королевская Смерть.
— Судьба, — эхом, едва слышно повторил де Вега.
Опять воцарилось напряженное молчание.
— Изумительный вкус, — гвардеец не любил такую тишину. — Кусочки птицы просто тают во рту. Вы не находите? — обратился он ко всем присутствующим.
— Отличный соус — Патриция вновь вмешалась в разговор, обратившись к Кармен: — Дорогая, не напишете потом рецепт для моей кухарки?
— Боюсь, сеньора, я ничем не смогу вам помочь. Кухня — дело поваров, — так же мило улыбаясь, отвечала ей Кармен, — но вы можете обратиться напрямую к нашей кухарке, уверена, вы с ней быстро найдете общий язык.
— Жаль, — притворно сокрушилась Патриция. — Просто ваш титул — «домоправительница» — вызывает некоторое смущение.
— Кармен — дочь верного соратника отца и моего учителя, благородного кабальеро Клавдия Турмеды, — вступился за Кармен Риккардо, но та не нуждалась в защите.
— Меня тоже удивил ваш титул — «Смерть». У нас недавно казнили отравительницу, что отправила на тот свет трех мужей. Стоя на эшафоте, эта ведьма тоже называла себя Смертью, — поведала всем Кармен.
Блас Феррейра, предвидя возможную ссору — Патриция собиралась сказать что-то уничтожающее, — громко спросил у графа:
— Монсеньор де Вега, я вижу на стенах портреты ваших благородных предков — не расскажете нам подробнее о них? Кто основатель вашего рода — тот черноволосый рыцарь, в дальнем от нас углу, что держит ястреба на охотничьей перчатке?
Риккардо с удовольствием сменил тему, радуясь вмешательству Феррейры.
— Нет, вас запутало то, что он первый в ряду, портреты висят не по порядку, основатель нашего рода — вот он, — де Вега указал на висящий над его головой портрет в полный рост седого мужа в кольчуге и с мечом на поясе. Над головой рыцаря в небе парил белый ястреб. — Вот основатель нашего рода — первый граф Кардес, — продолжил Риккардо. — Я назван в его честь.
— А тот черноволосый? — поинтересовался Феррейра. — На всех картинах ястребы белые и парят над головами властителей Кардеса, а этот держит алого ястреба на перчатке.
— Не алого, красного, хотя это вопрос восприятия, — поправил его де Вега и улыбнулся. — Знакомьтесь, мой прапрапрадед, и его тоже звали Риккардо.
По его знаку слуги поднесли лампы к картине, и все смогли лучше разглядеть изображение.
Прапрапрадед лукаво улыбался, держа на левой руке, облаченной в длинную, до локтя, перчатку черной кожи, алого ястреба. Все обратили внимание на то, что он очень похож на нынешнего графа Кардеса, вот только глаза другие, пронзительно голубые, наполненные силой, и взгляд иной — волевой, жесткий и чуть насмешливый. Риккардо с портрета был облачен во все черное, лишь плащ алый, как и птица на перчатке.
— Обратите внимание на одежду моего достойного родича, — де Вега указал рукой на портрет. — Всего лишь два цвета. Его так и прозвали — Черный Риккардо.
— Почему он висит в самом дальнем углу? — спросила Патриция.
— По семейным преданиям, он знался с неведомыми силами, что ведут свое происхождение явно не от Единого. Этим объясняли его нечеловеческую везучесть, гордость, дерзость и то, что все ему сходило с рук.
— То есть он был чернокнижником? Это объясняет странный выбор цветов, — вновь задала дерзкий вопрос посланница короля.