— Ты спишь?
Он говорил тихо, и на мгновение у нее мелькнула мысль не отзываться, закрыть глаза и притвориться спящей; затем ее обычная честность взяла верх над этим желанием.
— Нет, я проснулась.
Джимми прошел через комнату и остановился рядом с ней. Свет от двери не достигал тени от занавесей кровати — она могла его видеть, тогда как сама находилась в темноте.
— Ну что, выиграл что-нибудь?
Он замялся на мгновение, а потом резко сказал:
— Я не играл.
— Что же ты тогда делал?
Лорна пожалела, что задала этот вопрос. Но вопрос прозвучал, и Джимми ответил на него:
— Салли захотелось пойти к озеру. Остальная компания была слишком увлечена бриджем, и мы ходили вдвоем.
Внезапно Лорна поняла, как непривычна для него такая ситуация: он не привык отчитываться за свои поступки. Ее собственные проблемы и невзгоды потускнели. Теперь проблемы были у Джимми.
Она быстро протянула руку и дотронулась до него.
— Я надеюсь, — сказала она, — ты не схватишь простуду. Сегодня ночью отвратительный ветер: я это ощутила, как только открыла окно.
Она услышала, как Джимми перевел дыхание, потом наклонился и поцеловал ее.
— Между нами говоря, я смертельно устал. У меня был длинный день.
— Действительно, — согласилась Лорна, — и столько волнений. Такая прекрасная новость, что у тебя новая эскадрилья.
— Это замечательно, правда? — Он погасил свет в гардеробной и закрыл дверь.
— Ты найдешь дорогу? — спросила Лорна. — Зажечь свет?
— Нет, это хорошая тренировка. Одна из вещей, которая потребуется от меня на службе — ночные полеты.
Он наткнулся на столбик кровати и тихо выругался.
Лорна засмеялась и сама удивилась, как это прозвучало. Окружавший ее густой туман страдания рассеялся, она снова почувствовала себя легко и непринужденно. Здесь, в темноте, с мужем, казалось невозможным, что Салли могла иметь для них какое-то значение.
Джимми забрался в кровать, и она почувствовала, как он протянул к ней руки.
— Я люблю тебя, Спелая Вишня, — прошептал он. — У меня никого нет на свете, кроме тебя.
Глава 16
Проснувшись, Лорна почувствовала слабость.
— Удобно будет, если я попрошу себе завтрак в постель? — спросила она Джимми.
— Звони и проси все, что хочешь. Но ты ведь не заболела? Что-то ты неважно выглядишь.
— Да все в порядке. Просто немного нездоровится.
— Тогда я тихонько возьму вещи.
Какие чувства испытывает Джимми, что он думает о ней и Салли, о жизни? — задавала себе вопросы Лорна, прислушиваясь к тому, как он насвистывает в своей гардеробной после ванны. Чувствует ли он вообще что-нибудь? Существует ли что-то в высшей степени важное для него?
— Пока, моя хорошая. Я пошел.
Джимми вошел к ней в комнату. Он был в форме, и Лорна подумала, что он никогда не выглядел таким красивым. Ей нравилось, как он гладко зачесывает волосы назад со лба; нравилось, как они слегка вьются у него на висках, несмотря на усилия, которые он прилагал, чтобы их пригладить. Она любила синеву его глаз, цвет которых днем становился более насыщенным, отражая синий цвет его мундира. Когда он остановился возле нее, она приподнялась и потрогала крылышки у него на груди.
— Пока, — сказала она нежно, — и береги себя. Я буду думать о тебе.
Он наклонился и поцеловал ее в губы.
— Не перегружай себя, — напомнил он. — Я скажу маме, чтобы она сама делала всю свою дурацкую работу, а тебя оставила в покое.
— Не вздумай, — запротестовала Лорна. — Я встану через несколько минут.
Джимми послал ей воздушный поцелуй от двери, потом она услышала, как он спускается по лестнице и беззаботно насвистывает.
Лорна решила еще понежиться в постели и закрыла глаза, но беспокойная совесть заставила ее вспомнить о времени.
«Салли, наверное, уже уехала, — подумала она. — Я могу спуститься».
Она только закончила одеваться, когда раздался стук в ее дверь.
— Войдите, — пригласила она, повернулась и увидела Мюриель.
— Тебе лучше? — спросила Мюриель. — Я хотела зайти проведать тебя вчера вечером, но было уже поздно, когда мы закончили играть в бридж, и я боялась, что ты уже спишь.
— Мне сейчас гораздо лучше, — сказала Лорна. — У меня не так часто болит голова. Уже все разъехались?
— Да. Джимми уехал час назад, и Салли с генералом тогда же. Двое гостей успели на полуденный поезд, а еще трое отбыли на поезде в двенадцать тридцать.
— О господи! — воскликнула Лорна. — Вы хоть когда-нибудь остаетесь здесь одни?
— Не часто, — призналась Мюриель. — Боюсь, тебе здесь не понравится — тебе больше по душе собственный дом, да?
— Это звучит как неблагодарность, — ответила Лорна, — но я, как Джордж Вашингтон, «не могу говорить неправду».
— Ну конечно, я понимаю это, — сказала Мюриель, — хотя мама не поймет. Она думает, все превосходно устроилось, и уже планирует несколько заданий, за которые ты будешь отвечать в графстве.
— Я не буду ничего делать!
Мюриель засмеялась:
— Куда ты денешься. Лучше всего согласиться. Через некоторое время мама решит, что может сделать это сама гораздо лучше, и отберет эти поручения у тебя.
— Какую выгоду она извлекает из всей своей деятельности? — спросила Лорна.
Мюриель пожала плечами:
— Понятия не имею, разве что ей удается забыться.
— Забыть что?
— Себя, я полагаю. Тебе не кажется, что те, у кого много дел, счастливее тех, кто ленится? У них нет времени на то, чтобы задуматься, времени на беспокойство, работа поглощает их время.
— Наверное, можно и так на это посмотреть, — сказала Лорна. — Но это не самый счастливый образ жизни.
— Счастливый образ жизни? — переспросила Мюриель. — Вряд ли может существовать такое понятие. Счастье быстротечно, оно приходит ненадолго, как дорогой гость. Если ты не погрузишься с головой в работу, когда счастье оставит тебя, то будешь сильно страдать.
— Что с тобой сегодня? — спросила Лорна. — Что заставило тебя думать о подобных вещах?
— Просто пыталась разобраться, почему я всегда бываю занятой.
Мюриель смотрела с тоской, и Лорна страстно пожелала увидеть ее действительно счастливой, чтобы ее жизнь наполнилась по-настоящему важными вещами: мужем, детьми, собственным домом.
Ей внезапно показалось таким несправедливым, что девушки вроде Салли торжествуют в этом мире. Они не способны на глубокие чувства, но у них есть красивое тело, ради которого их преследуют и страстно желают. А Мюриель из-за того, что не обладает красотой, должна оставаться в одиночестве, нежеланная и незамеченная.