Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пробегая мимо злополучных кустов акации в сторону улицы, ведущей в город, Стариков со злостью пнул лежавшую в траве смятую жестяную банку.
– Вот сука!.. Что бы было, если бы он стрелять умел?! Из «ТТ» на сорок метров шмалять – одно удовольствие. Это из этой… – он потряс на бегу «макаровым», – только застрелиться без промаха можно…
– Как ты его рассмотреть успел? – тяжело дыша, спросил Булгаков. – Я его вообще в кустах не видел!
– А мне не нужно было его рассматривать. Я знаю, как выглядит Пацифеев…
Глава 8
Вербин не успел просмотреть и половины журнала «Медведь», как услышал шаги в коридоре. Если это дежурная медсестра, то ему несдобровать – на просмотр телепередач и чтение больному Вербину был наложен запрет. Людям с сотрясением мозга прописывается пирацетам и глюкоза внутривенно, но никак не активное восприятие глазами журнальных сексапильных девиц и просмотр по больничному Sony «Бандитского Петербурга». Вербин с быстротой, не свойственной тяжелым больным, свернул журнал и спрятал его под матрац.
Но это была не медсестра. В палату, осторожно открыв дверь, словно за ней скрывался дракон, заглянул Перов – опер из райотдела. В одной руке он сжимал огромный апельсин, второй придерживал сползающий с плеч белый халат. Он воровато оглянулся, из чего Вербин сделал вывод, что опер находится в больнице не совсем законно, и как уж проскользнул в палату.
– Ты где халат похитил? – безошибочно поинтересовался Сергей.
– Тихо! – зашипел Перов. – Я здесь инкогнито. Халат у сеструхи взял, она в гастрономе работает. Когда осмотр?
– Минут через сорок.
– Успею. Короче, Макаров звонил. У них в Заболоцке стрельба была. Какой-то урод вашу группу из «ТТ» обстрелял прямо у райотдела.
– Как они?.. – Вербин оторвал голову от подушки.
– Нормально все. Саморукову щеку мраморной крошкой оцарапало… Что с вашей бандой случиться может? – Перов осекся, вспомнив, где он находится. – Все в порядке, Сергей.
Вербин положил голову на подушку, но с его лица не сходила тревога. Сколько он уже в больнице? Десять дней. Если бы не постоянная боль в пальце, вернее, на том месте, где он был еще десять дней назад, Вербин давно бы покинул стены больницы. Его давила постоянная забота врачей о его здоровье, эти уколы и масса запретов. Курить нельзя, читать нельзя, телевизор – боже упаси… А какого дьявола еще делать-то в этой больнице?! Лежать, как овощ? «Да, лежать! – грозно приказала ему три дня назад старшая медсестра. – Лежать и не шевелиться! По подвалам нужно меньше лазить». Чтобы его не поймали с поличным, Вербин взял за правило курить не в туалете, а в палате, открыв окно.
– И это еще, Серега… – Перов замялся.
– Что? – Сергей, еще даже не приняв информацию, почувствовал, как сжалось сердце.
Что-то случилось. Перов здесь не за тем, чтобы накормить его апельсином.
– У Сани дочь пропала.
– Что?! – У Вербина перед глазами вспыхнули два фиолетовых фонаря. – Что значит – «пропала»?!
– Утром жена Макарова ее в магазин отправила, за хлебом…
– Ну?! Хватит, б…, сопли жевать!!! Что дальше?!
– Уже четыре часа прошло, а ее нет. Татьяна всех родителей обзвонила, думала, может, девчонка по подругам пошла. Бесполезно, ни у кого ее нет. Она, в смысле – жена Макарова, в управу позвонила, а там ее отфутболили в наш райотдел…
– Они в курсе были, чья она жена?! – Вербин был похож на огромного, взъерошенного воробья. – Они, в управе, в курсе, чья Машка дочь?!
– Все они в курсе. Дежурный по Управлению тут же Смыслову доложил, а тот велел заявление перенаправить в наш райотдел, по территориальности. Тот стал упираться, мол, группу собирать надо, а генерал давай слюни метать – у нас, говорит, все равны. И, мол, по закону заявление гражданки Макаровой должны принять в районном отделе по месту жительства. И вообще, говорит, четыре часа – не срок. Вот, дескать, сутки пройдут, тогда можно и без вести пропавшей Макарову объявлять. У нас, конечно, на это мнение болт положили. Весь райотдел уже час территорию перепахивает…
– Мне… – У Вербина пропал голос. – Мнение?! Коты помойные! Раздевайся.
Теперь дар речи покинул Перова.
– Раздевайся, я сказал! – Вербин рывком сорвал с себя пижаму. – Отдохнешь от мирской суеты.
– Серега, мне это…
Вербин его не слушал. Он вынул из-под подушки бумажник с удостоверением, проверил наличие денег, забрал у Перова еще двести рублей и стал натягивать его джинсовую рубашку.
– Почему жена плохо кормит? У меня сейчас кнопки на животе на «выстрел» пойдут!
– Я как-то не рассчитывал…
– Хорошо еще, что штаны на тебе как на швабре болтаются! Мне они как раз. Одним словом, врачи пусть меня не теряют. Какой ты смешной в пижаме…
Маша сидела на горячей пыльной трубе. Вокруг была лишь темнота и сырой запах подвала. От ужаса она не могла плакать. Она боялась даже дышать. Девочке казалось, что если она произнесет хоть звук, то тот, кто сейчас находится в двух метрах от нее, придет в ярость и сделает ей больно.
А тот, кто был недалеко от нее, грузно и сипло дышал. Его не было видно в темноте подвала, но его отвратительный запах вызывал у девочки тошноту и страх. Она чувствовала, что на нее смотрят, и от этого девочке хотелось превратиться в такую же горячую трубу, лишь бы ее не было видно.
Как случилось, что она оказалась здесь? Она не помнила. Все произошло настолько быстро, что она не успела даже испугаться. Магазин, тетенька-продавец дала сдачу, она прошла через соседний двор, успев махнуть Пашке-однокласснику, вошла в подъезд… И вот тут что-то произошло. Кто-то грубый, плохо пахнущий, но страшно сильный зажал ей рот сухой холодной ладонью и оторвал от земли. Перед ее округленными от ужаса глазами проносились ступени, уходящие вниз, становилось все темнее и холоднее…
Потом кто-то посадил ее на горячую трубу и привязал руки к какому-то металлическому вентилю. Она могла закричать в любой момент, чтобы позвать на помощь, но страх сковал ее руки и ноги, лишил голоса…
Девочке хотелось увидеть хотя бы полоску солнечного света. Тогда бы ей было легче. Но ее окружали темнота и тишина. И лишь недалеко, всего в двух метрах от себя, она слышала чье-то прерывистое дыхание.
Ей было очень страшно. Так страшно, что хотелось умереть, хотя она и не представляла, что это такое. Сейчас ей просто думалось, что умереть – это не слышать отвратительного, пугающего свиста из чьих-то легких, выбраться из этого ужасного подвала и увидеть папу…
– Папа-а-а… – безмолвно прошептали губы девочки, и по ее щеке пробежала слезинка…
– Не реви, Таня… Я найду ее. У тебя обезболивающего нет дома? – Вербин держал в руке перевязанную ладонь, и лишь по дергающемуся веку можно было догадаться, что его мучит боль.
Он доехал на такси до Макаровых и, выходя из машины, задел изуродованным Беней пальцем за дверцу. Повязка тут же набухла от крови, и боль пронзила руку. Еще жутко болела голова, и, чтобы посмотреть по сторонам, приходилось ее поворачивать – глаза отказывались двигаться самостоятельно. Боль током била в мозг от одной только попытки посмотреть вправо или влево.
– Есть, Сережа… – Таня, размазывая по лицу слезы, встала и распахнула дверцу холодильника. – Есть кетанол в таблетках, есть пенталгин в ампулах.
– Шприцы есть?
Вербин сгреб здоровой рукой ампулы с одноразовыми шприцами и встал со стула.
– Где ключи от вашей машины?
Уже выходя из квартиры, обернулся.
– Таня, не переживай. Хотя глупо, конечно… Глупо сказал… Возьми себя в руки. И Сашку пока не тревожь звонками. Он далеко, а я – рядом. Еще ничего не случилось… В какой магазин она пошла? Дай Машкину фотографию!
– Ты разве не знаешь, как она выглядит? – глядя сумасшедшими глазами на Вербина, произнесла Таня.
– Это не для меня, Танюша, – как можно мягче сказал он. – Я прекрасно знаю, как выглядит Маша…
Бак был полный, и Вербин облегченно вздохнул. Кое-как, помогая себе ногой и локтем левой руки, он закрыл гараж и сел за руль. Он еще плохо представлял, как будет управлять машиной одной рукой, но точно знал, что будет.
До магазина, который назвала Таня, было не более двухсот метров.
«Обед», – гласила табличка. Через стекло были видны три продавщицы и двое мужиков, очевидно, грузчиков, сидевших за большим столом. Звукоизоляция была отменной, но по лицам работников магазина было видно, что они очень весело проводят время отдыха посреди рабочего дня. Вербин постучал в стекло. На него посмотрели, как на пробегающую мимо собаку, и продолжили разговор.
Вербин постучал сильнее, чувствуя, что теряет драгоценные секунды.
Двое грузчиков посмотрели на него, и по движению губ одного из них Вербин понял, что его послали очень далеко.
Вербин врезал по толстому стеклу ладонью и сорвался на крик:
– Быстро дверь открой, волк фанерный!!!
Один из грузчиков встал и решительно направился к двери. Туда же подошел и Вербин. На лицах у обоих светились одни и те же мысли. Грузчик пинком распахнул дверь.