— Мама сказала, что вы были очень хорошими друзьями в прошлом, — вдохновенно врала Кэми. — У Вас, наверное, есть множество забавных историй, произошедших до нашего рождения.
— Ой, всего ничего, — сказал ей Роб. — Кстати, мой другой мальчик упоминал пару раз твое имя. Кэми, да?
— Верно, — сказала Кэми, пойманная врасплох чувством вины, возникшим при упоминании Джареда, и одновременной радостью оттого, что Роб назвал Джареда «мой другой мальчик» так непринужденно.
Она улыбнулась Робу.
Он же воспользовался мгновением ее слабости, чтобы сбежать.
— Передавай своей маме мои наилучшие пожелания. Эш, подсоби мне с этими обломками, а потом я верну тебя твоей даме.
Эш повиновался, бросив на Кэми извиняющийся взгляд. Кэми уже была довольно удручена нехваткой навыков ведения расследования, так что она, не возражая, смотрела, как они уходят. Она пошла вдоль стены рокария4, считая камни и обдумывая вопросы для интервью, которые могли бы дать некую новую информацию. Рокарий закончился, и началась лесенка для роз. Кэми принялась пересчитывать бутоны.
И тут у нее за спиной раздался голос:
— И кто, позволь спросить, ты такая?
Кэми дважды обернулась вокруг своей оси, да так, что у нее закружилась голова, когда увидела, что лесенка для роз на самом деле была аркой, чем-то вроде беседки из роз в глубине сада Линбернов. Среди роз и теней виднелась фигура женщины. Если Розалинда Линберн напоминала призрак, то эта была живой женщиной. Никто не говорил Кэми, что Лиллиана с Розалиндой были однояйцевыми близнецами.
Лиллиана Линберн продолжала сидеть, скрестив ноги. Само воплощение элегантного спокойствия. Возможно, Эш и унаследовал очарование от отца, но изящество — это у него от Лилианы. И все же она не напоминала Кэми Эша или свою близняшку. Ее манера поведения была не такой, как у Розалинды, она скорее была свойственна Джареду. Чувства нахлынули с такой силой, будто Кэми ударили по лицу.
Бледная вуаль волос Лилианы-Розалинды была забрана наверх в гладкий шиньон. Мягкие губы были накрашены красным и поджаты, в нетерпении ожидая ответа Кэми.
— Ой, — сказала Кэми. — Ой, здрасте. Я — Кэми Глэсс.
Лиллиана приподняла темные, казалось вылепленные брови, и это, похоже, означало, что это имя ей ни о чем не говорит.
— Пусть так, — сказала она. — Что ты здесь делаешь?
— Меня Эш пригласил, — неуверенным голосом сказала Кэми.
— Неужели, — сказала Лиллиана, с каким-то неопределенным налетом удивления, который Кэми нашла оскорбительным.
— Вы знали моих родителей, — пошла дальше Кэми. — Джон Глэсс и Клэр Сомервилль?
Лицо Лилианы оставалось совершенно пустым и безразличным.
— Скорее они знали меня, нежели я их, — высказалась она. — Я ведь Линберн. — Ее дерзость позволяла говорить подобные вещи так холодно, что Кэми чуть было не рассмеялась. Лиллиана приподняла брови; они были единственными чертами лица, которые выражали ее эмоции.
— Моя мама была права насчет Вас, — сказала Кэми.
— И что же она обо мне говорит? — осведомилась Лиллиана.
— Она сказала, что Вы считали себя чуть ли не королевой каждой чертовой травинки в Доле… — Кэми осеклась, в ужасе от себя.
Красный рот Лилианы искривился в улыбке.
— Все еще так и есть.
Ее взгляд переместился в точку над плечом Кэми. В ее глазах промелькнуло тепло, словно проблеск солнечного света на замершем озере, что не удивило Кэми и, обернувшись, она увидела Эша. Она также была не удивлена, увидев его встревоженным. Эш положил руку Кэми на спину, когда подошел к ней, будто извинялся за все, что наговорила ей Лиллиана. Этот жест был так естественен, что она начала понимать, что он был добрым от природы, а это куда лучше, чем быть просто очаровательным.
— Мама, это — Кэми, — сказал Эш.
— Да, меня ежеминутно информируют, — пробормотала Лиллиана.
— Кэми, мама, — сказал Эш приглушенным голосом. — Давай, пройдемся еще по саду, — добавил он, и рукой, лежавшей на спине Кэми, повел ее прочь.
— Я просто очарована садоводством, — серьезно сказала Кэми. — Эш, прошу тебя, расскажи мне еще об удобрениях.
— Я прямо не знаю, мы не настолько хорошо друг друга знаем, чтобы говорить о столь пикантных вещах, — сказал Эш.
Они пошли прогулочным шагом к другой стороне сада, Эш хотел ей показать особенное место, где Роб занимался подрезкой деревьев и кустов, не столько из-за того, что там было на что посмотреть, а скорее, чтобы быть подальше от Лилианы. На той стороне стояли ворота. Кэми выглянула в них и увидела низину и склоны полей у подножья холма.
Все владения Линбернов, а она в этом нисколько не сомневалась, и ей вспомнился листок бумаги, который остался лежать дома в кармане ее джинсов. Она оглядела всю землю и заметила темный объект, торчащий снизу, справа от ворот. Это была рука размером в натуральную величину, которая являлась частью ворот. Ее пальцы тянулись в сторону Кэми, будто взывая.
Кэми отступила на шаг назад.
— Эш, а ты замечал, что в большинстве случаев, в основе декора в вашем доме лежат человеческие руки?
— Гммм, нет, — озадаченно сказал Эш.
Кэми начала перечислять примеры: дверная ручка в виде руки, рука, держащая эфес меча, люстра в виде рук, а теперь еще вот это. Она воздержалась от упоминания того факта, что другой популярной тематикой Линбернов была утонувшая женщина.
Они стояли у стены особняка. Эш рассматривал свои руки, держа их перед собой, отпуская комментарии Робу через плечо, пока его отец занимался садом, когда Кэми почувствовала острое желание обернуться. Словно ментальный толчок.
«Кэми», — сказал Джаред и тут же последовал настоящий шепот:
— Кэми!
Кэми придвинулась к башне, которая высилась совсем рядом, соединенная с поместьем, но в то же время, как бы находясь особняком, яркая колонна с дверью во тьму. Когда она сделала шаг, то увидела Джареда, стоящего в тени стены.
— Иди сюда, — сказал он и улыбнулся.
По виду он только что катался на мотоцикле: волосы взъерошены, грудь вздымалась и опускалась, а на шее блестели тонкая цепочка и струйки пота. Он нервно дрожал. Его переполняло ощущение открытия, нечто дикое, нечто, что проникло и в ее кровь.
«Я не могу», — машинально сказала она и посмотрела в сторону Эша.
«Кэми», — возразил Джаред, настолько же машинально.
Кэми снова взглянула на него, а затем еще раз на Эша. «Взглянешь на эту пастораль, а потом вот на это, — подумала она. — Так посчитаешь, что это сцена из пьесы о Злом и Добром братьях».
Поразительный контраст между Эшем, стоящим в свете солнца и смеющимся и перекрикивающимся с отцом, и Джаредом, будто тенью Эша, притаившейся в полутьме лестницы, бледным шрамом в темноте. Самым худшим было то, что и Джаред увидел то же самое, ее глазами, увидел кого-то похожего на ангела и кого-то иного.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});