«Татрой» по дороге к ущелью Асакао так далеко, как только возможно, а затем продолжим путь на верблюдах. Все так и произошло, и наш караван медленно поднимался вверх по лабиринту каньонов. Подъем был медленным по двум причинам: животные в этом невероятно засушливом году были слабы, так что мы садились на них, только когда проходили по ровной местности, остальное время они везли только груз. Погонщики верблюдов тоже оказались обессилены: они соблюдали пост — был рамадан. Как верующим мусульманам, им в течение целого месяца нельзя было ни есть и ни пить до захода солнца, а им к тому же приходилось смотреть на то, как их хозяева на каждом привале подкреплялись хотя бы глотком воды.
По какому-то недоразумению при обсуждении маршрута случилось так, что к вечеру мы очутились под каньоном Асакао, хотя, чтобы попасть к гельте Акзель, нам надо было бы свернуть на запад. В результате поход наш на Акзель продлился на три дня.
Наконец мы прибыли на место. Все мои опасения относительно сохранения тайны до сих пор неизвестного места обитания крокодилов, надежности проводников и хорошо продуманные сложные меры предосторожности оказались напрасными. Здесь было еще меньше возможности для существования хотя бы одного крокодила, чем, например, в гельтах Имидрара. В бассейне, перегороженном скальным порогом, уровень воды поддерживался только просачивающимися подземными водами, и в условиях невероятной засухи этого года в гельте размером в несколько метров наибольшая глубина чуть превышала полметра. Не исключено, что в еще более засушливые годы эта гельта высыхала совсем. В ней не было даже рыбы, только множество водорослей и мелких организмов — широкое поле деятельности для нашего гидробиолога. О том, что тут все же во время дождей катится приличный поток, свидетельствовала шестиметровая яма, выдолбленная под порогом скалы; когда поток иссякал, в ней еще очень долго стояло озерцо, но сейчас и оно высохло.
Еще два дня караванного пути, которые я провел, проклиная безответственного информатора, — и мы опять были у нашей «Татры». Там я понемногу успокоился, решив, что нет худа без добра. И без акзельских крокодилов наша экспедиция получила богатейшие и со всех точек зрения ценные результаты. Кроме того, мы узнали, что парк в Тассили уже существует и его администрация серьезно интересуется нашими результатами. Собранный экспедицией материал не поглотит пыль музейных запасников, он будет служить Национальному парку Тассили при проведении в жизнь охранных мер. Разговор с директором открыл перед нами перспективу принципиально более эффективного сотрудничества на-ближайшие годы, чем когда-либо раньше, и всего этого не было бы, если бы безответственный информатор не растревожил мою фантазию сообщением о крокодилах в Акзеле.
В Джанете мы сделали короткую остановку, чтобы пополнить запасы, а Петр Павлик отправился на почту. По дороге кто-то схватил его за полу и спросил по-чешски:
— …так где же вы, собственно?
Это был Ота Лейски, который должен был прилететь, к нам в Алжир вместе с редактором Брауном. По приезде в Джанет мы их не нашли и решили, что вообще их больше не увидим. А где Блажа Браун? Он заболел по дороге стандартной североафриканской болезнью, действие которой живописалось в главе о моей первой поездке в Адрар в 1967 году. Из самолета его вынесли почти в бессознательном состоянии, и Оте с большим трудом удалось не дать поместить его в холерное отделение джанетской больницы. Почему приехали так поздно? Они делали все, что могли, не в пример учреждениям. Учреждения сильней человека, и они рады был» тому, что вообще смогли приехать.
Радость свидания быстро вытеснили серьезные проблемы. Одни члены экспедиции все больше нервничали по поводу опоздания на работу, и их желание было однозначно — наикратчайшим путем скорее к дому, не считаясь с тем, что не вся программа выполнена. Другие, наоборот, придерживались того мнения, что, несмотря на задержку в Тунисе, следовало бы насколько возможно завершить дела в Алжире. Мы до сих пор не посетили каньон Игерир, который является верхним «потоком» Имигроу, где, как говорят, крокодилы жили дольше, чем в самом Имигроу, в более доступном широком каньоне. До оазиса теперь проложена дорога, так что наша «Татра» вполне может туда проехать. Когда Анри Лот закончил свою экспедицию, во время которой он обнаружил рисунки в нагорье над Джанетом, он выслал в Игерир небольшую исследовательскую группу на поиски крокодилов. Группа при беглом осмотре ничего не нашла (что не так важно), и местные жители им тоже сообщили, что крокодилов там нет уже с 1924 года (что важнее, хотя, возможно, по каким-нибудь причинам они и могли намеренно скрыть действительную ситуацию, ведь, по записи в Джанетском архиве, здесь был застрелен крокодил еще в 1956 году, то есть год назад! Как случилось, что они об этом ничего не знали?).. Наше выяснение судьбы тассилийских крокодилов в любом случае было бы неполным, если бы мы обошли; Игерир.
Хуже всего было вновь прибывшим членам нашей экспедиции. После всех трудов и мучений, да еще и дорогостоящей дороги до Тассили перспектива влезть в; переполненный грузовик и ехать как можно быстрее домой не могла их вдохновлять. Мы решили все обсудить по дороге и отправились в Зауаталлаз.
Наш имидрарский проводник Брагим Бен Бухуш сказал нам, что как раз сейчас в Зауаталлазе находится старый охотник Салем Шибани, который лучше всех знает судьбу игерирских крокодилов, поскольку он сам там одного поймал. Я попросил Брагима познакомить нас и помочь договориться, поскольку старый охотник говорил по-французски еще хуже, чем мы, и свободно изъяснялся только по-туарегски, «тамашеком». Я приготовил все необходимое для записи разговора на магнитофон, чтобы неясные места подвергнуть дополнительному изучению дома с помощью квалифицированного филолога.
Сообщение Салема Шибани было более интересным, чем мы предполагали. Разговор наш — после не очень удачного с предыдущими информаторами — имел форму допроса; при этом недоверчивые члены экспедиции выспрашивали подробности, которые он не смог бы вспомнить уже и через неделю, не то что через десятилетия, прошедшие со времен этих событий. В ответах гордого и терпеливого старца мы, однако, не нашли никаких видимых противоречий. Он даже нарисовал животное на куске картона и попытался воспроизвести звуки, которые издавал умирающий крокодил.
Салему Шибани исполнилось в то время 73 года, однако, несмотря на это, он был полон сил; без сомнения, он считался среди местных туарегов знатоком этих мест и хорошо знал их историю. Рассказ его относился к пятидесятым годам, точнее установить год не удалось. Скорее всего упомянутая ранее запись в Джанетском архиве о последнем игерирском крокодиле относилась как раз