листки на стол.
– Ваше мнение? – спросил его помощник.
– Удивлен, – сказал Каманин. – Неизвестный аноним – а письмо, как вижу, не подписано, знает сведения, представляющие государственную тайну. В тоже время изложил их будто мимоходом – на листочках в клетку.
– Вырванных из общей тетради, – подхватил Цуканов. – Добавлю: письмо поступило в секретариат ЦК обычной почтой. Хорошо, сотрудник опытный попался и позвал секретчиков. Письмо изъяли, на листках поставили гриф, а у читавшего его сотрудника взяли дополнительную подписку о неразглашении. О происшествии доложили мне. Ознакомившись с письмом, я показал его Леониду Ильичу, и он велел мне разобраться. Первым делом выяснить, кто автор.
– Кто-то из моих? – вздохнул Каманин.
– Нет, – покачал головой помощник. – Я привлек к делу комитет.[80] Они проверили почерки всех, кто хоть каким-то боком был причастен к тайне. Не совпало. Конечно, остается вариант диктовки, но эксперты комитета это отрицают. Письмо писали явно впопыхах, возможно, даже на колене, о чем свидетельствуют неровные строчки и пляшущие буквы разного размера. При диктовке такого не бывает. Специалистами составлен психологический портрет автора письма. В нем много необычного. К примеру, он очень молод.
– Чей-то член семьи? – предположил Каманин.
– Их тоже проверяли, – сказал Цуканов. – Не подтвердилось. Как я уже сказал, письмо довольно необычное. С одной стороны, его автор молод, о чем свидетельствуют характерные особенности почерка и экспрессивное изложение фактов. Не слишком образован – в письме есть ошибки. Но одновременно проявляет глубокое знание предмета и мастерство анализа сложившейся ситуации. Как такое может сочетаться? Специалисты развели руками. И еще одна особенность. Он употребляет слова и выражения, незнакомые филологам. К примеру, это… «долбодятлы». Хотя смысл его понятен.
– Да уж, приложил! – кивнул Каманин.
– А еще «натягивать сову на глобус», – продолжал помощник. – В буквальном смысле – это издевательство над полезной птицей. Но посыл тут иной – делать глупости, или заниматься чепухой. Короче, выйти на автора не удалось. Письмо смогли проследить до почтового отделения Белорусского вокзала, а там такой круговорот людей… – Цуканов махнул рукой. – Так что это поручение Леонида Ильича я выполнить не смог. Но еще он просил меня дать заключение по существу изложенных здесь сведений, – помощник указал на лежавшие на столе листки. – Что скажете, Николай Петрович?
– Позвольте, я напомню, – вздохнул Каманин: – После гибели Комарова, чтобы сохранить стране первого космонавта, Гагарина отстранили от космических полетов. Но тем самым увеличили вероятность его смерти. Гагарин военный летчик, а у них ЧП нередки. И техника подводит, и сложных обстоятельств при выполнении полетов больше. Запретить Гагарину летать? Но ведь он ездит за рулем автомобиля, и гоняет на своей «Матре», которую ему французы подарили, на высокой скорости. Несколько раз попадал в аварии. Запретить Гагарину водить машину? Пусть на службу на автобусе добирается? Но ведь пассажиры в дорожных происшествиях тоже гибнут. Все эти запреты не имеют смысла, и выглядят издевательством над первым космонавтом. Гагарин молод, любит космос и хочет продолжать полеты, на что указывает автор письма. Что он предлагает? – генерал взял листок со стола и поднес к глазам. – Прошу вас, дорогой Леонид Ильич, верните Юрия Алексеевича в космонавты. Так будет лучше всем – ему и СССР, – Каманин сделал паузу и положил листок на стол. – Я с этим полностью согласен.
– Готовы отразить все это в докладной для Леонида Ильича? – спросил Цуканов.
– Готов, – кивнул Каманин.
– Займитесь, – помощник собрал со стола листки и спрятал их в папку. – А пока озаботьтесь тем, о чем пишет странный аноним. Учебный самолет Гагарина не должен быть изношенным, переданным из авиационного полка по принципу «на тебе, боже, что нам не гоже». Пилот-инструктор – не кто-то из друзей Юрия Алексеевича, а принципиальный летчик, который станет относиться к космонавту, как к обычному курсанту, строго спрашивая с него за ошибки. В полетной зоне, где Гагарин будет отрабатывать задание, не должно быть посторонних самолетов и метеозондов. Если вдруг Юрий Алексеевич погибнет по одной из названных в письме причин, спрос с виновных будет очень строгим. Вам понятно?
– Да, Георгий Эммануилович!
Каманин встал.
– Жду вашу докладную, – сказал Цуканов. – Принесите сами, мы ее обсудим…
Несколько месяцев спустя
«Миг-15 УТИ» пробил облачность и стремительно помчал к земле. Та оказалась неожиданно близко. Гагарин среагировать не успел. После своего знаменитого полета в космос он прекратил тренироваться вследствие многочисленных поездок за рубеж. Кроме того, Гагарин возглавил отряд космонавтов, что добавило административной работы. Часто посещал официальные и прочие приемы за границей и внутри страны, на которых русского космонавта угощали от души. И он ел – вкусно ведь! Пополнел, потяжелел, скорость реакции притупилась. К счастью, управление учебным истребителем вмиг перехватил инструктор. Гагарина вдавило в кресло, самолет завибрировал от перегрузки. Выровнять машину удалось у самой земли. Едва не чиркнув брюхом по верхушкам сосен, «Миг» полез обратно в небо.
– Возвращаемся на аэродром, – раздалось в наушниках. – Самолет веду я.
– Понял, – отозвался первый космонавт, ощутив, как спина покрылась холодным потом. Едва не гробанулись…
– Поняли свою ошибку, товарищ полковник? – спросил его инструктор после приземления.
– Да, – сказал Гагарин. – Выходя из облачности, пикировал под большим углом.
– Почти что вертикально, – кивнул инструктор. – Недопустимый маневр при низкой облачности. К тому же растерялись. Не перехвати я управление, разбились бы к хренам. Катапультироваться не хватило б высоты. Хорошо, что самолет новый с неизношенным двигателем.
– О происшествии доложите? – спросил Гагарин.
– Конечно, – сообщил инструктор. – А там начальство пусть решает.
Он повернулся и ушел. Гагарин проводил его сердитым взглядом. «Был бы на его месте Серегин[81], никто бы не узнал, – подумал с грустью. – Прислал Каманин зверя. От полетов точно отстранят…»
В раздевалке он снял перегрузочный костюм, принял душ и надел мундир. Но не успел шинель накинуть, как прибежал посыльный.
– Товарищ полковник! – выпалил, поднеся ладонь к ушанке. – Там генерал приехали, просили вас зайти.
– Каманин? – спросил Гагарин.
– Так точно!
«Вот и все, – подумал космонавт. – Отлетался».
Он оказался прав, но лишь отчасти. Каманин выслушал его доклад и улыбнулся.
– Все, Юрий Алексеевич, кончай с полетами. Политбюро решило возвратить тебя в программу «Союз».[82]
– Товарищ генерал! – радостно воскликнул Гагарин. – Неужели, вправду разрешили?
– Да, – кивнул Каманин. – Поздравляю, Юрий Алексеевич!
Говорить Гагарину, что предшествовало этому решению, он не стал. Да и незачем. Ни он, ни обрадованный первый космонавт не могли предположить, что с этого момента мир, в котором они жили, свернул с прежнего пути и пошел другим…
* * *
Хрясь!
Затыльник приклада автомата врезался китайцу в челюсть. Изо рта его вылетели сгустки крови и несколько зубов. Тонко вскрикнув, боец