наносит татуировку. На спине со стороны сердца. А спереди мальчик нанесёт узор сам, когда повзрослеет. — Лицо Эрвена слегка омрачилось. — Хотя у моего сына нет ни одной, ведь мою суженую убили, когда он был совсем крохой.
От горя на лице Эрвена сердце Авы облилось слезами. Его безмолвный голос застонал при упоминании любимой, и Ава поняла, что сейчас услышит.
«Вашама канем», — прошептала душа книжника.
По крайней мере, так оно примерно звучало. Ава понимала его как универсальную молитву скорби. Она не знала значения, но слышала это слово от бесчисленного количества людей по всему миру. Похороны. Больницы. Одна из немногих постоянно повторяющихся фраз.
Ава убрала руку со спины Риса и сжала ладонь Эрвена.
— Где ваш сын? Он тоже живёт здесь?
Эрвен в ответ легонько сжал её ладонь и, сделав глубокий вдох, вымученно улыбнулся.
— Он теперь в Испании. В доме книжников в пригороде Барселоны.
В библиотеку зашёл молодой книжник и посмотрел на Aву с робким трепетом, с которым её встречало большинство здешних мужчин. Он наклонился и что-то прошептал Эрвену на ухо. Тот кивнул и повернулся к Аве.
— Продолжим чуть позже. Прости, но меня ждут дела.
— Конечно, — ответила Ава. — Не буду вас задерживать.
— Может, тебе что-нибудь нужно? В библиотеке есть английская секция. Небольшая, но там найдётся несколько книг о местной истории, которая, возможно, тебя заинтересует.
— Я все ей покажу, Эрвен, — предложил Рис.
— Точно? Я могу позвать Малахая…
— Уверена, Рис сможет найти мне занятие, — сказала Ава и, подмигнув молодому книжнику, повернулась к Рису, который смотрел на неё с озорной улыбкой. На лице Эрвена мелькнула понимающая улыбка, и он развернулся, чтобы уйти вместе с парнем.
Как только они остались одни, Рис заметил:
— Знаешь, когда дело доходит до сплетен, дома книжников ни чем не лучше женских клубов.
— Именно на это я и рассчитываю.
— Роковая ты женщина. — Он покачал головой, прежде чем натянуть рубашку. — Но ты хоть понимаешь, что подставляешь меня под нож ревнивца? Малахай не привык делиться.
— Просто отлично, ведь ему не стоило бросать меня. И откуда ты знаешь о женских клубах, а?
— К сожалению, не из личного опыта, — усмехнулся Рис. — Но современный кинематограф отлично расширяет кругозор.
— Сама никогда в них не бывала. Прости. Популярные девчонки не тусуются с чокнутыми. Если только не хотят сделать из них всеобщее посмешище.
— Ава, Ава, — пробормотал Рис, лениво закинув руку на спинку её стула. — Разве ты не знаешь, что не сумасшедшая? Ты особенная! — Он заигрался с её непослушным локоном. — Ты волшебна, прекрасна. Когда-нибудь ты это поймёшь.
Луч солнца проник через высокое окно и осветил фреску на противоположенной стене. В дальнем углу библиотеки сидел старик и не сводил взгляда с этой фрески, на ней была изображена кипучая деревенская жизнь. За шесть дней, проведённых в библиотеке, Ава ни разу не видела, чтобы старик вставал. На вид ему было лет восемьдесят-девяносто, но Ава знала, что, как и любому из ирин, ему намного больше.
Внезапно Ава поняла, чем хочет заняться.
— Рис?
— Хм?
Он тоже уставился на фреску.
— Расскажешь мне о Рассечении?
***
— Есть у людей одна поговорка: «Что имеем — не храним, потерявши — плачем». Каждому из ирин необходимо набить такую татуировку на лбу.
Рис повёл её мимо фрески к длинному коридору, освещённому свечами. На тёмной стене мерцало несколько мозаик, выполненных из кусочков стекла, обломков глиняной посуды, драгоценных и обычных камней. Вблизи это казалось несуразной мешаниной, но стоило отступить, как изображение становилось понятным. Ава молча подождала, когда заговорит Рис.
— Это произошло в начале 1800-х годов. Беспокойное время в человеческой истории. Войны. Революции. Политические и социальные потрясения. Но для ирин... — Он пожал плечами и пошёл дальше по коридору. — Это были необычайно мирные несколько десятилетий. Для нас как всегда время текло более медленно. Мы жили среди людей, но не были частью их мира. По большей части, мы изолировали себя в собственных общинах. Совет решил, что это необходимый шаг после безумств средневековой Европы.
— Почему?
Рис указал на картину, где длинноволосая женщина придерживала кого-то на кровати.
— Ирины были знахарками. До развития современной медицины ирины использовали свою магию и знания, чтобы помочь человечеству. Лекарственные травы. Бабушкины сказки. Небольшие крупицы знаний, оставшиеся в человеческих обычаях. По большой части они от ирин. К сожалению, многие думали, что в их волшебстве сокрыто зло. Некоторых ирин схватили и казнили как ведьм. Книжники же часто мстили в ответ, убивая без разбору повинных в смерти возлюбленных. Стали гибнуть и невинные люди. Чтобы защитить ирин и детей, совет принял решение изолировать семьи.
— Совет?
Они остановились возле зловещего изображения здания в готическом стиле.
— Совет ирин в Вене. — Рис улыбнулся и кивнул на мрачное строение на рисунке. — У всех ведь есть собственные политики? Они наша власть. В состав совета входило семь певиц и семь книжников...
— Певицы?
— Ирины. — Рис снова улыбнулся. — Их магия заключена в голосе. Старейшая и мудрейшая из ирин пела... — его голос сорвался, — самую красивую и сильную песнь, какую ты только можешь себе вообразить. Божественную. Их голоса сами по себе были волшебны. Они всегда заседали в совете, но как только было принято решение, что семьям необходимо жить в убежищах... произошёл конфликт. Многие ирины почувствовали себя наказанными за смерть сестёр. Они не хотели жить в убежищах.
В конце концов, все улеглось. Совет решил, что пара, у которой есть дети, должна жить в уединении. Но если же ирин с суженной или без занимался исследованиями и созерцанием, то мог работать среди людей, либо жить в доме книжников, сохраняя древнее знание. — Он жестом указал вокруг. — Наподобие этого. Здесь работают ирины. Убежища — небольшие отдалённые деревни — создавались для семей. Существовали ещё поселения для певиц, куда они уезжали тренироваться и учиться, но о них я знаю не много. Книжников туда не пускали. Я рос в глубинке Корнуолла.
— А Малахай?
— Он родился неподалёку отсюда, — улыбнулся Рис. — Хотя, насколько я знаю, его родители переехали, когда Малахай был ещё ребёнком, и жили в Германии вплоть до Рассечения.
— Рассечения.
— Да... рассечения. — Рис подтолкнул её в дальний конец коридора, его безмолвный голос сменился на низкий и отчаянный. — Однажды летом внезапно