Читать интересную книгу Паника в ложе "В" - Джон Карр

— Одну минуту! — прервал доктор Фелл, стараясь найти в кармане портсигар. — Вы расследовали два пункта, которые я упоминал?

— Я сам искал конверт и не мог его найти. Что до второго пункта, — довольно загадочно ответил Спинелли, — то Дженкс в Нью-Йорке заставил их показать ему паспорт, и в нем содержалось именно такое описание, как вы предполагали. У вас возникли теории, маэстро?

— Теории возникли у судьи Каннингема, и притом весьма любопытные. Но с вашего позволения, я умолчу о них до конца вечера. Кажется, лейтенант, у вас появился свидетель, которого вы хотели нам продемонстрировать?

— В том-то и дело! И я намерен привести его прямо сейчас! Оставайтесь здесь, и вы скоро услышите самые невероятные показания!

Лейтенант быстро вышел.

Доктор Фелл бросил плащ и шляпу с широкими полями, загнутыми по бокам, как у священника, на стол под лампой. Достав сигару и спички, он откусил кончик сигары и зажег спичку, чиркнув ей по брюкам.

— Кстати, — спросил Нокс, — почему это помещение называют «зеленой комнатой»?

— «Возможно (я цитирую Оксфордский словарь), артистическое фойе называют «зеленой комнатой» просто потому, что ее было принято красить в зеленый цвет или оклеивать зелеными обоями».

— Во всяком случае, в этой комнате зеленые стены и лампа с зеленым абажуром.

— Ну, Эдам Кейли был традиционалистом. В пьесе Сиббера[128] «Любовь создает человека» («Друри-Лейн», 1700 год) Клодио говорит: «Я хорошо знаю Лондон — особенно «зеленую комнату» и актрис, которые там постоянно бывают». Однако сегодня вечером я тут не вижу актрис.

— Привет! — послышался чей-то голос.

Дверь открылась. Энн Уинфилд и Бэрри Планкетт — первая в платье цвета шампанского с красной каймой, второй в спортивной куртке и слаксах — вошли в комнату, принеся с собой легкий аромат алкоголя.

— Как сказал несравненный Тони Уэллер, «я немного выпивши, Сэмивел»,[129] — заявил мистер Планкетт, делая широкий жест. — Добрый вечер, джентльмены!

— Сэр и мадам, — отозвался доктор Фелл, — позвольте выразить вам мои сердечные поздравления! Насколько я понял, это был не просто удачный, а великий вечер!

— Все прошло весьма недурно. Эта маленькая шлюшка была на высоте.

— Бэрри!

— Но ведь я сказал правду, верно?

— Да, но таким образом… Как бы то ни было, ты играл чудесно!

— Чудесно? Я играл препаршиво!

— А кого вызывали четырнадцать раз?

— Я выглядел настолько паршиво, как говорил Черчилль[130] об этих чертовых социалистах, что более проницательная публика освистала бы меня в первом же акте. Хотя могу добавить в свое оправдание, что во всем виновата прежде всего сама роль — самая паршивая у Шекспира. А когда у Ромео рыжие волосы…

— Но критики, Бэрри…

— Критики! Я уже вижу заголовки: «Шекспир вновь поражает всех!» Как же, поражает — с рыжеволосым Ромео! Взгляните-ка сюда!

У одной из стен стояла полка, на которой выстроились в ряд пустые бутылки из-под джина и виски. Просунув за них руку, Бэрри Планкетт вытащил миниатюрную заводную игрушку — клоуна в пятнистом костюме, с руками, прикрепленными к горизонтальной перекладине между двумя вертикальными столбиками.

— Это Джоуи — мой клоун. Моя дорогая блудница преподнесла мне его в качестве талисмана. Говорят, он похож на меня не только внешне, но и поведением. Я завожу его… — послышалась серия щелчков, — и ставлю на стол рядом со шляпой доктора Фелла. Теперь он будет без конца кувыркаться вокруг перекладины. Видите? Но это еще не все. Благодаря вибрации механизма игрушка постепенно подползает к краю стола. Я не могу хранить Джоуи в своей уборной. Каждый, кто туда заходит, начинает его заводить, а если он упадет со стола, то разобьется вдребезги. Поэтому я остановлю его пальцем — вот так. Я ничуть не сентиментален, но нельзя же допустить, чтобы Джоуи разбился.

Планкетт схватил клоуна, подержал его в воздухе, пока не кончился завод, и снова поставил на стол.

— Это ты не сентиментален? — засмеялась Энн Уинфилд. — Он так бережет эту дешевую безделушку, как будто я подарила ему сокровища Голконды![131]

— Да, я привязан к Джоуи! Он приносит мне удачу — благодаря ему меня не забрасывают тухлыми яйцами. Между прочим, старина, — мистер Планкетт посмотрел на Нокса, — я ведь должен устраивать вечеринку в «Одиноком дереве».

— Вечеринка давно в разгаре. Содовой водой прыскают из сифонов во все стороны, а мэр Ричбелла получил по голове стулом.

— Здесь тоже достаточно весело. Кейт Хэмилтон вдрызг пьяна, князь Эскал вовсе отключился, и мы с этой шлюшкой решили, что, если потихоньку ускользнем в таверну, остальные последуют за нами. Никто, кажется, не заметил нашего ухода. Но что меня интересует, так это ЦДП.

— ЦДП?

— Центральное детективное подразделение, как именуют в Дублине отдел уголовного розыска. Я имею в виду лейтенанта Спинелли. Он все еще занят расследованием?

— Пока да.

— Пошел слух, что он задержал знаменитого Усталого Уилли. Это верно?

— Да, сейчас он приведет Уилли, чтобы его допросил доктор Фелл.

Ответ не понадобился, так как в этот момент лейтенант Спинелли вошел в комнату, подталкивая вперед тощее, костлявое существо, по-видимому, одного возраста с судьей Каннингемом. Голова у него была почти совершенно лысой — только редкие седые пряди свешивались по бокам. Бросались в глаза его дрожащие руки и бессмысленный взгляд. Однако все это сочеталось с более-менее опрятным обликом. Старая голубая рубашка, хотя полинявшая и лишенная воротничка, была аккуратно зашита; донельзя поношенные пиджак и брюки обнаруживали признаки недавнего ремонта; запах бензина ощущался сильнее паров дешевого вина. На щеках и подбородке виднелись порезы от бритья.

— Ну, Уилли, — заговорил лейтенант Спинелли, — этот толстый мужчина с сигарой на диване — доктор Гидеон Фелл, большой авторитет в области расследования преступлений. А это мистер Филип Нокс, историк, который прошлой ночью неплохо поработал как детектив. Если не желаешь себе неприятностей, не вздумай им лгать.

— Я не лгу, лейтенант, — сиплым голосом отозвалось существо. — Спросите кого хотите во всем Ричбелле — вам любой скажет, что Уилли не врун.

— Я многое слышал о твоих выходках, Уилли, но хотел бы услышать и о тебе самом. Как твое полное имя?

— Какая разница? Я ведь не подписываю чеки.

— Узнаешь, какая разница, когда я посажу тебя за решетку. Где ты живешь?

— Знаете дом мистера Дэниела Фостера на Бидайвер-авеню, возле Лоун-Три-роуд? Самое прекрасное местечко во всем Ричбелле! Мистер Фостер позволяет мне спать в сарае, за японским садом. Он славный малый!

— Где ты берешь деньги на жизнь? Если ты можешь так напиваться, то должен платить за свое пойло. Ты зарабатываешь, попрошайничаешь или крадешь?

— Я — краду? Старый Уилли?

— Ну, тогда объясни, откуда берешь деньги.

— У каждой доброй леди в Ричбелле найдется работенка для старого Уилли — косить лужайки и полоть сады весной и летом, собирать листья осенью, разгребать снег зимой. Если у них не оказывается работы, может, они и дают мне пятьдесят центов или доллар. Вы скажете, что это попрошайничество, но это не так! Я ведь ничего у них не прошу! Если они хотят что-то мне дать, то это их дело! А почему они так поступают? Потому что я чистоплотный — вот почему! Мыло и вода стоят недорого.

— Я сказал, что упрячу тебя за решетку, и я не шучу. Ты разозлил мистера Лафаржа, так что тебе придется отправиться в тюрьму.

— Бьюсь об заклад, что меня не посадят, если я докажу, что я — ангел-хранитель театра и знаю о нем побольше других! Мистер Лафарж — деловой менеджер, верно? Его называют казначеем.

— Судя по твоей речи, ты не всегда был таким опустившимся, Уилли. Чем ты занимался до того, как спился? И что ты знаешь о театре?

— Что я знаю, не ваше дело!

— Ладно, пока оставим это, хотя, если ты не сбавишь тон, не рассчитывай на поблажки. А сейчас расскажи этим людям то, что рассказал мне, и помоги тебе бог, если будешь сам себе противоречить.

— У вас не найдется немного выпивки для старого Уилли?

— Не найдется!

— Совсем немножечко! — взмолился Уилли. — Видите, как у меня дрожат руки? Мои внутренности тоже прыгают, как рыба на крючке. Вы ведь понимаете, что я лучше говорю, когда выпью.

— Может, и так. Но здесь нет выпивки.

— Я принесу ему выпить, лейтенант, — предложил Бэрри Планкетт.

— Ладно, только поскорее!

— Боюсь, я не могу предложить вам «Сники Пит», — вежливо обратился актер к Уилли. — Выбирайте — скотч, ржаное виски или бурбон?

— Капелька ржаного виски, — блеснул глазами Уилли, — как раз то, что мне прописал доктор. Старый Уилли благодарит вас, молодой человек, и…