Читать интересную книгу Покоренный Кавказ (сборник) - Альвин Каспари

Впечатление этого поражения было таково, что горцы потеряли всякое уважение к русским, да и не одни горцы: крымские татары, действовавшие заодно с турками, тоже поняли, что у русских сильной руки на Кавказе нет.

Турция в это время искала поводов к разрыву с Россией. Порта по-прежнему вела войну с Персией, а так как регулярное ее войско было приготовлено на случай войны с Россией, то Порта кинула в Персию орды крымских татар. Крымцы никогда церемонными не были и уважали всякие трактаты и им подобные продукты дипломатии лишь тогда, когда почему-либо их нельзя было нарушить. В остальных случаях все дороги вели их к цели. Так было и в 1733 году. Хан крымский направил свои орды в Персию ближайшим путем – через занятый русскими Дагестан. Это была столь дерзкая наглость, что даже принц Людвиг возмутился и отдал приказание князю Волконскому и Еропкину преградить на Сунже путь татарам. Волконский был совершенный новичок в деле кавказской войны, но воин храбрый и решительный. С татарами – а крымцев было 25 тысяч – ему пришлось встретиться приблизительно около того места, где ныне стоит Горячеводск.

Отряд был разделен на три колонны. Колонна Волконского являлась передовою, Еропкин должен был поддерживать Волконского, принц с третьей колонной находился в резерве. Всего людей в отряде было 2500. Татары с ужасающей силой навалились на передовой отряд. Они давили русских своею массою. Сопротивление было невозможным, но Волконский не уходил, решившись погибнуть на месте. Был уже прорван левый фланг и дошло до рукопашной схватки. Гибель русского отряда представлялась неизбежною. В это время подоспел на место боя принц с пехотой. Но и его появление не изменило положения русских. Начиналась уже не битва, а бойня. Главнокомандующий бросил отряд и умчался в ужасе в крепость Святой Крест. В критический момент, однако, подоспел с привычными к кавказской войне солдатами Еропкин, предводитель опытный и знавший, чем воздействовать на азиатов. Он сперва было кинулся на татар с «ура!», но крымцы были привычны к боевому кличу русских. Отчаянный натиск не остановил их. Они продолжали ломить, прорывая то там, то тут слабую боевую линию. Еропкину при рукопашной схватке разрубили лицо, но он не покинул боя. Быстро сообразив положение нападавших и оборонявшихся, он увидал, что густейшие массы крымцев прут на левый фланг, где уже был прорыв. В одно мгновение против этого опаснейшего пункта поставлена была вся, какая только была при русском отряде, артиллерия, и по татарам открыт был жесточайший огонь. Это явилось полною неожиданностью для крымцев, уже торжествовавших победу. Русские ядра сразу произвели страшное опустошение в их рядах. Татары смешались, и в это время Еропкин бросил на них всех остававшихся в его распоряжении людей.

Эффект был поразителен. Массы, недавно с остервенением лезшие на изнемогавших русских, дрогнули и подались назад. Новый натиск, новое громоподобное «ура!» – и перевес был уже на стороне русских. Теперь они уже наступали, крымцы же, и прежде не выдерживавшие натиска, отходили все дальше и дальше. Еще несколько усилий – и они побежали…

Победа была полная. Двенадцать крымских знамен явились ее трофеями. Разбитые татары снова почувствовали на себе русскую силу, но принц Людвиг воспользовался этой блестящей победой очень своеобразно. Знамена он отправил в Петербург с реляцией о своих подвигах, а сам отвел войска за Сулак и без всякой нужды заперся в крепости Святой Крест, более не препятствуя проходу крымцев вовнутрь Дагестана…

Геройство русских воинов, очутившись в руках немецкого «стратега», пропало для России даром. Историк Кабардинского полка Зиссерман говорит по этому поводу следующее: «Ни один из предшественников немецкого принца, ни Матюшкин, ни Левашев, ни Румянцев, не заперлись бы в крепости, что было даже противно духу нашего войска. Боевые кавказские генералы не дали бы татарам опомниться и горячим преследованием заставили бы их рассеяться. Вышло же совсем иначе. Пока русские сидели в крепости, разбитые татары бросились на гребенские городки, полонили сотни русских людей, взбунтовали весь Южный Дагестан и даже пытались овладеть Дербентом. Три дня главные их силы бились под стенами этого города с небольшим отрядом полковника Ломана, но, будучи отражены, потянулись, наконец, к Шемахе, в персидские владения. Часть их с награбленною добычею пошла обратно в Крым и на реке Куме, повыше урочища Можар, столкнулась с полуторатысячной партией донцов, шедших на Сулак под начальством атамана Краснощекова. На помощь крымцам подоспели десять тысяч калмыков, казаков-некрасовцев и закубанских горцев. Окруженный со всех сторон, Краснощеков устроил вагенбург и засел в засаду. Бой длился двое суток, а на третьи на помощь русским подошли кабардинцы, под предводительством одного из старейших владельцев своих – Бамата Курюника. Этот Курюник оказался шурином предводителя калмыков – Дундука-Омбо, и потому, свидевшись с ним, в тот же день стал уговаривать его пропустить казаков без боя.

– Русские идут на Сулак, а не на тебя, – говорил Дундуку Курюник, – тебе мой совет не ввязываться в чужое дело. Если же ты станешь драться заодно с татарами, то я стану за русских!»

Угроза эта подействовала. Дундук, отложившийся перед тем от подданства России, теперь искал случая опять войти в соглашение с русским правительством и заслужить благоволение русской государыни. Он послушался Курюника и отошел. Татары и закубанцы сняли немедленно осаду. Краснощеков беспрепятственно достиг Сулака.

Принц вдруг расхрабрился с прибытием донцов; он даже нашел теперь возможным предпринять кое-какие меры против бунтовавших дагестанцев и послать Еропкина хорошенько проучить уцмия каракайтагского, наиболее упорного из мятежников. Еропкин исполнил поручение. Столица уцмийства – считавшийся неприступным аул Башлы – был взят и разорен.

После такого урока горцы присмирели, но упущенное уже нельзя было вернуть: крымцы-татары наводнили весь Дагестан, да на подмогу им шел туда же с новыми ордами сам крымский хан. При первом же известии об этом расхрабрившийся было принц опять притих, но тут совершенно неожиданно у хана оказался враг, исполнивший то, что должны были бы сделать русские. Этим врагом крымцев явились чеченцы. Они преградили путь хану в горном ущелье, ныне носящем название Ханкальского, за Сунжей, и почти истребили весь надвигавшийся татарский отряд. Памятником этой победы чеченцев над грозным ханом явилась поставленная ими в ущелье башня Хан-Кале, от которой получило свое наименование и самое ущелье.

После всего этого даже в далеком Петербурге главари господствовавшей тогда при дворе немецкой партии поняли, что принц Людвиг совершенно не годен для роли главнокомандующего на Кавказе, и поспешили его убрать оттуда, заменив его предшественником Василием Левашевым. Сразу же дела пошли на иной лад. На военные экзекуции Левашев не скупился. Малейшее поползновение к мятежу – и сейчас же являлся к волнующимся Еропкин с военными командами. Всякие сентиментальности были оставлены. Когда на Самуре попробовали было забунтовать горцы, Еропкин выжег четырнадцать аулов, и, конечно, от мятежа не осталось и следов, но все-таки дни пребывания русских в Дагестане были сочтены. России грозила война с Турцией, и потому русские дипломаты спешили поскорее развязаться с Персией. 10 марта 1735 года в Ганже (Елисаветполе) русским послом Голицыным был заключен с Персией мир, по которому Тахмис-Кули-хану, будущему шаху Надиру, были возвращены все города и области, завоеванные у персов Петром Великим, русская граница отодвинулась на Терек, где была основана на левом берегу новая крепость Кизляр; крепость Святой Крест была уничтожена, а терцы и аграханцы переселены с Сулака на Терек.

Русь вернулась в прежние свои границы. Все дело великого Петра пошло насмарку…

На Кубани и на Тереке

В 1736 году весною началась война с турками. Персы сидели смирно, на Тереке тоже не было военного дела, исключая разве мелких схваток с лезгинами и чеченцами. Зато полилась кровь на Кубани. Как только открылись военные действия, в Предкубанье явился со своими страшными воинами калмыцкий хан Дундук-Омбо, примирившийся с русским правительством и действовавший теперь в качестве союзника России. Калмыки явились с Егорлыка, прошли за Кубань и в верховьях Урупа вырезали поголовно все мужское поселение в становищах ногайцев. Покончив здесь свое кровавое дело, Омбо двинулся на Зеленчук, усиленный казаками, пришедшими к нему с Дона и Терека. Страх перед калмыцким нашествием был так велик, что ногайцы, 10 тысяч кибиток которых стояли в верховьях Зеленчука, поспешили передаться в русское подданство и спасли себя тем, что немедленно выселились в русские пределы – на Куму и Терек. Верная добыча ускользнула от Омбо, но калмыцкий хан нашел другую. Со своими калмыками, донцами и терцами он прошел по всей Кубани, от истоков ее до устья. На это ему понадобилось всего четырнадцать дней! В две недели богатый, густо населенный край был обращен в пустыню. Огонь истребил все города, становища и аулы. Турецкая крепость Копыл, где пребывали турецкие сераскиры, была разрушена до основания. Подвернувшиеся на пути калмыкам станицы некрасовцев были разорены и сожжены. Каково было разорение края, лучше всего свидетельствует тот факт, что после ухода Омбо некому было прибирать валявшиеся трупы…