Читать интересную книгу Картинки похождений бравого солдата Швейка - Йозеф Лада

Неожиданно высоко над головами разорвалась шрапнель, по всему полю взметнулись фонтанчики пыли. Следом за первой — вторая. Сквозь ее свист раздался срывающийся от волнения голос надпоручика Лукаша: «Рота-а! В цепь!» Под оглушительный рев унтеров, расталкивающих солдат налево и направо, рота рассыпалась цепью. Фельдфебель из третьего взвода гнал от себя прочь какого-то солдатика: «Проваливай, дура! Не знаешь, как в цепь разворачиваться?» — «Не знаю, — плача, запротестовал солдатик, — из ополчения мы, нас не учили!» — «Иезус-Мария, они нам сюда форменных молокососов посылают, им бы еще кормилицу!» — в отчаянии закричал фельдфебель.

В смешавшихся боевых порядках задние напирали на передних, подгоняемые остервенелым «Vorwarts! Вперед!» Швейк оглянулся и увидел вокруг себя одни незнакомые лица. Толстый и сильный немец заметил этот взгляд. Ткнув Швейка локтем в бок, он злобно проворчал с издевкой в голосе: «Тебе что, сзади фронт держать захотелось, du Scheisser?.. Ты, обосранец, это же только для господ офицеров!» — «Не в том дело, друг, — ответил Швейк. — Я, видишь ли, ординарец и должен находиться при обер-лейтенанте. Чтоб, когда будет туго, сбегать за какой ни на есть подмогой. А то этот балда Балоун в такой свалке тоже наверняка отбился…»

В этот момент в ряды наступающих угодила граната. Огромный огненный смерч вырвался из земли, удушливый дым окутал все вокруг, земля содрогнулась с такой силой, что Швейк не удержался на ногах и упал. Спустя мгновение, ощупывая себя, он уже говорил: «Вот-те раз, вот это фейерверк! Пожалуй похлеще, чем в Янов день в Праге на Стрелецком острове. Только такой тарарам — это вовсе не обязательно. Да и кого-нибудь убить, неровен час, тоже может!» Цепь снова выравнялась. Крики «Vorwarts! Вперед!» стали еще истошнее, доходя до исступления. Гранаты уже рвались сзади, за наступающими. Швейк поднялся и перебежал к большому кусту шиповника, растущему на меже.

Только он улегся на новом месте, как к нему подскочил офицер-венгр и, угрожая револьвером, погнал его вперед. Швейк заметил, что за рядами наступающей пехоты движется целый заслон из жандармов и офицеров. «Вроде облавы. Как в Праге, когда полиция кого-нибудь ловит!» — подумал он про себя. Вновь очутившись в свалке, Швейк, наконец, скатился в выкопанные на скорую руку окопы, где остервенело стреляли какие-то солдаты, уморенные и запыхавшиеся донельзя. И вновь ударили слова команды: «Примкнуть штыки! В атаку! Vorwarts!» Людская масса полезла через бруствер. В мгновение ока солдаты пролетели пару шагов, отделявших их от русских окопов, и хлынули в них.

Но тут уже было пусто. Кроме нескольких раненых, в окопах никого не оставалось: все вовремя отошли. «Не задерживаться! Vorwarts!» — командовали офицеры. Цепь атакующих перешагнула первый ряд траншей и ушла в темень. Один Швейк остался с ранеными. «Эка они вас отделали, ребята! — сочувственно промолвил Швейк, дав одному из них попить из своей походной фляжки. — Что же вы, не могли загодя отсюда сдрапать? А то с нашим воинством шутки плохи! И то сказать: иной может и в гражданке по пьяной лавочке нанести тяжелое увечье!» Через некоторое время солдаты вернулись. Русские исчезли в ночи, словно сквозь землю провалились. Солдаты ругались: «Теперь утром опять за ними гонись!»

«Много их еще осталось, братцы? — поинтересовался Швейк. — Вообще бы неплохо разделить их поровну на все время, пока война. Чтоб на каждый день по одинаковой порции. А то это такое дело, что хапать все сразу не стоит… В Младой Болеславе в сберкассе служил один кассир. Тот тоже тащил деньги из кассы потихоньку да полегоньку. Чтоб подозрительно не было. И хоть брал он помалу, а все же, в конце концов, обобрал сберкассу подчистую. Даже если аппетит весь мир проглотить, и то не стоит разевать рот зараз! Так уже много народу себе челюсти повывихивало! Он, государь император наш, тоже пятьдесят лет мирно царствовал, пока толком подготовился к войне!»

Когда Швейк возвращался с поля боя, кто-то выбрался из гущи солдат и бросился к нему в объятия: «Швейк! Жив курилка?» — «А то как же! — просиял Швейк. — Здорово, Марек, дружище! Я-то думал, больше тебя не увижу, что ты уже в лазарет катишь!» — «Капитана Сагнера унесли санитары. Говорят, контузия!» — «Полно тебе болтать — контузия! Это у него пилюльки такие, от которых сознание теряют. Доктор ему их дал. Я его уже три раза на передовой видел и ни разу дальше первой атаки дело не заходило. Чуть что — хлоп с катушек, а потом начинаются обмороки, пока в тыловой госпиталь не попадет».

Ночью Швейк заступил на пост. Расхаживая в темноте, он наткнулся на пушки, стоявшие без присмотра в поле. В сторонке приютились два пулемета. «Смотри-ка, да они на колесиках!» — подивился Швейк. Один он взял на ремень, второй подхватил сзади рукой. «Ну вот, теперь можно трогаться… Но-о, поехали!» Колесики заскрипели, Швейк возвращался на пост. Сменившись, он заснул сном праведника. Утром Швейк снова запрягся в пулеметы и поволок их в батальон. Удивление Лукаша было абсолютно искренним, когда перед ним предстал солдат, который приветствовал его левой рукой, а в правой держал ремень с двумя пулеметами на другом конце.

Солдат отрапортовал: «Господин обер-лейтенант, ординарец Швейк явился в роту и приступает к исполнению своих обязанностей. Особых происшествий не произошло, битва выиграна целиком и полностью. Эти пулеметы я вчера захватил в бою. Только они не смазаны, скрипят колесики. Осмелюсь доложить, свои трофеи я подношу полку, чтобы добыть ему еще больше славы в газетах». — «Швейк, — ополчился на него обер-лейтенант, напуская на себя строгость, — знаете, чего заслуживает ординарец, который отбился в бою от своего командира? Пороха и свинца!» — «Осмелюсь доложить, не знаю, — благодушно ответствовал Швейк. — А ром нам сегодня дадут?»

«А, господин Швейк, — раздался в этот момент голос лейтенанта Дуба, — где же это вы шлялись? Уверен, вы даже ни разу не выстрелили! Я бы не удивился, если бы узнал, что Швейк уже у русских». Обер-лейтенант, показывая на трофеи Швейка, резко осадил Дуба: «Швейк — отважный воин и будет мной представлен к награждению малой серебряной медалью. Вечером во время атаки он захватил два вот этих пулемета!» Когда Дуб отошел, Лукаш спросил своего ординарца: «Швейк, олух ты этакий, на какой свалке ты их откопал?» Но отвечать уже было недосуг: со стороны противника раздался грохот, три пушки, пославшие гранаты в расположение австрийцев, рявкнули так близко, что Швейк только развел руками:

«Так что осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, не иначе, как русские лупят из тех самых пушек, откуда я утащил пулеметы. Больше им стрелять неоткуда». — «Пушки вы тоже захватили? — спросил Лукаш. — Чего же вы их там оставили?» — «Хм, — вздохнул Швейк, — пушку мне не дотащить. Осмелюсь доложить, ее, может, двум парам лошадей не осилить…» Обстрел со стороны русских усиливался. Через полчаса уже можно было видеть свежие подкрепления, спешившие на помощь русским. Неожиданно над позициями неприятеля загремело раскатистое «Уррра!» — русские пошли в атаку. Батальон было заколебался, но устоял. К полудню русские повторили атаку, и Лукаш дал приказ отступать.

К слову сказать, солдаты уже отходили, не дожидаясь приказа. Русские наседали со всех сторон. Едва расслышав выкрики Лукаша: «Zurück! Zurück!», солдаты тут же поворачивали фуражки задом наперед и громко радовались: «Теперь, глядишь, недельку-другую будем наступать таким макаром! Там их как собак нерезаных!» Улепетывали до самого обеда, когда отступление задержали немцы. Их в огромных количествах подбрасывали к первой линии на автомобилях — точно вату, чтобы заткнуть дырку. К этому времени батальон Швейка был уже возле какого-то вокзала, где горел пакгауз. С пакгауза огонь переметнулся на стоящий тут же железнодорожный состав. Артиллерия вела обстрел беглым огнем, и неприятель, под его прикрытием, приближался к станции.

«Вокзал удержать любой ценой», — передали Лукашу приказ командующего бригадой. «Скажите господину полковнику, пусть он сам идет его держать! — раскричался Лукаш на ординарца. — Там даже кошке не зацепиться!» Русская артиллерия поливала их дождем шрапнелей, солдаты разбегались во все стороны. Лукаш уже только бессильно ругался: «Комедия какая-то, Himmelherrgott!» — «Осмелюсь доложить, — прокричал ему прямо в ухо Швейк, — господин лейтенант Дуб приказали…» Снаряды уже зловеще свистели и рвались прямо у них за спиной. Швейк, напрягая в этой адской свистопляске голос, кричал надпоручику: «Господин обер-лейтенант, пожалуй, что надо поспешить! Ведь они, сволочи, по нам стреляют!»

Далеко за станцией, у соснового бора, солдат удалось задержать. Потом их начали снова собирать по своим частям. Когда выяснилось, что 11-ой роте недостает почти целиком всего четвертого взвода, Швейк строевым шагом подошел к ротному командиру Лукашу и вытянулся во фронт: «Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, собрать господина лейтенанта Дуба, как нам говорили капитан Сагнер, чтобы подбирать раненых, мы не успели! В него угодила граната и разнесла его на тысячу частей». — «Ну вот, допрыгался Дуб, — подумал про себя Лукаш, — об этом ему, пожалуй, окружной начальник ничего не говорил». И вслух спросил: «Где? У вокзала?»