Заканчивался предоставленный ему отпуск, пора было возвращаться на корабль. Всё виденное наводило на раздумья. Свои мысли он доверял лишь своему молчаливому спутнику. Размышляя о конституции, он справедливо заметил, что каждый из штатов «составляет малую республику, а все вообще — знатное, вольное правление, которое управляется президентом, сенатом и конгрессом. Все они избираются промежду граждан на известное время. Хотя почти не приметна в оной сила гражданской и военной власти, но мне никаких бесчинств видеть там не привелось, которые бы при подобных обстоятельствах могли произойти в Европе, а сему причиной верно добрые законы и нравственность».
3 мая 1796 года на попутной шхуне Лисянский отправился в Галифакс. На рейде стояла эскадра под флагом адмирала Муррея. Но тщетно высматривал он среди кораблей родной «Луазо».
— Ваш фрегат еще не скоро выйдет из Портсмута, — сказал радушно встретивший его Муррей. — Но я думаю, что вы не будете огорчены фрегатом «Топаз». Это самый быстрый ходок на эскадре, а капитан Черч — наш лучший капитан.
Служба на «Топазе» мало чем отличалась от прежних обязанностей на «Луазо». Вахты чередовались с авралами, вечерние беседы в кают-компании затягивались иногда за полночь. Однообразие утомляло, и тогда командир разрешал команде купаться. Все лето эскадра крейсировала вдоль канадского побережья без особых стычек и только в конце августа наткнулась на неприятеля.
— Три судна справа на горизонте! — прокричали с фор-марса.
Через несколько минут капитан Черч внимательно разглядывал их в зрительную трубу.
— Французские фрегаты! — определил он и, не ожидая приказания, распорядился взять на пять румбов правее, поставить все паруса.
И тут же на флагмане подняли сигнал: «Эскадре преследовать неприятеля!» Черч вызвал на шканцы офицеров.
— «Топаз» идет впереди и ждать эскадру нет смысла. Скоро стемнеет, и французы скроются, — капитан решительно посмотрел на офицеров. — Мы атакуем французов, несмотря на их превосходство. Для начала сблизимся с концевым фрегатом вплотную и вступим с ним в дуэль. Остальные французы из боязни попасть в своего, уверен, не будут открывать огонь. Мы выиграем, главное — время. А там подоспеет эскадра. Кто не согласен?
Черч обвел пристальным взглядом офицеров.
— По местам стоять! Барабанщики, наверх! — скомандовал он, и спустя минуту-другую барабанная дробь известила о начале боя. Лисянский занял свое место у фок-мачты.
Как ни странно, французы не решились принять бой совместно, а развернувшись, пустились в разные стороны.
«Топаз» вскоре стал настигать фрегат «Елисавета». Но французский фрегат вдруг начал изменять курс.
— Видимо, там бывалый капитан, — процедил Черч, — он ворочает от наших пушек.
Спустя полчаса «Топаз» сблизился с противником на пистолетный выстрел и первым открыл огонь. Не успел рассеяться дым, как французы ответили метким залпом.
Рядом с Лисянским, на полубаке, ядром сразило двух матросов, у грот-мачты на палубе, окутанной дымом, застонали раненые… Бой разгорался. Повторные залпы «Топаза» обрушились на француза, но тот продолжал уклоняться и яростно отстреливался.
Лисянского, будто бревном, толкнуло в голову, и он, потеряв сознание, свалился на палубу. Когда пришел в себя, голова разламывалась от боли. С трудом поднял руку, вытер кровь с виска, приподнялся. К нему подбежал матрос, оторвал подол рубахи и перевязал рану. Поднявшись, Лисянский перешел к наветренному борту.
— Травить брасы, перевернуть фор-марса-рей, — донеслась команда. Лисянский поспешил к мачте и помог уцелевшим матросам отдать снасти.
Спустившись под ветер, «Топаз» меткими залпами изорвал в клочья паруса на фок-мачте неприятеля. На палубе валялись трупы. «Елисавета» потеряла ход. «Топаз» бил ее почти в упор. Наконец, кормовой флаг на французском фрегате медленно пополз вниз.
Черч начал преследовать остальных французов, но они успели скрыться в наступившей вскоре темноте.
Пошатываясь, Лисянский подошел к Черчу.
— Спускайтесь живо в каюту, Лисянский, — приказал он, — вы вели себя молодцом.
Вскоре пришел доктор и осмотрел рану около виска.
— Убито семнадцать матросов, — грустно сообщил он, — девять раненых и вы в их числе. Вам повезло, еще бы полдюйма — и отдали бы душу богу.
Пленённый фрегат отправили в Галифакс, а «Топаз» двинулся на поиски неприятеля к Бермудам.
Лисянский на следующее утро пытался подняться на палубу, но сильная головная боль и головокружение заставили его лечь в койку. Перед обедом к нему заглянул капитан:
— Вы всецело исполнили долг, а теперь никуда ни шагу, пока не поправитесь. Я прикажу приносить вам пищу в каюту.
Пришлось подчиниться и несколько дней проваляться в постели. Но сильные боли не оставили Лисянского до самого Галифакса, куда они возвратились через неделю.
Там его ждала приятная встреча — накануне в порт пришли кораблями Баскаков и Крузенштерн.
Получилось так, что, узнав о ранении, Баскаков первым навестил друга. Обнявшись, они уселись рядом и долго делились впечатлениями о прожитых врозь месяцах. В конце встречи Баскаков вспомнил новость:
— Я слыхал, что адмирал Муррей отправляется в Портсмут, не пора ли и нам отчаливать от берегов американских?
Лисянский сам не раз подумывал об этом:
— Но только чур, как вернемся в Портсмут, я попрошусь у Воронцова в другую страну.
— Куда еще? — спросил Баскаков.
— Давно чаю побывать в Ост-Индии.
— А домой как же?
— Годом раньше, годом позже, а другой случай вряд ли состоится, — пояснил Лисянский.
В конце концов Баскаков согласился, тем более что Крузенштерн поддержал Лисянского.
В середине сентября вместе с адмиралом Мурреем на фрегате «Клеопатра» русские офицеры оставили берега Америки.
Поскольку ни Крузенштерн, ни Баскаков не оставили для потомков каких-либо записок о пребывании в Новом Свете, обратим внимание на некоторые примечательные и прозорливые замечания и выводы, сделанные Юрием Лисянским. К тому времени русский офицер был уже сложившимся человеком, со своими взглядами и убеждениями.
Что же увидел он за океаном, что его поразило и что он взял на свою заметку?
Но прежде хотелось бы оговориться. У всех штурманов есть золотое правило: «Пишу то, что вижу, чего не вижу, того не пишу». Юрий Лисянский, как настоящий моряк, придерживается этой заповеди на всем своем жизненном пути.
Уже в первые недели плавания, восхищаясь красотами природы на островах Вест-Индии, он возмущается неприглядной жизнью рабов-негров. У них «положение весьма бедное везде, их же властители проводят жизнь в изобилии», и Юрий негодует, «что англичане могут так жестоко обходиться с людьми».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});