Когда он спустился вниз, оказалось, что кухня уже работает, так что он спокойно позавтракал, выпил местный аналог кофе, чуть сладковатый для него напиток, но бодрил хорошо.
Положив на стойку ключ от номера, Павел проинформировал девушку за стойкой, что номер свободен, и пошел к выходу. Как и ожидалось, никто ему не вернул разницу. Ну да не смертельно, это далеко не последние его деньги.
Людей на улице еще мало, рассвет только занимался, площадь была пустой, и только два прошли на диски телепорта.
Набрав комбинацию на браслете, он вступил на диск и нажал «ввод». Призрачный барьер возник мгновенно, и уже через две секунды белая воронка утянула его к новой точке, затем сразу еще один прыжок. Не собираясь доводить до слабости, Головин сошел с платформы и огляделся. Этот городок был промышленным, только центр города был относительно чистым, за его границей торчали трубы, из которых шел дым. Вот тут людей хватало — на улицах огромное количество мужчин и женщин, одетых, не сказать, что бедно, а так, по-простому, практичная удобная крепкая одежда, никакой красивости, цилиндров вообще не видно, котелки да кепки. Похоже, на предприятиях закончилась смена.
Головин увернулся от какого-то мужика с злобным выражением лица, который решил его протаранить, и огляделся в поисках места, где можно передохнуть перед следующим прыжком. И такое нашлось — круглосуточная закусочная в прямой видимости. Павел направился туда и занял только что освободившийся столик. Официант в старом застиранном фартуке выскочил из дверей и быстро забрал со стола пару чашек.
Как ни странно, завтрака в отеле ему не хватило, и он заказал чашку саввы, так тут именовали напиток, похожий на кофе, и большой кусок яблочного пирога, по виду напоминавший шарлотку. Так он провел следующие полчаса. Люди с улицы исчезли, но вскоре появились вновь, уже не работяги, а обычные горожане. Многие мужчины носили трости, правда, гораздо проще той, что была у Головина. Здесь было чуть теплее, чем на западе, и народ оставил плащи дома, да и небо было ясное, ни единого облачка.
Головин поднялся и, кинув пятьдесят церсов рядом с чашкой, направился к порталу, ему предстояла очередная пара прыжков.
На закате Головин сошел с портального диска западного квартала Артефы, столицы Верской империи. Слегка покачнувшись, он отошел в сторону, поскольку на диске телепорта уже возник следующий прибывший.
— Ваши документы? Цель прибытия? — раздался за спиной Головина механический голос.
Головин развернулся и увидел железного стража. Как чурбан железный определил в нем не коренного жителя столицы? Неясно, но факт оставался фактом. Запустив руку в карман, Головин вытащил новые документы, он протянул их голему.
— Деловая поездка, — ответил Павел на второй вопрос.
— Принято, — заявил страж и, вернув документы, коснулся железной шляпы с бляхой. — Хорошего вечера, господин Павл. Добро пожаловать в Артефу
Головин убрал документы и, кивнув, направился прочь, нужно было думать о ночлеге.
Почти человек
Глава тринадцатая
Эта гостиница не была такой пафосной и дорогой, номер тут стоил пятерку в сутки, правда, из еды включен только завтрак.
Головин вышел на небольшой балкон на третьем этаже и, усевшись в плетеное кресло, закурил. Артефа была богатым городом, много различных светящихся вывесок с претензией на оригинальность, люди на улицах, даже в столь позднее время, гуляли и общались, многочисленные кафе не пустовали, слышался смех.
Головин посмотрел на ночное небо, пытаясь найти взглядом станцию слежения, но та была надежно скрыта от глаз аборигенов маскировочным полем. Может, купить много белой краски и на центральной площади написать на языке Эгол, чтобы Тирай точно прочел, какое нужно оборудование для связи.
— Тогда уж на языке Егол, — поправил ИИ, — шестьдесят лет назад ей руководил Тиросий Кан из четвертого народа. Тирай сменит его только за пару лет до катастрофы.
— Да хоть на китайском, — почему-то развеселился Головин, несмотря на то, что снова заломили виски, — главное — привлечь внимание? Ты помнишь записи за этот год, на чем было сконцентрировано внимание персонала?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не помню, естественно, в мою память залили только то, что требовалось для выполнения задачи, так, попали кое-какие общие сведения, что-то я увидел на записях. Но у меня нет такой информации. Так что, не надейся, и, кстати, с чего этот разговор? Я думал, ты не хочешь возобновлять контакт.
— А черт его знает? — мысленно развел руками Павел. — Если откровенно, хотя ты и так в моих мозгах копаешься и знаешь, что не особо горю, нравится мне этот странный мир. Мне бы не хотелось, чтобы он умирал.
— Как думаешь, почему путешествия в прошлое запретили?
— Чтобы его не изменить?
— Верно. Даже незначительное действие может полностью изменить картинку мира в той точке, откуда ты прибыл. Все народы вселенной согласились, что это совсем лишнее. И только вот такие дикари, как вы, да местные не в курсе, и играются с огнем.
Головин вспомнил рассказ Брэдбери «И грянул гром». Просто бабочка…
— Верно, Павел, я подслушал твои мысли. Извини, не могу иначе. Там была бабочка. Ты же уже такого наворотил… Даже контакт с Щербатым изменил линию, а затем был Хромой, потом ты убил двоих и выдал местным стражам убийцу. Боюсь, той точки пространства, откуда ты прибыл, для Эксиолы больше не существует.
— Ты же говорил, путешествие в будущее невозможно.
— Не совсем так, — возразил ИИ. — Объект или субъект может вернуться в точку, откуда он прибыл, не дальше, а именно в эту точку, ни секундой позже. Он не часть прошлого, он часть настоящего.
— Хм, как все сложно. И как вы поняли, что изменилось будущее?
— У меня нет данных. Был какой-то эксперимент в прошлом, после этого Изначальные чуть не потеряли несколько миров. Тогда они создали запрет.
Головин зевнул, разговор интересный, но его рубило, он никак не мог привыкнуть к местному графику.
— И что? Ну, запретили и запретили, — сонно заявил он, — они же не всеведущие.
— Ты не понимаешь, — ответил ИИ, — это сложно объяснить, в твоем мире наиболее близкое — это воля бога. Для всех шести народов вселенной слово Изначальных — закон, табу, его невозможно нарушить.
— Познавательно. Ладно, спать пора. Слушай, а ты можешь что-нибудь сделать с моими биологическими часами? Я же с ума сойду, у меня минимум шесть часов лишних, а на самом деле двенадцать.
— В принципе, можно попробовать. Давай так, я обдумаю и если приду к выводу, что это реально, подстрою тебя под остальных аборигенов. А то у тебя все через одно место, как вы, люди, выражаетесь, просыпаешься темно, в сон тебя клонит, когда еще солнце над горизонтом.
— Договорились.
Даже новая выносливая оболочка вымоталась за все эти дни, скачки, две короткие схватки, неправильный сон. Головин вычистил трубку и, поднявшись, вернулся в комнату, нужно лечь спать, чтобы за завтрашний день побольше успеть.
Вот только ночь выдалась тяжелая, голова раскалывалась, штормило, словно он не на кровати в отеле, а на корабле, преодолевающем волну. Сны были вязкими, тяжелыми. Когда он проснулся, за окном был рассвет. Простыня и тонкое одеяло насквозь промокли от пота.
— ИИ, что со мной было? — стараясь оторвать тяжелую голову от подушки, поинтересовался мысленно Головин.
— Я выполнил твою просьбу. Тяжело далось, заряд батареи просел еще на пять процентов. Но теперь, если все вышло, ты сможешь нормально жить по времени аборигенов.
Головин глянул на часы, те показывали одиннадцать утра, и за окном занимался рассвет. Да, когда в сутках тридцать шесть часов, то рассвет начинается не в три, и в четыре — это глубокая ночь, а именно ближе к привычному старому полудню.
Головин поднялся и с трудом доковылял до ванной комнаты. Он был разбит, словно всю ночь бухал, мешая коньяк и шампанское, водку и портвейн, запивая все это пивом.