за руку брата, и оба торжественно удаляются по нагретому солнцем камню. Высокая девушка впечатывает в керамические плиты тротуара свои крошечные копытца: каблучки белых туфель. А мальчик в мятой галабее сверкает голыми черными пятками.
Утром вдруг пошел дождь. Это было так необыкновенно, как, скажем, затмение солнца. Служащие отеля сгрудились у окон и стеклянной вертушки дверей и смотрели, как с неба льется вода. Хотя дело шло к осени, но дождь все равно редкостное явление. То, что европейцы не обращали на него ровно никакого внимания, а некоторые раскрыли над головой зонтики, удивило Мустафу и даже вывело его из обычного полусонного состояния.
— Какие хитрые! — сказал он осуждающе, имея в виду европейцев с зонтиками.
Портье сделал ему пальцами знак, могущий означать только одно: «Заткнись!» Мустафа принял сигнал с девятого этажа и взвился на лифте вверх.
Дверца прошипела и отъехала на шарнирах: Мустафа стал сбоку, вытянувшись как солдат перед сержантом. Его круглый живот смешно оттопыривался под красным камзольчиком.
Из лифта выскочила миссис Маргарет Конвел. На ней было короткое розовое платье, в седых локонах вилась розовая ленточка.
— Хэлло, май дарлинг![9] — закричала Маргарет, увидев меня. — Я ждала вас за ленчем!
Мы, можно сказать, подружились. В первый раз я ее увидела в Одесском порту, на таможне, когда там «трясли» ее багаж. У нее были две клетки с птицами, и санитарный контроль их не пропускал. Это были не попугаи, не канарейки, а вообще какие-то безымянные и невзрачные птицы. Может быть, поэтому они и вызывали подозрение с санитарной точки зрения. В конце концов птиц забрала кладовщица. Маргарет оставила ей денег на прокорм этих странных пернатых и взяла с перепуганной женщины страшную клятву, что она будет о них заботиться.
Что миссис Конвел везла в двух огромных кофрах[10], было неизвестно. Но почему-то думалось, что наверняка какую-то ерунду.
Она направлялась в Стамбул. Зачем — непонятно: что-то она мне говорила про сиамских котов, которых она оттуда вывезла; выходило так, что она едет посмотреть те места, где они встретились: она и коты. Но потом она разговорилась со мной и нашими инженерами с Асуана. И решила плыть дальше с нами, хотя, как она сказала, в Египте была уже семь раз.
Мустафа ей приглянулся. Она его называла: «Наш прелестный маленький язычник». Тут же ей пришло в голову его «обратить».
— Пойди сюда, бой! — позвала она.
Мустафа послушно двинулся к ней и застыл на почтительном расстоянии.
— Подойди ближе, — приказала Маргарет.
Мустафа приблизился с некоторой опаской.
— Послушай, ты хочешь поехать со мной в Штаты? Я позабочусь о тебе и о твоем будущем, — выпалила Маргарет без обиняков.
Бой испуганно заморгал. На помощь ему пришел портье — европеизированный молодой человек с блестящим пробором. Он что-то сказал мальчику, тот покачал отрицательно головой. Портье досадливо что-то внушал ему. Мустафа вдруг проговорил несколько фраз громко, почти в крик. Так что даже мисс Джейн с любопытством высунула из-под зонтика свою стандартную прическу над стандартным личиком.
Портье пояснил, учтиво склонившись к Маргарет:
— Он говорит, мадам, что никуда не может ехать: ему скоро в школу!
Портье пожал плечами, как бы говоря: что с него взять!
— Они здорово нас ненавидят тут, а? — спросила меня Маргарет со свойственной ей прямотой.
— А за что им вас любить? — ответила я и хотела добавить, что они тут достаточно залили арабам сала за шкуру, но не знала, как это сказать по-английски.
— Это верно, — задумчиво заметила Маргарет. — Вся беда в том, что мы несем христианство не так, как это подобает: не в раскрытых ладонях… Как дар любви.
— В пятьдесят шестом во всяком случае ни о каких раскрытых ладонях не было и речи! — заметила я.
Это было сказано неосторожно, воспоминания о бомбежках Порт-Саида были слишком живы здесь…
Впрочем, с Маргарет совсем не следовало церемониться: ее просто невозможно было обидеть.
Когда на корабле она явилась на бал в голубом девичьем платье с цветами в прическе и этот шибер[11] из Бремена захохотал ей прямо в лицо, она и глазом не моргнула. А спокойно объявила во всеуслышание:
— Неужели у него было бы лучше настроение, если бы я явилась в саване, что, вероятно, мне больше подобает?
Она расхохоталась первая, и через несколько минут все перестали обращать внимание на ее туалет, и она опять была «царицей бала».
По-моему, Мустафа стал побаиваться миссис Конвел, во всяком случае он боязливо отворачивался, когда на него падал взгляд бледно-голубых глаз старой миссис. Может быть, он думал, что громкоголосая, энергичная дама может силой увезти его. Как сиамских котов из Стамбула.
На следующий день наша советская группа уезжала в Луксор, город древних памятников и храмов. Мы прощались с Мустафой и сделали ему свои маленькие подарки. И он хотел тоже сделать что-нибудь приятное для нас. Или по крайней мере — сказать!
Он пожелал нам доброго пути и счастливого возвращения на родину.
Потом он подумал: ему показалось этого мало. И он добавил:
— Моя сестра учится в университете.
Он хотел сделать нам приятное и преуспел в этом.
ВЕСНУШКА, СОБАКА И КАНДИДАТ В ПРЕЗИДЕНТЫ
(Фантастический рассказ)
1
В 15 часов 03 минуты его заметил кладбищенский сторож. Незнакомец бежал, перепрыгивая через могилы, и негромко повторял, как бы в забытьи, странную фразу: «Собака — это голоса!»
Только что прошла похоронная процессия. Поэтому сторож, как он впоследствии объяснял журналистам, принял незнакомца за убитого горем родственника покойного. Он только не мог взять в толк, при чем тут собака.
В 15 часов 35 минут в контору Фареджского почтово-телеграфного агентства вбежал молодой человек. В этот тихий послеобеденный час он был