– Напомни-ка адрес.
– Николаусбюргервег, дом два.
Деготь прищурился, читая название на эмалевой табличке. Домики вокруг стояли разные, но объединяла их не архитектура, а какая-то заграничная чистота. В России, и теперь похожей со стороны на разворошенный муравейник, такие домики можно было встретить теперь разве что на страницах сказок братьев Гримм в исполнении дореволюционных издательств.
Нужный им дом выходил окнами на площадь. Одноэтажный, с четырьмя окнами под красной черепичной крышей, он двумя окнами выходил на площадь, а два других едва проглядывали сквозь заросли цветущего жасмина. Входную дверь с блестящей табличкой ничего не загораживало.
– Точно. Он… Неудачно стоит…
– Для кого неудачно?
– Для тех, кто туда заходит… Все на виду. Не спрячешься.
Он покрутил головой, задумался.
– В таком доме неверную жену поселить хорошо… Все видно. Кто пришел, когда…
– Зачем… – хохотнув, подхватил Федосей и уже серьезно поинтересовался: – А ты от кого собрался прятаться? Мы тут почти официально. Зайдем к человеку для разговора. И выйдем.
– Если дадут…
Деготь и правда так считал. В страну они вошли чисто, нигде не наследив. Постороннего интереса к себе они не чувствовали и каждый раз, проверяясь, не обнаруживали слежки. Кураторы постарались на совесть, но понимая, что все идет, как и должно было идти, не могли избавиться от ставшей чертой характера подозрительности. Да. Все хорошо. Но разве это не подозрительно?
Владимир Иванович положил ногу на ногу и с удовольствием отхлебнул из кружки. Почти настоящие документы давали чувство безопасности, только звоночек, что тренькал где-то внутри, не давал расслабиться. Что-то шло не так.
– Да это я так. Умозрительно… – давя в себе паранойю, объяснил он. – У меня, если хочешь, сейчас не мозги работают, а условные рефлексы…
– Он еще приложился к кружке и добавил: – А теперь уже, может, и безусловные…
Ополовинив кружку «гессера», он поставил оседающее белой пеной стекло на стол и сказал по-русски, благо столик стоял с краю, да и студенты шумели так, что ничего слышно не было и в двух шагах:
– Смотрю я вот на этот домик и думаю, как из него можно мышеловку сделать.
– И что, можно?
– Легко… Посадить людей вон там и там.
Рука его дернулась показать, где именно должны сидеть люди, но только дернулась. Секунду спустя он, продолжая задержанное движение, поднял кружку, обмакнул в пиво губы, покачал восторженно головой, словно только-только распробовал пенный напиток, и вполне буднично добавил:
– Так они там и так сидят… Без моей подсказки. Вот так штука…
Один читал газету, небрежно посматривая поверх листа. Второй со скучающим лицом смотрел сквозь струи фонтанчика, украшавшего площадь. У него было лицо уставшего от бестолковой работы человека. Время от времени он шевелил крыльями большого носа – старался уловить запах жасмина.
Деготь поднял кружку и, словно любуясь напитком на свет, еще раз осмотрел площадь. Брови его сошлись, избороздив лоб морщинами.
– Может быть, это и случайность, только не верю я в такие вот случайности.
Они допили заказанное пиво и заказали еще по кружке, наблюдая за людьми на площади. Закончив с ними, они полчасика погуляли по городу, осмотрев нужный дом с обратной стороны. Вернувшись на площадь, они не увидели изменений – все оставалось по-прежнему. К этому времени стало окончательно ясно, что личность профессора интересует не только гостей из СССР. Вокруг домика расположились, по крайней мере, три человека. Они сидели так, что видели и дверь и окна, выходящие на боковую улицу.
– Нет, дружок, очертя голову мы в этот пряничный домик не полезем… Тут серьезные люди сидят. Профессионалы. А нахрапом их не взять, – сказал Деготь. – Придется хитростью…
…Посмотреть со стороны – так ничего интересного. Ну, идут два работника фирмы «Мюр и Делиз», ну, несут ковер. Не один, правда, а целых два. Ну и что, событие это какое-нибудь из тех, о которых говорят «из ряда вон»? Да ничего подобного! Всего навсего картина эта означает, что дела в благословенном фатерлянде налаживаются, раз кто-то может позволить заказать себе хороший турецкий ковер. Точнее, два турецких ковра.
Рабочие вышли на площадь и, как водится, начали тыкать пальцами в стороны, но быстро сообразили, что к чему и направились прямиком к нужной двери. К двери домика на Николаусбюргервег. Дошагав, с немецкой аккуратностью прислонили сперва один, а потом и другой ковер к притолоке и вежливо постучали.
Не прошло и минуты, как дверь отворилась.
В лицо они немца не знали, и оттого первым делом Федосей посмотрел вниз, на ноги. Наверняка это был хозяин дома – выйти к гостям в затрапезных шлепанцах мог себе позволить только он. Или чудак не от мира сего, оказавшийся в гостях.
– Здравствуйте, господа. Что вам угодно? – любезно осведомился немец.
Деготь достал какую-то бумагу казенного серого цвета и помахал ею так, чтоб все, кому нужно, увидели, что не просто так люди пришли, а по делам.
– Нам нужен профессор Вохербрум.
Человек в тапочках посмотрел на рабочих заинтересованно. Он попытался соотнести себя, двух рабочих, ковры, но логика не дала верного ответа и он с любопытством откликнулся.
– Я профессор. Слушаю вас…
Деготь смерил немца взглядом и негромко сказал:
– Твой размер.
– Да уж вижу…
– Я вас не понимаю, господа…
– Позвольте войти, профессор, – негромко сказал Федосей, одновременно похлопывая рукой по ковру. – Наверное, мы те, кого вы ждете… Вы ведь писали в Москву?
– Да, я писал господину Сталину, но я не просил его прислать мне ковры, – улыбнулся профессор, все еще стоя на пороге. Он видел в происходящем чью-то шутку, не иначе, – или в СССР вручение ковра является знаком особого внимания?
Федосей чувствовал, как спину царапают взгляды наблюдателей. «Интересно, по губам там кто-нибудь читает? А то ведь есть такие умельцы…» Он поднялся на ступеньки, загородив немца от взглядов.
– Это скорее знак того, что особое внимание привлечено к вашему дому. Может быть, вы все-таки проявите традиционное немецкое гостеприимство?
Профессор машинально посторонился и, прислонив один из ковров к дверям, гости вошли в дом. Когда дверь закрылась, Деготь, не спрашивая разрешения, присел за окном и чуть-чуть отодвинул занавеску. В просвете между горшками с геранью видны были и площадь, и кафе, где они пили пиво. С десяток секунд он сидел неподвижно, следя, не заинтересовался ли кто-нибудь ковроносцами, но на улице ничего не менялось.
– И все-таки, что все это значит? – глядя на присевшего Дегтя, спросил профессор.
– За вашим домом следят, – объяснил Деготь.
В глазах немца мелькнуло недоверие.
– Вот как? Интересно.
Он попытался выглянуть в окно, но Деготь аккуратно оттер его в сторону.
– Ничего интересного, – возразил он. – Добрым людям вроде нас только лишние хлопоты. Как вы думаете, кто это может быть?
Хозяин улыбнулся.
– Скорее всего, вам просто что-то показалось.
Деготь усмехнулся в ответ, но так, что хозяин сбавил тон.
– Вы уверены?
– Разумеется…
Он дернулся еще разок, желая отодвинуть занавеску, но Федосей укоризненно покачал головой.
– Полиция? – предположил профессор, но тут же сам себя опроверг. – Да нет. Не может быть. Я не давал повода.
– Ваша работа не связана с государственными секретами?
С легкой горечью непризнанного гения немец сказал:
– Если б Германию интересовали мои разработки, то ко мне относились бы иначе…
– Может быть, преступники?
Вохербрум пожал плечами и невольно оглянулся. Это было лучше любого ответа. Сравнивать его с церковной крысой Федосей не стал бы, но, честно говоря, брать тут и впрямь было нечего. Какие-то книги, нелепые безделушки…
– Не думаю, – ответил хозяин, – что наших воров интересует физика или химия…
Пожатием плеч он отбросил и эту гипотезу.
– Думаю, что все же вы ошиблись. Кому я нужен?
– Вы нужны нам, профессор!
Из бокового кармана Деготь достал плотный конверт и протянул его хозяину. Голос его стал торжественным и официальным.
– Господин Вохербрум! Нам поручено передать вам приглашение Советского Правительства приехать в СССР для участия в научной работе.
Профессор повертел конверт в руках, не решаясь его вскрыть, словно это означало необратимость решения.
– Это несколько неожиданно… – произнес он.
– У вас изменились планы?
– Нет, нет! Просто я устал ждать…
Он вдруг сообразил, что принимает у себя представителей другого государства, и сконфузился.
– Одну минуту, господа. Одну минуту! Я сейчас…
В три шага он пересек комнату и скрылся за дверью, ведущей в глубь дома. Стеклянные тарелки в комоде звякнули, а китайский болванчик закачал пустой головой.