полки, следуя друг за другом в строю эскадронно, должны были описать на поле восьмерку огромного радиуса. Изюминкой в этой восьмерке были два искусственных препятствия – земляной вал и широкий ров, через которые и проносились друг за другом все 64 эскадрона.
Военное поле было до того вытоптано, что в сухую погоду каждая лошадь оставляла за собой облако пыли. Можете теперь представить, что поднималось на поле от прохождения резвым галопом тринадцати полков, в затылок друг другу! Обычно в каждом эскадроне вторые шеренги из-за пыли еле различали конские хвосты первых. Скакали в густой и плотной желтоватой пелене, затруднявшей дыхание и слепившей глаза, а между тем – смотреть надо было в оба! Для скачущих во вторых шеренгах препятствие вырастало внезапно и замечалось уже перед самой мордой лошади, однако опытные строевые кони, увлекаемые стадным чувством общего безудержного стремления всей гигантской лавины, никогда не шарахались в сторону и, дав внезапный мощный бросок в воздух, преодолевали препятствия.
Конечно, не обходилось и без единичных падений, заканчивающихся иной раз увечьями, а посему возле каждого препятствия стояли полковые лазаретные линейки с врачами и фельдшерами.
С учения возвращались домой уже после полудня, до того грязные и пыльные, что на людях невозможно было различать цвета их погон и фуражек. Помню, как однажды наш полк, возвращаясь с ученья, входил на главную улицу Красного Села, вдруг сзади по колонне передают: „Смирно! Равнение налево!“.
Великий князь Николай Николаевич в открытом автомобиле обгоняет полк. Вот он равняется с едущим впереди полковым командиром и, приказав шоферу замедлить ход, пальчиком манит командира к себе.
– У вас в четвертом эскадроне в первом взводе у флангового железо не чищено… Взыскать! – скороговоркой выговаривает великий князь.
И покуда его машина набирает ход, генерал Арапов уж бурей летит в хвост колонны к четвертому эскадрону.
Скандал… потрясающая драма. Ведь и впрямь в первом взводе на мундштуке флангового коня явственно проступают ржавые пятна! Командиру эскадрона объявляется выговор. Командиру взвода и вахмистру – строгий выговор. Взводного унтера и флангового отправляют на гауптвахту. И долго еще в четвертом эскадроне толкуют и судачат люди, покачивая головами: „Ну и глаз у Николая Николаевича!.. Ну и глаз… про-он-зительный! Ничего не пропущает, ничего не прощает!“»[39]
Ю. В. Макаров рассказывает в своих мемуарах о стрелковой подготовке солдат и состязаниях по стрельбе во время маневров:
«Лето 1912 года в Красном Селе. В поле, около дивизионной церкви, 12-ая рота Семеновского полка производит послеобеденные занятия. Стоят прицельные станки. На каждом завинчена „малокалиберная трехлинейная, образца 91-го года“, винтовочка-мать, которая честно и без отказа служила нашей армии три войны и изобретателю которой, скромному капитану, почему-то еще не поставили памятника. Здесь поверяют наводку, через прорезь прицела на вершину мушки, там плавность спуска курка, не дергай, а обжимай… Офицер ходит между группами и задает летучие вопросы, вроде того, что такое „траектория“, причем затрудняющимся в ответе приводится пример траектории не очень салонный, но очень яркий и убедительный. Спрашивается также, куда летит пуля, если свалишь винтовку вправо, и что такое „боек“… В одной группе ставят прицел, в другой унтера поверяют в зеркальце, которое укреплено над прицельной колодкой…
Из-под горы, со стороны Преображенского полка, показываются всадники. Командир корпуса Безобразов, начальник штаба Ностиц и два адъютанта.
Подъезжают к роте.
Командир гвардейского корпуса генерал от кавалерии В. М. Безобразов на маневрах. Красное Село, 2 августа 1913 г.
Ротный командир командует:
– Рота смирно! – и подходит с рапортом: – Ваше Превосходительство. 12-ая рота лейб-гвардии Семеновского полка производит занятия приготовительные к стрельбе упражнения. В строю 72 рядовых при 12 унтер-офицерах и подпрапорщике. – Безобразов здоровается с чинами, потом он и начальник штаба протягивают офицеру руку, сходят с лошадей и приказывают:
– Продолжать!
Мимо станков Ностиц проходит равнодушно, но при виде прибора с зеркальцем глаза начальника штаба корпуса загораются любопытством…
– Скажите, поручик, что это такое?
– Это, г-н полковник, прибор для поверки правильности наводки и спуска курка. Зеркала в приборе укреплены под прямым углом.
Поверяющий смотрит сбоку и видит, если винтовка наведена неправильно и если при спуске курка стрелок дернул.
– Вот удивительно, а можно мне посмотреть?
– Пожалуйста, г-н полковник!
Ностиц ложится на разостланный мат, смотрит в зеркальце и приходит в восторг.
– Ну, теперь я понимаю, почему Семеновцы так хорошо стреляют, раз у них такие отличные приборы.
Командующий ротой был тактичный молодой человек и не стал объяснять начальнику штаба корпуса, что прибор с зеркальцем был введен на обучение Российской армии приблизительно в 1893 году и что от Витебска и до Семипалатинска, от Архангельска и до Крыма, все купринские „ефрейторы Сероштаны“ прекрасно знают, что это такое»[40].
Впоследствии намечено состязание по стрельбе:
«Инспекторский смотр стрельбы, на котором должно было состояться испытание нового устава, был назначен на середину июля. Но уже с самого выхода в лагерь, т. е. с 1-го мая, стали к нему готовиться, не покладая рук. Обыкновенный весенний курс стрельбы на нашем полковом стрельбище был пройден в увеличенном размере. В противность прошлым годам, где патронам велся некоторый учет, в этом году расходовали их, не считая. Наводка на станках, поверка в зеркала, спуск курка, не дергай, а обжимай, стрельба дробинками, обыкновенно зимнее занятие, все шло на полный ход. Все винтовки были пристреляны. Если кто-нибудь из чинов, до той поры хорошо стрелявший, начинал вдруг пуделять, винтовка его поступала к испытанному стрелку, который определял, в чем дело. Если оказывалась сбитой мушка или обнаруживалась другая неисправность, винтовка отправлялась в оружейную мастерскую на излечение. По выздоровлении она снова пробовалась начальством и по одобрении возвращалась к стрелку. Чистка и смазка винтовок производилась наидобросовестнейшим образом. Не протереть винтовку после стрельбы было бы уголовным преступлением»[41].
Офицерами было увеличено число призов и введены состязания между ротами, иногда и между взводами в ротах. Доходило до того, что играли на мясные обеденные порции и проигравший взвод должен был отдать их выигравшему.
«Наконец настал день великого испытания. Стрельба назначена была уже не на нашем бригадном, а на большом „Гореловском“ стрельбище, находившемся вблизи полустанка Горелово, по линии Лигово – Красное Село. Говорили, что последние два дня перед испытанием… (офицеры) …и несколько чинов с топорами, лопатами и косами, сплошь провели на стрельбище. Нужно было расставить мишени, проверить видимость, посмотреть, как все действует, и выкосить мешавшую видимости траву. Рассказывали потом, что так как косьбы было не мало, то этим делом нанялись все, начиная с генерала, который, скинув китель, начал вдруг