вообще не продумывал, что врать будет, когда попадется?
Вилл потерла ладонями лицо. Вид у нее был больной и усталый.
— Манси, я так похожа на дуру? Правда? Слушай, единственная причина, по которой я тебя еще не арестовала — ты мне помогал. Я тебе обязана.
— Да? А я думал, ты меня не арестовала, потому что придется объяснять, каким образом я получил ключ. И работка — тю-тю.
Не то чтобы я понимал все, но это — понял. И шагнул вперед.
— Марк!
— Что? Этот мудак…
— Марк, я разберусь.
Неодобрительно покачав головой, я вернулся на место, достал кинжал и начал подрезать ногти. Вообще-то с ними все было в порядке, но кое-кому следовало освежить память.
Манси посмотрел на кинжал.
Манси увял.
— Знаешь, ты прав, — вскинула подбородок Вилл. — Если ты начнешь болтать, работка действительно тю-тю. Мне будет жаль. Хорошая зарплата, интересное дело, отличный коллектив, — Вилл зыркнула на меня, и я осклабился. Кажется, Манси допрыгался. На жалость надо давить, тупица, на жалость! А ты угрожать начал. Ну не дурак ли?
Вилл села, закинув ногу на ногу, оправила складки плаща.
— Мне, Манси, вовсе не хочется все это терять. Поэтому я не отправлю тебя к жандармам. Можно было бы отдать тебя Марку, но этого я тоже делать не буду. Мы просто вернем тебя домой… — выдержала паузу Вилл. — А груз останется тут.
— Ты не сможешь! — недомерок рванулся вперед, но я ухватил его за шкирку и вернул в исходную позицию. Перестарался, признаю. Мазаная стена пошла паутинкой трещин.
— Конечно, смогу! Что тут у нас? — Вилл ухватила один из лежащих на столе мешков, подтащила поближе. — Марк, дай что-нибудь острое.
Я протянул ей кинжал. Манси расслабился. Я достал меч. Манси напрягся.
Вилл вспорола упаковку. На стол просыпался белый порошок, больше всего похожий на муку.
— О! Снежок! И ты говоришь, что за шесть ходок планируешь вернуть пять кусков? Да ты за один такой вояж не меньше десяти получишь.
— Я не знал, что там! Это подстава! Мы договаривались на перевозку приворотного!
— Значит, снежок тебе подсунули в первый раз?
— Да! — Манси мелко потряхивало. Вид у него был достаточно безумный, и я придвинулся ближе. Что бы за дерьмо ни было в мешках, похоже, Манси это очень, очень волновало.
— Вот же сволочь твой поставщик. Ты не против, если я тут осмотрюсь?
Вилл встала и пошла вдоль комнаты, задумчиво оглядываясь.
— Очаг. Неинтересно. Никто не будет хранить контрабанду в кипящем котле. Полки. Даже не смешно. Не в плошки же ты хабар пересыпаешь. Сундук. Нет. Слишком очевидно. Кровать! А вот кровать — это любопытно. Банально, но мне версия кажется перспективной.
Вилл подошла к грубо сколоченной деревянной лежанке и дернула за матрас. Уже знакомые мешочки из плотной серой ткани лежали плотно, как брусчатка на главной площади.
— Ух ты! Манси! Что я вижу! Снежок! А это что? Что тут у нас шуршит? Травка! Значит, говоришь, первый раз.
Манси всхлипнул. Этот сукин сын всхлипнул, сполз по стене и уселся на пол, закрыв лицо руками. Ах ты ж падла!
— Они меня убьют!
Я сам тебя убью, гнида!
Манси плакал. Он рыдал, раскачиваясь и ударяясь затылком о стену. Осекшись на полуслове, Вилл замолчала, растерянно посмотрела на меня.
— Нет! Даже не думай!
Нет-нет-нет-нет-нет! Этот мудак тебя дурит, на жалость берет, ты что же, не видишь?!
Поколебавшись, Вилл подошла к столу и положила на него мешочек с порошком.
— Забирай свой груз и уходи.
— Что? — тут же перестал рыдать этот гаденыш.
— Убирайся. Вместе с товаром. На этом будем считать, что мой долг закрыт. Еще раз увижу в Нортгемптоне — не обижайся. Сожгу весь груз, а тебя передам Марку.
Манси открыл было рот, посмотрел на меня, подумал и закрыл.
Я сочувственно потрепал его по плечу.
— Выше нос, задохлик. У всех случаются неудачные дни.
— Да иди ты…
— Что?
— Иди с миром, — лицо у Манси было такое, будто он орех больным зубом раскусил.
— И тебе не хворать.
Мы прошли опустевшую уже темную залу, в которой валялся один-единственный бедолага. Кажется, тот, что с лестницы упал. Голова у него была странно запрокинута так далеко, словно он пытался разглядеть что-то у себя между лопатками. Да уж. Когда не везет, то не везет. Я ведь этого чудилу даже пальцем не тронул.
Оглядев разоренную комнату, я повернулся к Вилл:
— У тебя будут неприятности?
— С чего вдруг? Немного телекинеза и терморегуляция. Я этими заклинаниями мороженое делаю. Никакой боевой магии, сугубая бытовуха.
Глава 21, в которой Марк пытается не орать
Вилл поставила на стол две кружки. На одной был нарисован красный цветок, больше всего похожий на помесь вишни и капусты. На другой красовалась толстая пестрая птица. В жизни такого монстра не видел, и слава тебе, господи. Это не птица, это кабан в перьях.
— Зачем ты это покупаешь?
— У тебя претензии к моему художественному вкусу?
— Нет, ну что ты, — я подцепил ближайшую кружку, щедро сыпанул сахара и зазвенел ложкой о толстые глиняные стенки. — Просто интересно.
— Народные промыслы. Примитивизм как отказ от усложненных, искусственных форм. Наивный и прекрасный мир фольклора.
— Деньги лишние?
— Типа того. Ну посмотри, ведь прелесть же! — Вилл ткнула мне в нос свою вишневую капусту.
— Да. Прелесть.
Кошмар. Даже я лучше рисую. Какая сука ей это впарила? Найду живописца — руки оторву.
— Как-то неискренне ты это говоришь. Не от души.
Хм. Да неужели.
Вилл помолчала, нервно сцепила пальцы.
— Марк, мне нужно с тобой поговорить.
О господи. Адам, куда подевалось яблоко? Ной, у меня есть новости. Иов, сюрприз! Есть фразы, от которых нельзя ждать добра.
Вообще.
Абсолютно.
— Говори, — обреченно вздохнул я.
— Не то чтобы я предъявляла тебе претензии, наоборот, я очень благодарна за помощь, ты многое для меня сделал…
— Короче.
— Ладно. Короче. Какого хрена, Денфорд? Что это было? Мы договаривались, что просто зайдем и зададим вопросы. Какого дьявола ты вместо «здравствуйте» вынес дверь?!
— И что? Они были преступниками.
— Тогда мы не были в этом уверены!
— Серьезно?! Люди проходят через твой круг втайне, никого не предупреждая.