Туве, Лонгину удалось установить тесные контакты с очень специфической публикой Тувы и Монголии: местными «робин гудами» — скотокрадами. В Туве их называли кайгалами, а в Монголии сайнэрами. От обычных воров или воров-мстителей, они стремились не преумножить собственное имущество или наказать обидчика, а усилить личный авторитет в родной общине, повысить свой социальный статус. И поэтому они чаще всего раздавали добытый скот бедным соплеменникам. Это создавало образ степных «робин гудов» — защитников бедноты.
У них были крепкие связи среди буддистских монахов, которые и помогли нашему начальнику разведки наладить сотрудничество с этой специфической публикой. Это были в подавляющем большинстве молодые люди. Цинские власти начали с этим бороться и можно было оказаться на судейской скамье в Улясутая, где частенько выносились смертные приговоры. Лонгин запустил в Туве поговорку: «С Турана выдачи нет». Но при двух условиях: не промышлять у нас и оказывать ему «дружеские услуги», за которые еще и полагалась материальная помощь.
Вот эта публика и составляла костяк разведсети, созданной Лонгином. Все они были очень энергичными и ловкими людьми, умеющими стремительно уходить от погони. Адар-оол был сыном одного из легендарных кайгалов, казненных с большей частью своего отряда за угон почти пятидесяти лошадей в Халхе.
Первые донесения с того берега Енисея не внушали ни каких опасений: зимы в Туве холодные, но малоснежные и многочисленные реки, речки и ручьи становятся очень удобными дорогами и сводный отряд стремительно уходил на юг, в ставку великого цзяньцзюня.
* * *
Рассказ Ванчи о том, как он стал Иван Ивановичем, очень меня развеселил и снял немного то напряжение, в котором я находился последние недели. Я естественно очень волновался за Лонгина, ни каких плохих сигналов и предчувствий у меня не было, но его очередная опасная и самое главное совершенно неожиданная, командировка была как снег посредине лета.
На следующий день с Усть-Уса прискакал гонец, что по Енисею к нам идет обоз из тридцати двух саней и одного возка в сопровождении двадцати казаков, по внешнему виду донцов. Ну раз идут донские казаки, то и встречать их должен тоже донской казак, поэтому я с Панкратом, не мешкая, поскакали в Усть-Ус.
Мы с Панкратом и Леоновым к острову на Енисее подъехали чуть пораньше обоза. Поднявшись на мост, я в подзорную трубу хорошо разглядел и верховых, и сидящих в санях, и едущий посредине каравана добротный возок. Стоящий рядом Панкрат внимательно разглядывал в первую очередь казаков конвоя.
— Действительно донцы, ваша светлость. И видать недавно с Тихого Дона. Ведет их скорее всего урядник.
— Бери двух гвардейцев и встречай, — я подозвал Леонова, стоящего немного поодаль. — Афанасий Петрович, покажи где твои метки.
Леонов заранее промерил расстояние от моста и определил нужные ориентиры.
— Ориентиры все на нашем берегу, —показав на огромный кедр, он сказал, — это первый и главный ориентир. До него ровно триста саженей. Затем мы выложили из камней ориентир пятьсот саженей, — Леонов показал на высокую каменную пирамиду. — А вон те три кедра, это почти верста.
Пока мы говорили обоз, не доезжая до нас километра полтора, остановился и трое казаков направились к нам.
— С Богом, лейтенант. Встречай их, самое дальнее, напротив пирамиды.
Панкрат с гвардейцами поскакали навстречу казакам. Лед на Енисее был почти чистый и хорошо подкованные лошади чувствовали себя на нем уверенно. Леоновские гвардейцы и мой личный конвой на всякий случай изготовились к бою.
Ориентира пятьсот саженей наши парламентеры достигли раньше казаков. Они спешились и стали ждать гостей. Те остановились метрах в десяти, спешился только один и пошел навстречу Панкрату. В подзорную трубу я хорошо видел, как он идет широко улыбаясь. Вот и наш лейтенант пошел ему навстречу. Встретившись, они сорвали шапки, обнялись и приложились щеками. У меня сразу отлегло, эти люди нам не враги.
Через несколько минут шестеро всадников направились к нам. Обоз тоже возобновил движение. Из возка вышел пехотный офицер и пошел рядом.
Мы с Леоновым ожидали гостей на берегу, у кромки льда. Не доезжая десяти метров, гвардейцы и казаки спешились и старший из них вместе с Панкратом пошел мне на встречу. Не доходя как положено четырех шагов, казак остановился, а лейтенант Рыжов сделал еще шаг, приложил правую руку к краю шапки и вытянувшись в струну, четко доложил:
— Докладываю, ваша светлость. Идет обоз из желающих к нам переселиться. Сто двенадцать человек, половина староверцы. С обозом идет чиновник от окружного начальника капитана Аксенова, — однако, неплохой карьерный рост у господина Аксенова, из двенадцатого класса в девятый, еще один чин и высокоблагородие. — Везет императорские указы. Обоз сопровождает караул донских казаков. Окружному начальнику из Тобольска прислали сотню казаков и роту солдат. Командир караула урядник Петров.
Панкрат опустил руку и сделал шаг в сторону, слегка обернувшись к стоящему сзади казаку. Тот шапку с головы рвать не стал, а как наш лейтенант вытянулся в струну, неловко бросил правую руку к шапке и радостно произнес:
— Здравия желаю, ваша светлость. Урядник Петров.
— Ваша светлость, это мой донской станичник, Василий Петров, — отрекомендовал урядника Панкрат. — Вместе с ним с Дона пришли. Я когда ушел, он остался в остроге, — Панкрат понизил голос и почти шепотом закончил. — Я про него, Григорий Иванович, говорил, что человек верный.
Я засмеялся:
— Время покажет лейтенант, — и сделал шаг навстречу уряднику. — Здравствуй, урядник. Кто от господина окружного начальника?
— Их благородие, подпоручик Чернов.
— Скачи к господину подпоручику, пусть поторопиться, вечереет уже. Надо засветло успеть дойти, судя по всему снегопад надвигается.
Леонов успел поставить за осень в Усть-Усе десяток домов-пятистенков. Таких удобств как в Усинске, в них пока не предусматривалось, но по сравнению с юртами это был огромный прогресс. Во всех домах было печное отопление по белому. В одном из таких домов поселилась семья Леонова.
Но первый построенный дом был выделен для общественных нужд и через три часа именно в нем мы принимали подпоручика Чернова. Мы, это я и лейтенанты, Афанасий Леонов и Панкрат Рыжов.
Принимали это слишком громко и пафосно, на самом деле мы просто в тепле и уюте ужинали. Императорские указы чиновник канцелярии окружного начальника вручил мне просто и буднично, когда мы встретились на берегу Енисея.
Императрица подписала указы именно в таких формулировках, как договаривались граф Малевич и господин Аксенов.
Глава 16
Я теперь официально Светлейший князь Российской империи Григорий Иванович Крылов. Всё, абсолютно всё, прощены и получили личную свободу. И даже более того, Усинская долина в обозначенных мною границах признается моим личным владением, княжеством Усинским, моя фамилия звучит как Крылов-Усинский. Законы княжества определяю