глянув на «Маджестик», стискивая зубы и сканируя пыльную улицу.
Кали проследила за его взглядом, наблюдая, как мимо проезжает одинокий вьетнамец на велосипеде, и цепочка поскрипывает, пока он давит на каждую педаль, катясь по тротуару вдоль края прибрежного парка. Человек посмотрел на них обоих — на Дигойза Ревика в его небрежной западной одежде, придававшей ему сильное сходство с американцем, и на Кали в её нефритово-зелёном традиционно вьетнамском платье.
— Брат, — сказала она, выдохнув, пока он молчал. — Я могу ещё что-то сделать для тебя? Ты чего-то хочешь от меня до моего отъезда?
Он издал тихий смешок как будто вопреки собственному желанию.
— Ты правда хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос? — поинтересовался он.
Кали выгнула бровь, слыша его попытку пошутить.
— Нет, — она вздохнула, мягко прищёлкнув языком и улыбнувшись в ответ. — Видимо, не хочу.
Она импульсивно шагнула к нему.
Не подумав, она положила ладонь на его голую руку пониже закатанного рукава — ту же руку, что держала тлеющую hiri. Она крепче стиснула пальцы, сжимая его, хотя он не смотрел на неё.
Она не позволяла себе думать о том, было ли мудрым решением прикасаться к нему.
— Ревик, — сказала она. — Послушай меня. Пожалуйста. Я говорила серьёзно… насчёт неё. Насчёт того, на кого и на что ты на самом деле реагируешь. Я понимаю, что ты сбит с толка. Правда, правда понимаю. Я вижу, что твой свет вовсе не помогает с этой проблемой. Я вижу, что ты слишком долго был один и чувствуешь себя брошенным здесь. Настолько, что тебе кажется невозможным хоть с какой-то точностью прочесть происходящее между нами.
Увидев злость, проступившую в его глазах, она продолжила прежде, чем он успел её перебить.
— …Я правда понимаю, брат, и я не приуменьшаю твои чувства, обещаю. Но даже если ты не услышишь больше ничего из моих слов сегодня, пожалуйста, услышь одно. Дело не во мне. Клянусь, не во мне. Я чувствую это в твоём свете…
На её глаза навернулись неожиданные слёзы, когда она услышала правду в своих словах.
— Ты скучаешь по ней, — сказала она, и у неё перехватило дыхание. — Ты так ужасно сильно скучаешь по ней. Мне даже сложно вынести это, так сильно ты по ней скучаешь. Я никогда прежде не чувствовала такой боли… это ранит меня, даёт мне надежду и в то же время опустошает меня.
Он встретился с ней взглядом.
Он не отодвинулся от её руки, но она ощутила, как он напрягся, как его свет и кожа среагировали на прикосновение её пальцев.
Он молча всматривался в её глаза, и она почувствовала, как та боль в нём усилилась.
— Ты должна понимать, что твои слова сейчас нифига для меня не значат, — сказал он, и его голос вновь ожесточился вопреки натужности его тона. — Я едва слышу их, сестра. Я могу думать лишь о том, чтобы затащить тебя в мой номер и содрать с тебя это проклятое платье…
Он умолк и сглотнул, закрыв глаза на несколько секунд.
Покачав головой, он снова поднял ладонь и потёр глаза пальцами той руки, которую она не трогала.
— Прости, — ворчливо сказал он. — Я правда виноват. Перед тобой и твоим супругом. Боги. Я не знаю, какого хера со мной не так…
— Брат, я понимаю…
— Нет, — рявкнул он, сердито посмотрев на неё. — Не понимаешь ты. Иначе уже ушла бы.
Кали не убрала руку и не отодвинулась.
Она заставила себя стоять на месте даже под натиском его света, зная, что к данному моменту Уйе уже мог это почувствовать.
— Брат Ревик, — мягко сказала она. — Пожалуйста. Пожалуйста, попробуй услышать меня…
— Не могу, — сказал он, один раз качнув головой, и посмотрел ей в глаза. — Я сейчас не могу тебя услышать, понятно? Убери с меня свою бл*дскую руку, сестра. Немедленно. Иначе я сделаю то, о чём говорил. Я серьёзно, бл*дь. Я говорю абсолютно серьёзно, бл*дь.
На сей раз она аккуратно убрала пальцы, сделав шаг назад.
Она увидела на его лице облегчение, но не только.
Она подождала, пока его дыхание выровнялось, и то ожесточённое выражение ушло с лица, а отчаянное резкое желание несколько унялось в его свете.
Затем она сделала очередной вдох.
— Ты должен уйти из Организации, — просто сказала она. — Ты обязан, Ревик. Возможно, ты даже сам это знаешь. Возможно, отчасти из-за этого ты так расстроен. Возможно, поэтому твои друзья так реагируют на тебя. Возможно, они чувствуют это твоё знание на более глубоком уровне, чем твой сознательный разум.
Он ей не ответил.
— Брат, пожалуйста…
— Куда я вообще пойду? — спросил он, так и не глядя на неё.
Кали сглотнула, ощущая его горе как осязаемую силу, такую мощную, что глаза защипало от слёз. Она сцепила руки перед собой, чтобы сдержаться и не дотронуться до него.
— Ты знаешь, куда идти, Ревик, — произнесла она едва слышно.
Кали увидела, как сжались его челюсти, пока он сердито смотрел на неё.
Прежде чем она придумала, что ещё ему сказать, он полностью отвернулся от неё. Не удостоив её и взглядом, он смял hiri носком армейского ботинка и зашагал обратно к дороге.
Он даже не оглядывался в её сторону.
Кали провожала его взглядом и выдохнула только тогда, когда он отошёл на десяток метров.
И всё же, глядя, как он идет по той мощёной улице к центру города, она впервые очень боялась.
Глава 11. Пора уходить
Кали силилась понять свои реакции, свои мысли и чувства, пока шла обратно к Каравелле.
Тот страх никуда не девался, затмевая всё остальное.
В тот же промежуток времени она почувствовала Уйе, возможно, из-за того проседания в её свете, а может, потому что теперь Уйе более явственно чувствовал её, вне непосредственного облака света Дигойза и Шулеров.
Уйе сильно беспокоился, хотя она чувствовала, что он пытается это скрыть.
После того, что она рассказала ему о случившемся, он хотел, чтобы она вернулась домой.
Он практически потребовал, чтобы она вернулась домой.
Он очень настойчиво попросил её, стараясь не превращать это в требование…затем, через несколько секунд, когда они ещё разговаривали, и он всё ещё читал её свет… он попросил её ещё раз.
Она даже сейчас чувствовала, как он до сих пор притягивает её.
Она чувствовала глубину его беспокойства, и это осознание вызвало прилив чувства вины. Она знала, что будь она на месте Уйе — если бы она смотрела, как он взаимодействует с опасным видящим, работавшим на тёмных существ; если