— Как можно! — ответил Сергеев.
Набрав номер ИВС, я задал дежурному тот же вопрос.
— Да, да, только что доставили! — ответил на этот раз дежурный.
«Странно, — подумал я, — где же он был все это время?»
Выписав документы, я подошел к ограде. Еще при прежнем начальнике ГУВД была издана инструкция, что все лица, посещающие Петровку, 38, должны непременно сопровождаться сотрудником, который их вызывает или которого они посещают, кроме, конечно, сотрудников милиции, работающих в системе МВД. Поэтому я ждал человека, который должен был проводить меня в ИВС. Скоро этот человек — сержант — появился. Мы молча шли по дворику Петровки, 38. Двор достаточно большой. Вокруг буквой П стоят здания, посередине большая ухоженная цветочная клумба. С левой стороны от желтого здания — большая арка. Пройдя под нее, мы оказались во внутреннем дворе. Здесь уже стояли более скромные здания — с одной стороны гараж, а посередине — четырехэтажное квадратное здание. Это и был ИВС.
Я подошел к дежурному и предъявил свои документы — разрешение, подписанное начальником следственного отдела Сергеевым, и удостоверение. Дежурный выдал металлический жетон и сказал:
— Поднимайтесь на второй этаж. Сейчас вашего подопечного доставят.
Я поднялся на второй этаж, заполнил карточку вызова заключенного и стал ждать.
Вскоре ввели Александра. Он был спокоен. Ничто в нем не напоминало о вчерашнем его поведении в отделении милиции. Лицо чистое, но глаза все же были красными — вероятно, всю ночь Александр не спал.
— Как ты? — спросил я.
— Более-менее нормально, — ответил Александр.
— Тебя не били?
— Нет, не били.
— А почему тебя вывезли сюда?
— Как только вы уехали, приехали опера с Петровки. Сначала допрашивали у Сергеева в кабинете. Затем посадили в машину и вывезли сюда. Всю ночь допрашивали. Записывали…
— Записывали на что?
— На магнитофон и на видео.
— И что, ты в чем-нибудь признался?
— Нет. В чем же мне признаваться? — удивился Александр. — Только какие-то странные все эти допросы…
— В каком смысле странные?
— Они совершенно не касаются меня и того, почему я попал в это отделение милиции, стрелял я или нет. Их это не интересовало.
— А что же их интересовало?
— Тот, кого я охранял.
— Что же они спрашивали?
— Много вопросов задавали, быстро не расскажешь…
— Слушай, — сказал я, — вчера я, может быть, твоих рассказов наслушался и около своего подъезда заметил стоящую черную «БМВ». Как ты думаешь, это не могли быть люди из той же компании?
— А какой номер? — насторожился Александр.
— Да номера я не разглядел…
— Они могут и сменить номера. А дальше что было?
— Да ничего особенного не было…
— Знаете, — продолжил Александр, — тут тоже очень много странного. Камеры все переполнены, но я сижу в одиночке. Понимаете?
— Что же в этом странного?
— Меня же могут повесить или как-то по-другому убить и инсценировать самоубийство!
— Прекрати говорить такие вещи! — прикрикнул на него я. — Чтобы как-то обезопасить тебя, давай-ка пиши заявление на мое имя.
— Какое?
— О том, что ты кончать жизнь самоубийством не собираешься.
Прошло два дня, как Александра задержали после злополучного покушения на него на проспекте, задержания и суток, проведенных в 138-м отделении милиции. Уже вторые сутки он находился в ИВС на Петрах.
Первая встреча с адвокатом вселила в него уверенность. Это была связь с внешним миром. Сидя в камере-одиночке, Александр пытался думать о последних событиях, которые произошли в его жизни.
Неожиданно открылась «кормушка» — небольшое окошко, через которое в камеру подается еда, — конвоир выкрикнул его фамилию и сказал:
— Собирайся на допрос! Зайду через пять минут!
Александр слез с нар, сунул ноги в кроссовки без шнурков, отобранных ранее, и сел ждать конвоира. Вскоре заскрипел засов, дверь отворилась, и Александр вышел в коридор.
— Вперед! Руки за спину!
Заложив руки за спину, Александр медленно пошел вперед. Они оказались на четвертом этаже. Там находились следственные кабинеты. Конвоир медленно позвонил. Дверь открыл другой конвоир.
— Этого — в восьмую комнату, — сказал он, протягивая листок вызова. Конвоир скомандовал Александру:
— Вперед!
Подойдя к двери восьмой комнаты, конвоир открыл ее и сказал:
— Разрешите?
Из комнаты послышался голос:
— Входи!
Конвоир обернулся к Александру и велел ему входить.
Войдя в небольшую комнату, так называемый следственный кабинет, Александр увидел, что комната представляла собой небольшое помещение около 16 квадратных метров, с единственным окошком, закрытым двумя рядами решетки — одна помельче, другая покрупнее. Возле окна стояли стол и две скамейки, намертво прибитые к полу. Вдоль другой стены стояло еще несколько стульев, также прибитых к полу. Вот и вся обстановка.
За столом сидели два человека. Один — лет сорока, светленький, с голубыми глазами, в кожаной куртке, явно оперативник. Другой — в пиджаке, с бородой, помощнее, с темными волосами. Поскольку они были без верхней одежды, Александр понял, что они приехали не из какой-то другой организации, например, прокуратуры, а пришли с Петровки, по внутреннему переходу.
— Заходи, садись! — показал оперативник на стул. — Давай знакомиться. Значит, про тебя мы все знаем, — сразу сказал он. — А мы — оперативники с Петровки, как ты понимаешь.
— Да, я в курсе, — ответил Александр. И, опередив их, сказал: — Никаких показаний я давать не буду, только в присутствии моего адвоката.
— Послушай, Шурик, а кто сказал, что тебя здесь будут допрашивать? Видишь, у нас даже никаких документов нет — ни протокола допроса, ничего. Мы просто хотим с тобой побеседовать, а ты должен знать, что на беседе присутствие твоего адвоката совсем необязательно. К тому же в этой беседе скорее всего заинтересован ты, а не мы, — неожиданно добавил оперативник.
Александр, улыбнувшись, спросил:
— Интересно, в чем же это я заинтересован?
— А в том, что мы раскроем тебе глаза на многие вещи, которых ты не знал.
— Например, какие?
— Например, что тебя приговорили… Ты в курсе?
— Кто?
— Ореховские, курганские и другая братва…
— И за что же они меня приговорили?
— За то, что ты не смог уберечь своего патрона, Сильвестра.
— Ну, — протянул Александр, — это еще надо доказать! В тот день меня не было. Что вы от меня хотите?
— Мы хотим задать тебе несколько вопросов.
— А какой смысл мне отвечать на ваши вопросы? — спросил Александр.
— Очень простой. Ты приговорен и можешь погибнуть в любую минуту. Вот сейчас ты находишься в одиночке. Это наша работа и наша заслуга. И ты должен это оценить. А мы могли бы перевести тебя в общую камеру. А там, как ты понимаешь, внутри камеры ситуацией владеют зеки, «синие», блатные. Как придет «малява» с воли — тебя порешить, — это тут же сделают. Любой зек сочтет за честь это сделать. Как же, ты человек, который не уберег, а может, и сам подстроил смерть Сильвестра!
— А что, и такой базар уже идет?
— Базар идет самый разный, — сказал русый оперативник. — Мы владеем информацией.
— Так если вы владеете информацией, то зачем же меня допрашивать?
— А мы хотим уточнить кое-что, проверить. То, что мы тебя топить в показаниях не будем, — это мы тебе гарантируем.
— Это каким же образом?
— Мы не будем тебя спрашивать о принадлежности к бандформированию, о происхождении твоего оружия, которое у тебя изъяли в ходе перестрелки на Мичуринском проспекте, о твоей деятельности в бригаде Сильвестра, — нас это совершенно не интересует.
— А что же вас интересует? — спросил Александр.
Оперативники, переглянувшись, сказали:
— Нас интересует многое — последние дни Сильвестра перед гибелью. С кем он встречался, куда ездил.
— Этого я вам не скажу.
— Хорошо, — сказал оперативник. — Нас интересуют похороны. Ты же был на похоронах?
— Да, был.
— Вот мы тебя засняли, — и оперативник вытащил фото, где Алексадр стоял рядом с Вадимом. — Нас интересуют вот эти товарищи, — и он вытащил другие фотографии. Александр без труда узнал солнцевских, Андрея, стоящего с ними, курганских… Карточек было очень много.
— А вот этого товарища ты знаешь? — неожиданно вытащил из папки фотографию бородач.
— А кто это? — удивленно спросил Александр.
— Посмотри внимательно!
— Нет, я его не знаю, — покачал головой Александр.
— Как же ты не знаешь своего бывшего шефа?
— Как? Это Сильвестр? Он жив?!
— Это мы у тебя хотим спросить. Давай, Шурик, говори правду! Мы знаем, что он жив, что покушение подстроил он сам.