Читать интересную книгу Феодал - Александр Громов

– Ага, построил бы, – обиделся Николай. – Из чего?

– Была бы охота, а материалы найдутся. Я бы помог. Что, руки не из того места растут?

– Да ты… – задохнулся Николай. – Да я в совхозе двадцать лет на тракторе отышачил, бляха-муха! Комбайн знаю. Иномарки дачникам чинил. Руки! Во сказанул, петух тя затопчи! Да мои руки…

Со всяким другим он без разговоров полез бы в драку. Пробовал было и с Фомой – в первый день знакомства. В тот же день схватил суть: начальство имеется и здесь. Везде, петух тя затопчи, оно есть, где больше одного человека. Закон природы.

Фома, по его мнению, был бугром с понятием. Хоть и городской, за версту видно, но не сука. Что странно. И в морду без дела не тычет.

– Что ишачил – верю, – ухмыльнулся Фома, не дослушав версию Николая об уникальном качестве его рук. – Все ишачат, вот только работать никто не умеет. Ну, переселю тебя в другое место – ты там стахановцем станешь? А может, Кулибиным?

– А чё, может, и стану! Какие мои годы.

– Рассказывай сказки. Ладно, уговорил: устрою тебе перевод внутри корпорации.

Смысла фразы Николай не осилил. Поморгал в ответ, отпустил несколько междометий, поразительно похожих на матюки, и замолк озадаченно.

– Я говорю: поможешь с Автандилом – будет тебе другой оазис, – пояснил Фома. – Только учти: идеальных мест и на Земле не бывает, а уж на Плоскости… Гляди не пожалей потом.

– Ха, бляха-муха, а чего мне жалеть-то? Когда выходим?

– Как только соберешься. Барахло не бери, захватим на обратном пути. А воды возьми побольше. Давай, не тяни.

Николая ветром сдуло. Надо думать, жить внутри ветрового волчка и впрямь надоело ему до чертиков. А в прежней жизни он был калужский, Мещевского района механизатор, пользовался на селе уважением как мозговитый и малопьющий и за всю жизнь только однажды погнался за женой с топором, да не с большим, боже упаси, не с тем, каким колол дрова, а с крохотным, приватизированным у каких-то туристов топориком, за что получил от односельчан ехидную кличку Чингачгук.

На сборы ему хватило трех минут.

Шли нехоженой тропой.

Формально она была, конечно, хоженой. И даже не раз. Но если забросил маршрут хотя бы год – все забудь и начинай заново, держа в памяти лишь относительно неизменные ориентиры: скальные выходы, холмы, овраги. Год – большой срок. А Фома в последний раз ходил здесь не год назад, а все три. В принципе, к давным-давно оговоренному месту на границе владений Фомы и Бао Шэнжуя вел куда более удобный путь. Беда, что начинался он в оазисе феодала. Добраться туда означало сделать огромный крюк.

Фома рисковал. Как всегда – умеренно и расчетливо. Давно прошли времена, когда, едва ставши феодалом после ухода и несомненной гибели Нсуэ, он так и лез в самое пекло, рыча: «Раб я вам, да? Хрен!.. Утритесь! Я феодал, я тут главный! Я сам для себя! Что захочу с собой сделать, то и сделаю!..»

Как жив остался – непонятно. Но уяснил накрепко: нет на Плоскости свободы ни для хуторянина, ни для феодала. Только необходимость. Тесная. Душащая. Страшная. Тиски, из которых можно выскочить, лишь перестав существовать.

Над песками колебалось марево. Справа объявился вдруг вихрь – не вихрь, а так, неопознанное зыбкое не пойми что, медленно колеблющееся, мелко дрожащее, гудящее по-шмелиному, и все это одновременно. Грунт под ним просел, будто выеденный, в яму заструился песок.

Фома и ухом не повел – далеко, не страшно. Хотя это что-то новенькое… Но стоит на месте, не растет, за людьми не гоняется, и на том спасибо. Мало ли новенького. Как там было сказано: природа имеет – или умеет? – много гитик. А природа Плоскости – втройне. Георгий Сергеевич, правда, не устает повторять, что та, реальная человеческая Вселенная с ее нормальным Солнцем и нормальной планетой Земля, ничуть не менее удивительна, чем Плоскость, просто у человечества было время к ней приспособиться. Может быть, может быть… Да как, твою мать, приспособишься к Плоскости, когда каждый второй новичок погибает здесь в течение года, когда на прожившего пятнадцать лет смотрят как на аксакала, а на прожившего двадцать – как на чудо заморское? И заняты все не тем. Нет тех, кто систематизировал бы местные чудеса и анализировал результаты наблюдений, нет надежной связи, обмена знаниями, нет, как говорит Георгий Сергеевич, единого информационного пространства. Поди приспособься! Некогда приспосабливаться, выжить надо.

Одним глазом косясь на медленно уплывающее назад жужжащее новообразование, а другим зорко высматривая малейшие признаки ловушек впереди себя, он даже нашел возможность подивиться парадоксу. Отшагал еще немного и понял: парадокса нет. Есть плохая приспособленность и негарантированное выживание мелких групп. Какова причина, таково и следствие. Плоскость отнимает у человека стратегию, заставляя его бросить все внимание и все силы на тактику. На элементарную тактику. И лучшие тактики – феодалы – считают это правильным и убеждают в том других…

Тьфу.

Обошли озеро жидкой земли. Почему-то его поверхность была не бурой, как обычно, а глянцево-черной, вроде нефти. Никакого запаха не чувствовалось, но все равно пришлось бороться с мальчишеским желанием бросить в озеро горящую спичку и посмотреть, что будет.

И Фома, конечно, поборол это желание. Ненужное – не нужно. Подумал о Борьке. Ученик феодала, несомненно, не стал бы бороть искушение. Мало его били по рукам.

Сбоку налетел вихрь, крохотный, но обжигающе горячий, заставил упасть лицом в песок. Фома и думать не думал об авторитете «бугра» и феодала. Обожжет морду – то-то славный будет авторитет! Николай перестал болтать с Автандилом, приблизился с опаской.

– Что?..

– Обошлось, – буркнул Фома, стряхивая с себя песок.

Ворона сорвалась с плеча Автандила и запрыгала впереди, косясь на людей внимательным глазом. Вероятно, прикидывала, насколько увеличился ее пищевой ресурс.

– Сгинь! – Николай нагнулся, делая вид, будто подбирает камень. – Людоедка!

Каркнув, ворона замолотила крыльями и вновь оказалась у Автандила на плече. Здесь она чувствовала себя в безопасности.

– Пошли, – сказал Фома. – Тем же порядком. Увидишь впредь, что я остановился, – сам стой. И вообще не наступай на пятки.

– Далеко еще? – спросил Николай.

– Вон до тех холмов. Там граница. Считай, полпути прошли.

– Уже? Так просто? – с виду простодушно, а на самом деле с хитрецой подивился Николай. – Да я бы тут и сам прошел, ей-ей.

– Ага, прошел бы… – проворчал Фома. – Один раз, может, и прошел бы. Даже то, что у нас впереди. А сто раз?

– И сто раз пройду. Мне бы только малость подучиться…

– Ого, еще один в ученики набивается, – зевнул Фома. – Остынь, дядя. Вакансий нет.

– Да ты чё, петух тя затопчи? Не, без дураков, я смог бы…

– Не смог бы, – отрезал Фома. – В том-то и дело. Я вижу. Да и охота тебе вечно слоняться? Сиди лучше в оазисе, хлеб расти. И детей. Я тебе женщину приведу. Слово.

– Когда? – сейчас же заинтересовался Николай.

– Как только, так сразу.

– Слышь! Ты хорошую приведи, – донеслось уже сзади.

Хорошую ему… А какая, по его мнению, хорошая? Рабочая лошадь? Или сексапилочка вроде Бриджит?

«Может, отдать ему Бриджит?» – мелькнула несерьезная мысль.

И сейчас же из головы вылетели все мысли. Началось то, что Фома давным-давно назвал вернисажем ловушек. Мелькнуло лишь удивление: надо же, почти ничего с прошлого раза не изменилось… «Горящая» земля с целым выводком черных провалов, спрятанных в языках холодного пламени. Сразу три блуждающих облачка белого тумана. Одна из двух оставшихся завес, отжимающая путников к танцующему песку. Чертова уйма мелких положительных гравианомалий, а значит, где-то рядом – инверсия. Лужа жидкой земли, на сей раз нормального цвета, но почему-то кипящая… Все это было знакомо, вот только дорогу теперь приходилось прокладывать заново. Черта лысого Николай прошел бы тут в одиночку. В лучшем случае – испугался бы и двинул в обход, а обходы тут тоже медом не намазаны…

Иногда Фома улучал момент, чтобы обернуться. Гримасничая и жестикулируя, требовал не отставать, орал и матерился. Николай и Автандил ничего, вели себя как надо. Ворона топорщила перья и хрипло орала, не покидая, однако, Автандилова плеча. Сообразительная тварь.

Он хотел было крикнуть Николаю, что ворону надо беречь пуще глаза, но полоса ловушек уже заканчивалась. И правда – обошлось. Фома шумно выдохнул. Прошли. Николай выглядел испуганным, но не до мертвенного ужаса. Отводил душу, бормоча под нос ненормативные идиомы. Толковый мужик, хоть и лодырь. Зато не тупой: про ворону он и сам все понял. Лишь одно движет Автандилом – угроза любимому созданию. Феодал не шутит. Феодал вооружен и бессердечен. Феодал отлично стреляет, а любимая птица – большая мишень. Не колибри.

Лишь на этой веревочке можно водить свихнувшегося хуторянина. Сгинет ворона в ловушке – и неизвестно, какие фортели начнет тогда выкидывать Автандил. Известно только, что хорошего не жди.