– Перед соседями стыдно! – ударило в спину обычное мамино напутствие. Ей всегда было стыдно за Галю, будто дочь была щенком, писавшимся в лифте, или алкашом, выступавшим по ночам с дворовыми концертами. Иногда маму было жаль: жизнь не удалась, карьера тоже, но чувство жалости оказывалось слабым и кратким. Оно не успевало окрепнуть, поскольку перерывы между атаками Светланы Николаевны не позволяли распрямиться этому слабому ростку, всякий раз наезжая на него гусеницами танков и тяжелой артиллерией.
Галочка сбежала по ступенькам и вышла во двор. Пронзительно-голубое небо упало на нее, затопив прозрачным и невесомым ощущением счастья. Ласково шуршала метлой дворничиха, на проспекте гудели машины, первые пассажиры уже торопились к остановке. Хотелось смеяться, петь и плакать одновременно.
– Я невеста, невеста, – прошептала Галя, пробуя на вкус изящное и праздничное слово.
Оно распирало ее как воздушный шарик и маленькой короной нахлобучивалось на голову. Галочка чувствовала себя бабочкой, вылупившейся из кокона. Женя еще не приехал. Но ее даже не огорчила мысль, что он вытащил ее в такую рань, а сам… Вчера она испугалась бы и начала метаться, соображая, как лучше поступить: спрятаться в подъезде и выйти позже, кокетливо изображая опоздание, или бежать на проспект в надежде, что он ждет ее где-то там.
– Что? Нету его? – Мамин голос спланировал вороньим криком. В нем полыхало удовлетворение.
Голубое небо раскололось в мелкую крошку и осыпалось к Галочкиным ногам. Она еще пыталась удержать хорошее настроение, но боязнь, что мама может продолжить общение, перевесившись через подоконник и в очередной раз порадовав соседей подробностями личной жизни дочери, чудовищно гипертрофированными и по большей части надуманными, заставила ее быстро и по-деловому двинуться в сторону остановки.
– Широко шагаешь – штаны порвешь! – рявкнула мама. Больше она ничего сделать не могла.
Жених Светлане Николаевне абсолютно не нравился. Внешне он напоминал тощего таракана и выглядел как-то ненадежно. Конечно, Галя тоже не отличалась особыми внешними данными, но Светлана Николаевна заслуживала лучшего зятя, чем приведенный задохлик. Дочь своими руками гробила будущее: хлипкий, наверняка болезненный мужик, деревенская мама с кучей родни, которая теперь, как мухи на мед, потянется в город, сомнительный бизнес на трусах, убогая машина, на которой нельзя поехать в гости к Тате на дачу. Все в нем не так. А Галя, очумевшая от избытка женского тепла и ласки, кинулась на первого встречного. Разумеется, дочь слишком долго ждала у моря погоды, вместо того чтобы вместе с Натальей искать мужа, но раз уж столько времени терпела, то можно было бы теперь и повыбирать! У этого Жени даже имя не мужицкое. Как Светлана Николаевна ни анализировала, как ни крутила в голове предложенную в зятья кандидатуру, ничего хорошего в нем не находилось. Он напоминал фруктовый компот без ягод: жидкий и невкусный. Она попыталась посмотреть на него с позиций Таты и поняла, что вряд ли заклятой подруге можно доставить большее удовольствие, чем свадьба Гали с сельским чурбаном, без намека на воспитание, манеры и состоятельность. Даже не с чурбаном, а с каким-то кривым сучком, который, как яблоня-дичок, никогда не принесет нормальных плодов. В общем, дочь жаль. Себя еще жальче.
– Галина, ты куда? – Женя бибикнул, заставив Галю подпрыгнуть от неожиданности. Она шла, ускоряя шаг и норовя убежать как можно дальше, выйдя из маминого поля зрения.
Галочка обернулась и непроизвольно огляделась: хотелось, чтобы хоть кто-нибудь увидел, как она садится в машину к кавалеру. Нарочито медленно и с достоинством Галя заняла пассажирское место, благополучно прищемив подол дверцей и дежурно отломав прикрепленную на соплях ручку.
– Не стучи дверцей, там замок слабый, – терпеливо повторил Женя. Он говорил это из раза в раз, а Галя забывала и шандарахала так, что пешеходы невольно приседали, а с лобового стекла отваливался скелетик на присоске.
Повинуясь вздыбившейся в душе волне, Галя вдруг потянулась и поцеловала Женю в щеку, трогательно и по-детски чмокнув. В ответ он смущенно и благодарно улыбнулся, внезапно повеселев:
– Ну что? С ветерком?
– Ага, – бесшабашно кивнула Галочка. Ей хотелось хулиганить и быть естественной, не подавляя порывов привитым мамой воспитанием, которое как булыжник приплюснуло ее индивидуальность до такой степени, что Галя и сама начала сомневаться в ее наличии.
– Музыку включить? А то заскучаем в дороге. – Женя тоже был на подъеме. Он всячески хорохорился, геройски выпячивая грудь и молодцевато потряхивая не особо густыми волосами.
– Конечно. – Галочке хотелось, чтобы музыка не просто играла, а гремела. Это вполне соответствовало бы ее настроению.
Она впервые чувствовала себя не просто серой мышью, стремящейся забиться в щель от внимания окружающих, а значимой единицей. Хотелось быть объемной и весомой, как старая папина гиря, оставленная им вместе с остальными вещами после ухода. Гиря была неподъемной и вызывала смутное уважение, граничащее с подобострастием.
Первые хриплые аккорды вылетели из окна «четверки», народ начал оглядываться. Небрежно выставив локоток в открытое окно, Галина важно смотрела вперед, делая вид, будто чужие взгляды ей безразличны.
– Не очень громко? – заботливо поинтересовался водитель. Судя по тому, что у него была выставлена именно такая громкость, он привык к такому звуковому сопровождению.
– Нормально! – проорала Галя, перекрикивая разбитной мотив и блатной рык исполнителя.
Ехали они не совсем с ветерком. Женя оказался очень аккуратным и законопослушным водителем, чем вызывал резкое неприятие со стороны остальных участников движения. Ему сигналили и, обгоняя, демонстрировали свое отношение на пальцах. Изредка доносились плохо различимые вопли явно нелестного содержания.
– Сам ты… – бормотал Женя. – Тише едешь – дальше будешь.
Галочка солидарно трясла головой и поддакивала. Конечно, она мечтала видеть будущего мужа этаким рубахой-парнем, суперменом, но не могла не признать, что для хозяйства и спокойной жизни подойдет именно такой рассудительно-медлительный парень.
К середине пути ее укачало. От запаха бензина, витавшего в салоне, и тряски, словно автомобиль ехал не по шоссе, а по ступенькам, Галочку начало подташнивать. Утренний кофе разделился на два лагеря, один из которых бурлил в районе солнечного сплетения, пытаясь вернуться тем же путем, что и попал в организм, а второй рвался покинуть хозяйку естественным путем, что было еще позорнее, поскольку в русском языке не находилось ни одного приличного слова, чтобы намекнуть кавалеру о возникших трудностях.