И Урс успел увидеть это, глядя на свое тело со стороны.
Незримая пуповина оборвалась. Урс умер.
Упал на землю меч.
Демон взревел в последний раз и, разметав когтистые конечности, рухнул, накрыв собой искореженное человеческое тело. Струя вонючего тумана взвилась к небу.
Монстр был мертв.
Вигор пришел в себя.
Он открыл глаза и увидел небо.
Сильно болела рука. Правая. Левой не было. И это было так странно. Он привык к постоянной фантомной боли в несуществующей руке. Порой она болела даже сильней, чем правая, живая.
Колдун догадался, что демон мертв.
Заслонив небо, склонилась над ним Би. Он глянул на нее и сразу все понял.
– Кто? – спросил он.
– Урс…
Вигор поднялся на локте. Закружилась голова, во рту было сухо, подташнивало. Он вцепился в руку Би, захрипел яростно:
– Это я его убил! Я! Я!..
– Он спас нас.
Вигор опрокинулся на холодную землю и зарыдал, повторяя:
– Я его убил! Я!.. – слез не было, была только горечь и удушающий горячий комок в горле.
Би опустилась рядом. В скорбном тягостном молчании замерли над ними бледные деды: Дварф, Кречет, Ланс.
Урс мертв. Как странно…
Где-то далеко в лесу куковала кукушка. Шелестела желтыми листьями старая, наполовину засохшая береза. На болоте за холмами квакали лягушки.
– Я его убил…
– Он добился своего, – тихо сказал Ланс. – Он победил старость. Правда для этого ему пришлось взять в союзники саму смерть…
Склонив головы, старики бездумно слушали далекое кукование, баюкающий шелест одинокой березы, монотонный гомон лягушек.
Демон замолк.
Они победили…
8
Шесть домов стоят на холме, окружив кольцом покосившийся сруб колодца.
В пяти из них живут люди. А в шестом, самом крепком, самом ухоженном, живет пес.
Соседи постоянно приносят ему еду, но он почти ничего не ест. Благодарными слезящимися глазами он смотрит на пришедшего, словно выражая признательность за проявленную заботу, и отходит.
Пес быстро стареет. Он не хочет жить.
Иногда он ночует под крыльцом. Если очень холодно, то пес пробирается на двор и зарывается в груду давней прелой соломы. Но обычно все свое время он проводит в огороде за домом. Там, среди старых грядок, похожих на длинные могилы, в дальнем углу привалился к забору невысокий холмик. В самом центре его торчит крест большого двуручного меча. Пес ложится рядом, прямо на сырую землю, кладет свою большую голову на передние лапы и глядит куда-то вдаль своими грустными умными глазами.
Часто к этому холмику приходят люди. Они приносят цветы и что-то тихо говорят, смотря себе под ноги. Пес не понимает их слов, и не понимает, зачем эти цветы. Он оттаскивает нелепые букеты прочь, возвращается и вновь ложится на голом холодном бугорке.
Чаще других приходит однорукий лысый старик с металлическими кольцами в ушах. Пес помнит его, и, приветствуя, всегда делает несколько взмахов хвостом. Человек садится рядом и очень долго говорит что-то тихое в пустоту.
Пес знает, что когда этот лысый старик закончит говорить и встанет, то в уголках его глаз будут блестеть маленькие прозрачные росинки…
Паурм умолк.
Стояла глубокая ночь. Огонь в очаге погас, только угли еще слабо теплились под серым налетом золы.
– Это случилось на самом деле? – спросил Лигхт. – Или ты все выдумал?
Паурм молчал.
– Эй!
В комнате было темно. Град все колотил по крыше, но, вроде бы, чуть тише, чем прежде, как-то мягче, что ли… Подвывал снаружи ветер, бился в стены, просачивался сквозь щели сквозняками…
– Ты там? – Лигхт приподнялся. – Язык проглотил?
– Эй! Не заставляй меня идти к тебе! – пригрозил Дирт.
– Здесь я, здесь… Куда я денусь? – донесся из темноты голос пленника.
– Действительно, куда?.. – Лигхт представил, что сейчас творится на улице и поежился. – И когда только этот град прекратится?
– А он уже перестал, – сказал Паурм.
– Да? Что же это стучит?
– Дождь.
– Дождь?
– Да.
– Так может утром буря кончится?
– Навряд ли.
– Понимаю, – усмехнулся Лигхт. – На тот свет ты не торопишься.
– Это осенняя буря. С моря. Она может зарядить и на неделю, и больше…
– Ого! А сперва ты, вроде бы, обещал два дня.
Паурм пожал плечами. Пожаловался:
– Замерз. Уже ничего не чувствую… Вам понравился мой рассказ?
– Что ж, история твоя действительно неплоха, – признал Лигхт. – Дирт!
– Что?
– Наломай дров, подкинь в огонь. Налей горячего чаю, дай ему. И хлеба немного.
– Ему? – Дирт удивился. – Чай? Хлеб?
– Да! Я что, непонятно выражаюсь? И веревку сними ненадолго, но глаз не спускай! Как поест, свяжи обратно.
– Ладно, сделаю, – неохотно сказал Послушник.
– А я спать ложусь. Поздно уже… Ты дежуришь первый.
– Хорошо.
– Разбудишь меня ближе к утру. Все понятно, что надо сделать?
– Да.
– И не спускай с него глаз!
– Темно же!
– Значит привяжи его к себе.
– Ладно, я все понял, учитель.
– Ну и хорошо.
Лигхт зевнул, растянулся на полу, на постланном одеяле и почти сразу же захрапел.
Дирт вздохнул, поднялся.
– Горячий чай? – буркнул он. – Вору? – ударом кулака он сорвал одну из полок. Взвизгнули ржавые гвозди, грохнула об пол доска. Испуганно фыркнула проснувшаяся лошадь. Дернулась, лягнула хлипкую стену, чудом не проломив дыру.
– Тихо, тихо… – успокоил животное Дирт. – Спокойно. Все в порядке…
Он, присев на корточки перед остывающим очагом, сунул доску в угли и долго смотрел, как занимается огонь. Как по дереву струятся маленькие язычки пламени, голодные и торопливые. Сплетаются, толстеют, расползаются, набирают силу… И вот уже толстая доска полыхает, трещит, стреляет искрами…
– Эй, ты! Вор! – Дирт повернулся лицом ко тьме.
– Что?
– Не спишь еще?
– Нет.
– Сейчас я развяжу тебе руки. Перекусишь.
– Хорошая новость.
– Признайся, ты ведь сбежать хочешь?
– Я хочу жить.
– Не сомневаюсь, – хмыкнул Дирт. – Не вздумай даже дернуться без моего разрешения!
– Не буду, – пообещал Паурм.
– Смотри!.. Эх, была б моя воля, уж я бы тебя!.. – Дирт крякнул, сжал кулак, хрустнул пальцами. – Жду не дождусь, когда Послушание кончится. Надоело!.. Слышишь меня? Эй, ты!
– Что?
– Не знаешь случайно, как заканчивается ученичество?.. А?.. Ну, чего молчишь?
– Не знаю.
– Где уж тебе… Ладно, давай, ползи сюда. Сейчас жрать будешь.
Паурм с трудом опрокинулся на бок, застонал, стиснул зубы – боль пронзила затекшие мышцы. Полежал немного, выжидая, пока боль немного утихнет, а потом, извиваясь, словно червяк, пополз из темноты на свет.
Несомненно, буря стихает. Времени остается совсем ничего – сутки, двое – не больше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});