Читать интересную книгу От ГУЛАГа до Кремля. Как работала охрана НКВД-КГБ - Николай Захаров

Вот что, например, на следующие сутки писала американская газета «Дейли Ньюс» 21 сентября: «Сдержанное напряжение в отношениях между нью-йоркскими молодцами и государственной охраной Хрущева прорвалось вчера в виде яростного рукоприкладства главного телохранителя Хрущева — не менее как генерала — в вестибюле отеля в Гарлеме, когда Хрущев нанес неожиданный визит кубинскому премьеру Фиделю Кастро. Здоровенный глава охраны Хрущева 6-ти футов и 3-х дюймов высоты и 220 фунтов весом… как цепами начал молотить кулаками, которые в основном опускались на полицейских». Другая желтая газетенка карикатурно изобразила меня, крупно преподнеся свирепый вид и кинжал в зубах.

Но у этой поездки неожиданно появилась и иная сторона. Так, несмотря на то, что в здание ООН пропускной режим был очень строгим, на следующий день, после поездки в Гарлем и публикаций в печати, полицейские на входе пропускали меня уже без предъявления пропуска, приветствуя под козырек.

12 октября состоялось самое бурное заседание Генеральной Ассамблеи ООН, когда обсуждался вопрос, внесенный советской делегацией, о ликвидации колониальной системы.

Первым выступил Н.С. Хрущев с разоблачением колониального режима. Он предложил, что ввиду важности этого вопроса обсудить его следует на пленарном заседании сессии, так как некоторые делегации, противники деколонизации, предлагали передать этот вопрос в комитет Ассамблеи, чем существенно понизить его значимость.

После выступления нескольких ораторов выступил филиппинец и в своей речи начал поливать Советский Союз грязью, говоря, что советское государство представляет из себя не иначе, как «концлагерь».

Слушая синхронный перевод, Хрущев взорвался, так как не мог выдержать этот пасквиль. После смерти Сталина, расстрела Берии, наступила, по емкому выражению ильи Эренбурга «оттепель», и тысячи невиновных, живых и мертвых, были реабилитированы и выпущены из лагерей и тюрем. Заслуга Хрущева в этом была неоспорима.

Сидя сзади, я видел, как Хрущев, посоветовавшись с Громыко, решил попросить у председательствующего Болдуэна дать ему слово в порядке ведения, что было предусмотрено процедурой.

Никита Сергеевич поднял руку, но Болдуэн то ли впрямь не видел, то ли сделал вид, что не видит поднятой руки. Хрущев встал и снова поднял руку. Казалось, что председательствующий просто игнорирует его.

Филиппинец продолжал клеветать с трибуны. Тогда Хрущев снял с ноги легкий полуботинок и начал размеренно, словно маятник метронома, стучать по столу. Это и был тот миг, вошедший в мировую историю, как знаменитый хрущевский «башмак». Ничего подобного зал заседаний ООН еще не видел. Сенсация родилась прямо на глазах.

Только после этого Болдуэн предоставил слово главе советской делегации. Никита Сергеевич, подойдя к трибуне, перед носом филиппинца сделал взмах рукой — отойди.

Взбудораженный Хрущев начал свою речь неплохо. «Во-первых, сказал он, — я протестую против поведения председателя сессии, против его неравноправного отношения к выступающим ораторам. Председатель сессии злоупотребляет своим правом, защищая интересы империалистов. Почему он не остановил филиппинца, когда этот империалистический «холуй» поносил Советский Союз и страны социалистического лагеря?»

В этот момент синхронный перевод сбился, так как переводчики судорожно искали аналоги русскому слову «холуй». А Хрущев уже продолжал далее:

— Мы здесь собрались не для того, чтобы наводить ложь и клевету друг на друга, а по-дружески обсудить вопросы разоружения и ликвидации колониализма. Вот я сижу в зале и вижу испанцев. Как только какой-нибудь колонизатор поддерживает политику колониализма, они аплодируют. Почему? Потому, что это — колонизаторы, где палач испанского народа Франко является колонизатором и угнетает порабощенный народ. Есть поговорка: «Ворон ворону глаз не выклюет», и колонизатор колонизатора поддерживает. Но нам надо взять заступ, вырыть глубокую могилу, поглубже закопать колониализм и забить осиновый кол, чтобы это зло никогда не возродилось.

И в подтверждение своих слов Хрущев со всей силы врезал кулаком по пюпитру. Говоря откровенно здесь, конечно, Хрущев отошел далеко от дипломатического языка. Да и при чем тут испанцы? Все просто. Однажды в разговоре с Долорес Ибаррури Хрущев пообещал ей, что при случае заклеймит позором режим Франко в Испании. Вот он и выполнил свое обещание. Но после этой гневной тирады испанская делегация вдруг вскочила и, грозя кулаками в адрес оратора, оскорбившего Франко, стала угрожать обидчику.

Неожиданно меня пронзила мысль: «испанцы народ горячий, вдруг они вооружены холодным оружием?» А Хрущеву еще предстояло пройти мимо их делегации, чтобы занять свое место. Я немедленно вскочил и чуть ли не бегом подошел сбоку к трибуне, сел и стал ждать, пока Никита Сергеевич закончит говорить.

Сойдя с трибуны, Хрущев пошел на свое место. Я прикрывал его от испанцев и, как мне кажется, не зря. Только мы приблизились к франкистам, горячие южане вновь вскочили, а глава испанской делегации Фабиан, не имея возможности дотянуться до Хрущева, набросился на меня. К счастью, без потерь мы заняли свои места.

Через несколько минут я увидел в нише начальника охраны ООН Бегли, делающего мне знак. Я подошел к нему. Рядом стоял богатырского телосложения негр. Показывая на негра, Бегли сказал, что это представитель охраны, он выставляется для охраны господина Хрущева. Зная экспансивный характер испанцев, от них можно ожидать любых поступков. Поэтому, пока господин Хрущев находится в здании ООН, охранник будет обеспечивать его безопасность. Я поблагодарил Бегли и пожал руку негру. Сам Бегли вошел в зал и сел на свободное место среди испанской делегации.

13 октября сессия единодушно приняла предложение советской делегации об обсуждении вопроса о ликвидации колониализма на пленарном заседании Ассамблеи.

За период пребывания советской делегации в Нью-Йорке, помимо указанных выше провокаций, в Манхэттене (в центре Нью-Йорка) было произведено три взрыва бомб с жертвами, и все сообщения об этих взрывах сопровождались угрозами в адрес советской или венгерской делегаций. В печати появлялись провокационные сообщения о покушениях на Хрущева, о раскрытии заговора против главы советской делегации.

Мы тоже приняли необходимые меры безопасности, связанные с обеспечением перелета советской делегации из Нью-Йорка в Москву.

Мы ожидали очередных провокаций при отлете и оказались совершенно правы. В день отъезда прямо на аэродроме начальник отдела службы безопасности госдепартамента США Хипсли заявил, что в самолет, на котором летит Н.С. Хрущев, заложена бомба. Мы были твердо уверены, что это очередная провокация, организованная с целью нашей компрометации, чтобы изрядно попортить нам нервы. Полностью исключить возможность диверсии было нельзя, поэтому сообщение нас взволновало.

Хипсли сообщил, что ему об этом сказал полицейский, и он обязан нас информировать: «Я бы рекомендовал вам, мистер Захаров, вывести всех пассажиров из самолета и тщательно его проверить. В этом мы можем оказать вам помощь». Поблагодарив за совет, я поднялся в салон и объявил всем пассажирам о поступившем от американской стороны сигнале и необходимости проведения дополнительного досмотра. Отдельно было приказано проверить американских навигаторов, вылетавших вместе с нами.

Навигаторы быстро раскрыли свои чемоданчики, вывернули карманы и сказали, что в Америке всего можно ожидать, но у нас остались семьи и мы, как и все, не хотим стать жертвами этой провокации.

Хорошенько все взвесив, я пошел докладывать Хрущеву. Никита Сергеевич внимательно выслушал и спокойно сказал: «Летим». Выйдя из самолета, я сказал Хипсли, что мы летим. В ответ на это Хипсли ответил, что на вашем месте я бы так не рисковал. Думаю, каждый поймет мое состояние в этот момент. Я осознавал, какую ответственность брал на себя, принимая решение о полете.

Взлетели мы поздно вечером, и я всю ночь не спал. Меня мучили дурные предчувствия, поэтому сон не шел.

Неожиданно в пижаме появился Никита Сергеевич. Я встал.

— Не спишь? — спросил он. — Отдыхай, долетим!

Полет продолжался четырнадцать часов с небольшим без посадки на промежуточных аэродромах.

Когда наш ТУ-114 приземлился на Внуковском аэродроме, то я, хотя и не верю в бога, перекрестился.

Это была моя труднейшая командировка за границу. Надо отдать должное коллективу сотрудников Первого главного и 9-го управлений КГБ, которые в непростых условиях работали самоотверженно, с полным сознанием личной ответственности за порученное дело.

Как я узнал впоследствии, нас все-таки подстерегала еще одна смертельная опасность. После полета авиатехники рассказали мне, что, осмотрев самолет, они ужаснулись, как нам удалось долететь до Москвы. Ряд узлов был разболтан и представлял серьезную опасность безопасности полета. С такими дефектами самолета мы просто находились на краю катастрофы. К счастью, все обошлось.