Фергюсон широко взмахнул клеймором, направляя его по восходящей дуге из той позиции, где клинок столкнулся с секирой противника. Он действовал одной правой, так что размашистый удар получился довольно медленным и минотавр, предвосхищая возможность для контратаки, лишь немного отклонился назад. Но едва перекрестье ростового меча оказалось над головой кельта, он подхватил длинную рукоять второй рукой и дернул ее к себе, заставив оружие описать полный круг над атакующим минотавром. Этот простой финт позволял сменить вектор удара, сохранив его инерцию, а подключив вторую руку, Фергюсон удвоил скорость атаки.
Минотавр был опытным бойцом, но физическая мощь седого исполина и десятилетия, проведенные в нескончаемых войнах, придали его ударам то легендарное сочетание силы и скорости, для отражения которого мало одного лишь опыта. Клеймор, не замедлившись ни на мгновение, рассек бычью голову от уха до челюсти. Кельт двинулся вперед, стремясь догнать богиню смерти, а его противник так и остался стоять – внешне абсолютно целый и невредимый. Он завалился лишь когда рядом проковылял раненый они, случайно задевший грузное тело плечом.
А в это время на левом фланге орудовал Гифу и его змеиные чародеи. Их боевая эффективность была ужасающей, но то, что они делали со своими жертвами, казалось чересчур жестоким даже Мидасу, который до сих пор вспоминал в кошмарах некоторые из деяний своей кровавой молодости. Карну, видевшему происходящее в энергетическом спектре, хватило мимолетного прикосновения к их объединенному эгрегору, чтобы едва не блевануть и, обливаясь ледяным потом, запретить себе под страхом смерти впредь смотреть в их сторону.
Гифу и его шаманы взывали к силам, которыми в известных Карну мирах могли пользоваться очень и очень немногие. А те, кто мог, предпочитали этого не делать, потому что речь шла об энергиях, находящихся за гранью морали и самой жизни. Крупица Левиафана, пробужденная увиденным в сознании Карна, тут же провела аналогию между методами Гифу и тем, что он слышал (или знал, но не помнил?) о скиамантах Туле. То были знания, обладателей которых Орден Ка-Дас истреблял лишь завидев. И у них были на это причины.
Но в Хельхейме действовали другие законы, и в этой партии темный шаман Гифу со своими нагами играл за белых. Ситуация обязательно показалась бы кому-то эпически забавной, но этот кто-то сейчас был очень далеко и его внимание занимали совсем иные вопросы.
Краем глаза Мидас отметил, как на Гифу, застывшего с воздетыми к бледному небу руками, набегает целый отряд они. Шаман злобно расхохотался и резко опустил руки, одновременно припадая на одно колено. Рваным речитативом он проговаривал запретные слова мертвой речи, но фригийский царь не мог видеть, как в энергетическом спектре от его рук с кожей неестественного алебастрового оттенка по земле разбегается ветвистая паутина непроницаемой энергии.
Группа из двенадцати они в полном составе угодила в раскинутые шаманом сети и восточные демоны, застыв на мгновение, заплясали под беззвучную мелодию смерти, выгибая тела и разрывая ногтями собственную плоть, лишь бы как можно скорее завершить непереносимую агонию. Они ломали себе руки, сворачивали шеи, вырывали глаза, разбивали головы о камни. Вмиг обезумевшие они стали врагами сами себе, но не прошло и десяти секунд, как все закончилось.
Гифу, насытившийся жизненной силой поверженных врагов, поднялся. Его темно-карие глаза казались двумя бездонными провалами в предвечную тьму, рот был окровавлен – во время произнесения заклинаний колдун в неистовстве повредил зубами собственный язык. Никто и не подумал, что так было необходимо, но ритуалы скиамантов, даруя невероятную мощь, в ответ требовали от своих адептов истинного безумия. Хотя для Гифу, который всю сознательную жизнь (а теперь и смерть) посвятил поискам сокрытых и утерянных знаний, не существовало такого понятия, как слишком большая цена.
Шаман склонил голову набок, звучно хрустнув шейными позвонками, и резко вытянул вперед обе руки. Длинные пальцы, напоминавшие сучья мертвого дерева, с пугающими заостренными ногтями, затряслись, будто его охватил тремор. Мидас не стал смотреть, как с кончиков пальцев Гифу срываются стрекочущие молнии проклятой энергии, и как у врагов, которых касаются эти молнии, кости и плоть внезапно меняются местами.
Вскинутые руки шамана одновременно стали сигналом для его змеиных воинов. Наги, одетые в раскрашенные лохмотья, рванулись вперед, сжимая в руках короткие костяные клинки, испещренные знаками, от одного взгляда на которые кровь стыла в венах. Они тоже владели запретной магией, но использовали ее не для дистанционной атаки, а для усиления собственных физических способностей.
Карн, на миг потерявший истинное зрение, но тут же вновь обретший его, сосредоточился на собственной схватке. Они с Мидасом незаметно для себя переместились на правый фланг контратакующего клина Железных Воинов. Парень попытался взять под контроль высокого и широкоплечего минотавра, сжимавшего в руках прорезной бродекс с черным лезвием. Вышло сложнее, чем обычно, но минотавр, повинуясь его беззвучным приказам, развернулся на месте и кинулся на группу сородичей, наседавших на фригийского царя.
Тут же парень обнаружил, что почти в упор к нему стоит вражеский сатир – хвостатый только что выпустил кишки не шибко проворному тритону из последователей Хель и озирался в поисках следующего врага. Увидев слепца, он счет его легкой добычей и бросился в атаку, отведя для удара длинный одноручный клинок, матовое лезвие которого немилосердно точила ржавь.
Карн слитным движением выхватил из-за пояса секиру и сразу метнул ее в приближающегося противника. Несмотря на малое расстояние, он не сомневался, что ловкий сатир с легкостью увернется. Так и произошло, однако враг, смещаясь в сторону от злобно жужжащей в полете стали, промедлил с ударом, что дало парню дополнительную секунду. А вслед за секирой уже летели его ментальные щупальца, они сходу пробили все три ауры сатира и метнулись напрямую к лобным долям.
Козлоногий воин застыл в полуметре от Карна – его клинок уже направлялся к голове слепца, которого он ошибочно принял за безоружного. И хотя парень спас свою жизнь, сумев подавить волю сатира, это далось ему с невероятным трудом. Развернув противника и отправив его в битву с двумя тритонами, он с удивлением обнаружил, что это не барабаны бьют воинственный марш, а его собственная кровь готова разорвать вены на висках, пролившись на бледную твердь алым живительным дождем.
Присев на одно колено и мучаясь отдышкой, Карн понял, что не сможет подчинить себе еще одного врага. Выход нашелся сам собой. Парень сфокусировал внимание на тролле с двумя изогнутыми клинками, который только что одолел двух недостаточно умелых минотавров и одного нага. Карн не стал ломать его волю, вместо этого он направил точечный энергетический импульс в постцентральную извилину существа, перегружая синапсы.
Постцентральная извилина в мозге человека отвечает за поверхностную чувствительность, в том числе – болевую. Мозг тролля, как и надеялся Карн, в этом плане не отличался от человеческого. Перегруженная область вспыхнула в энергетическом спектре и тут же разослала болевые сигналы по нервным тканям тролльего тела. Воин выронил оружие и рухнул на землю, стал кататься по ней из стороны в сторону, неистово вопя. Карну на миг стало жаль своего врага, ведь у того сейчас болело буквально все. И очень-очень сильно.
Но миг краткого триумфа был омрачен осознанием простого факта – сил у него больше нет, вообще ни на что. И пока парень молился, чтобы вот прямо здесь и сейчас внезапно не потерять истинное зрение, Мидас пытался справиться с альвом, который все никак не желал умирать. Остроухий был искусен и проворен, а невесомая рапира в его изящной руке била не только быстро, но и сильно. У фригийского царя кровоточило правое предплечье и левое колено – раны далеко не смертельные, но древнего бога выводило из себя уже то, что какой-то (ментальная цитата) длинноволосый гомосек одолевает его в честном поединке!