– Надеюсь, я не шокировала вас своей прямотой? – Джессика поднялась и начала отряхивать платье от прилипших комочков земли. – Про англичанок говорят, будто они и в самом низком состоянии чрезвычайно любезны своей кротостью. Верно говорят. Никто никогда не отказывал господам! Прадед Десмонда был чуть ли не первый, кто женился. Прежние Макколы не затрудняли себя этим. Они брали себе девушку из народа, а если у нее рождался мальчик, он становился наследником своего отца, только и всего. Кстати, у Джаспера тоже есть в деревне любовница. Ее зовут Флора, она молочная сестра Алистера, так что здесь все по-семейному. У них с Джаспером двухгодовалая дочь, и говорят, эта глупенькая Флора так трясется над девчонкой, что даже соседкам не позволяет подержать ее на руках!
– И что, все об этом ребенке знают? – ужаснулась Марина.
– Конечно! Знают и относятся к этому очень спокойно. Раньше было еще право первой ночи – слышали о таком? Ну разумеется! Теперь этого нет, остались только маленькие милые вольности, которые воспринимаются так же естественно, как… как ночь и день. Один только Сименс осмеливается воевать против господских любовниц: скажем, Флору выжил из замка именно он.
– А что с Агнесс? – ревниво спросила Марина.
– Агнесс? Но ведь Десмонд едва вернулся. Надо же дать время ему потешиться! Но не сомневаюсь: рано или поздно Сименс примется и за нее.
– Рано или поздно… – угрюмо повторила Марина. «Поздно» ее никак не устраивало!
Джессика снова понимающе улыбнулась, однако лицо ее тут же померкло:
– Сказать по правде, даже Алистер… У него был роман с одной из девушек в замке. Ее звали Гвендолин. Я ни разу не видела ее, но она была, говорят, необычайно хороша.
– И где она теперь?
– Ушла в монастырь.
– После смерти Алистера?!
– Нет, накануне нашей помолвки, – сухо сказала Джессика. – Алистер ясно дал ей понять, что скоро женится, а значит, прежние отношения с любовницей не могут продолжаться. Мой Алистер был настоящим джентльменом…
Джессика опустила голову, и ее рука замерла, стиснула складку платья. Бриллиант блеснул на тонком пальце. Наверное, это кольцо ей подарил жених – в знак того, что отрекся от прежних привязанностей.
«Пусть так! – прикусила губу Марина. – Но если судить по Десмонду, то благородство свойственно отнюдь не всем Макколам. Алистер лишь собрался жениться, а уже дал отставку любовнице. Но Десмонд уже женат! И что проку?! А что, если… – ее бросило в жар, – а что, если у него тоже есть ребенок? Не от Агнесс, так от какой-нибудь другой девки?»
Она уже приоткрыла рот, чтобы спросить об этом Джессику, как вдруг ее посетила одна мысль весьма коварного свойства… Марина вздрогнула, сбилась – и заговорила совсем не о том, о чем собиралась.
– А старый лорд? – спросила она, хотя это ее нимало не интересовало. – Неужто у него тоже были побочные дети?
– О господи, Марион! – Джессика всплеснула руками. – Оказывается, вам палец в рот не клади! Увы, не могу удовлетворить ваше любопытство: ничего не знаю. Хотя такое вполне возможно, и не исключено, что в какой-нибудь окрестной деревне подрастает побочный сын… и если, не дай бог, что-то случится с Десмондом, этот бастард вполне может заявить о своих правах. Что же, такое в жизни бывало, и не раз! Ну вот, я совсем забыла, что меня ждет Десмонд. Простите, должна спешить. Вы идете?
– Нет, я еще посижу, попытаюсь представить, какого цвета будут эти нарциссы, – криво улыбнулась Марина.
Поистине героические усилия понадобились, чтобы хоть как-то улыбнуться, когда губы дрожат от еле сдерживаемых слез! Разумеется, не бредовое предположение Джессики о каком-то там незаконнорожденном лорде Макколе подкосило ее. Нет! Просто Марина вдруг осознала, что вполне может носить будущего лорда в своем чреве!
Несостоявшаяся прогулка верхом
Прошло несколько дней, прежде чем Марина убедилась, что ее предположения, слава те господи, неверны, и это были чуть ли не самые черные дни в ее жизни. Слезы ежеминутно дрожали на ресницах, и она понимала: начни ее сейчас кто-то с участием расспрашивать, она не выдержит и все расскажет – Джессике, Урсуле, Джасперу, кому угодно – о том, что, кажется, беременна от милорда, своего супруга. Ну а этому самому супругу она бы высказала все, что о нем думает… Ибо жена его беременна, а он мало что держит свой брак в тайне, так еще и взял себе в постель какую-то служанку!
По счастью, разболтать ничего не удалось, поскольку Десмонд уехал в Лондон, Джессика беспрестанно хлопотала по хозяйству, Урсула вообще не показывалась, а Джаспер выходил к столу желтый, дрожащий и, едва шевеля губами, объяснял, что за него взялась застарелая малярия. Потом он и вовсе слег, и Сименс, который по случаю отъезда лорда оказался не у дел, принялся ухаживать за больным, сохраняя все тот же важный вид. По облику достойного камердинера невозможно было представить, что он способен на какие-то сильные побуждения, тем более предавать казни женщин по одному предположению, что они ведьмы, и Марина никак не могла решиться подступить к нему и утолить свое любопытство, выспросив о брауни. Разумеется, вспомнила она о мохнатом ночном проказнике уже потом, а первые-то дни ей было не до брауни, думала лишь о себе и своем чреве! Будь на дворе лето, она пособирала и заварила бы пижмы, не то спорыньи: так всегда поступали в людской в Бахметеве, ежели какая-нибудь из девок внезапно брюхатела, а парень не хотел жениться. Но в лесочке и на газонах поднималась едва живая низкорослая травка, вся на одно лицо. Сколько помнила Марина, в оранжерее у Джессики тоже не было лекарственных трав. Может быть, припасы их и существовали где-то в доме, но как спросишь про такое? Кто эти травы собирает, тот знает, от чего они пользуют, и выпытывать у человека сведущего о пижме и спорынье было все равно что забраться на самую высокую башню замка и орать на всю округу: «Я брюхата! Я брюхата!»
В эти дни Марион чудилось, будто все поглядывают на нее с особенным выражением. В первую очередь – Агнесс. Уж смуглая красавица, конечно, знала толк в таких вещах, как нечаянная беременность! Небось не раз приходилось ей вытравливать плод сэра Десмонда! От таких мыслей на душе Марины становилось и вовсе погано – до того погано, что впору было и впрямь залезть на ту башню – да и сигануть вниз. Либо выкинула бы от такого прыжка, либо сама разбилась, что всего вероятнее! И парилок тут не водилось – мылись в ваннах, тазах, обливались из кувшинов. Пусть при одном слове «баня» Марину начинало трясти, она без раздумий кинулась бы туда, чтобы пропариться, как велось исстари, да избавиться от ненужной тягости, но… увы! Не было в замке никакой самой завалященькой баньки! И вот как-то раз, увидав Джессику, которая ехала куда-то на лошади, Марина поняла, что ей нужно: хорошая скачка!