побуждений и личной к вам симпатии. Как офицер офицерам.
– Это ценно, господин майор. Мы запомним это, а также ваше желание пойти нам навстречу и обсудить некоторые аспекты этой проблемы. Зачем вам Анаджи?
– У меня были подозрения, господа, о его связи с советской разведкой и партизанами. Вы в курсе, что в городе, да и почти на всем Таманском полуострове, активизировались подпольщики, стали появляться вооруженные группы местного населения, которые нападают на военные объекты, на солдат и офицеров вермахта? Согласитесь, это очень удобная позиция – кафе. Неограниченные возможности контактов и обмена информацией между подпольщиками и разведчиками, прибывающими через линию фронта. Причем зафиксировать такие контакты очень сложно. Мне нужно было проверить кое-какие свои умозаключения. А какого рода информация есть у Анаджи, которая заинтересовала вас?
Штанге смотрел на итальянцев с легкой, благожелательной улыбкой. Он ждал ответа и думал: моряки искренни в своих словах, они откровенно соврут или уйдут от ответа. Разумеется, решение майор уже принял, от формы и содержания ответа гостей ничего уже не зависит. Они все равно теперь «на крючке». Сейчас ему было интересно, как поведут себя союзники.
– Безусловно, мы можем ответить, господин майор, но в пределах определенных требований секретности, – согласился Парето. – Анаджи еще до прихода в город немецких войск был лично связан с интересующими нас людьми. Это адреса, фамилии, кое-какие контакты. Интересы итальянского флота пересекаются с разработками и военными секретами советского флота. Безусловно, если итальянскому военному командованию станет известно нечто, имеющее военную и научную ценность, то с этой информацией немедленно будут ознакомлены соответствующие немецкие представители. Союзнический долг превыше всего. Но поймите нас как разведчик разведчиков. На стадии разработки и проведения оперативных действий даже минимальное разглашение нежелательно и опасно. Если Анаджи вам не нужен, если он не представляет для вас серьезного интереса, мы могли бы надеяться на удовлетворение нашего интереса к его личности?
– Некоторый интерес еще есть, господа, немного неясностей и несколько вопросов. Но если вы хотите допросить нашего подопечного, я, безусловно, отдам соответствующее распоряжение. Когда вы хотите побеседовать с Анаджи?
– Если позволите, сегодня же.
– Прошу, господа! Разумеется, я не стану препятствовать!
Коган очень удивился, когда его завели в комнату, в которой не было никого, кроме двух итальянских офицеров. Хорошо знакомый лейтенант Аккарди и капитан, видимо, его командир. Его Борис видел всего пару раз, и то издали.
– О, вы плохо выглядите, – покачал головой Аккарди, стоявший у окна. – Вас били, и это прискорбно.
– Это не только прискорбно, – проворчал Коган, – это еще и больно. А еще вдвойне обидно, потому что не понимаешь, что происходит, за что тебя арестовывают.
– Разве немцы не задавали вам вопросов, не требовали определенных ответов?
Коган старался понять, знает ли итальянский капитан русский язык или сидит просто так, для представительности? Или он все же будет разговаривать через переводчика? Или он вообще явился для веса? Зачем? Ладно, раз пришли, значит, я им для чего-то нужен. Надо разыгрывать свою карту.
– Задавали, но мне кажется, они эти вопросы задают всем. «На кого работаешь?» «Кому передаешь информацию?» Скажите, кому нужна информация о количестве выпитого вина и шнапса немецкими офицерами и их союзниками? Я живу открыто, у меня все на виду! Я боюсь, что господин майор забьет меня здесь насмерть. Господа, заберите меня отсюда, скажите, что я вам нужен, а я вам расскажу одну важную вещь! Вы ведь ныряете с дыхательными аппаратами?
Аккарди стал что-то говорить своему капитану по-итальянски, тот слушал спокойно, не показывая ни волнения, ни заинтересованности. Коган подумал, что может получиться так, что он сделает себе еще хуже. Если итальянцы расскажут Штанге о его предложении, майор из него душу вынет. Придется играть до конца, что-то показывать, куда-то их везти и потом пытаться удрать по дороге. А это уже другая игра. Если ты хочешь удрать, то косвенно подтверждаешь, что в чем-то виновен. Это азбука. А показать пока нечего, долго голову морочить ни немцам, ни итальянцам ему не удастся. Возможно, у итальянцев меня увидит Сосновский, и тогда ребята меня вытащат. Хорошо, играем итальянскую карту.
– Господин капитан просит рассказать подробнее о том, что вы знаете, – заговорил Аккарди по-русски. – Что за тайна?
– Ко мне приходил один человек, обещал поставлять хорошее вино из местного винограда, а еще греческие и турецкие вина Измир. Я пообещал ему подумать. Цену он предлагал очень хорошую. Я попытался расспросить его, и знаете, что удалось понять? Здесь, неподалеку, есть затонувшее судно с этим вином. Он хочет поднять его и продать мне. Я не возражаю. Но если удастся сделать это без него, то я буду рад, и даже готов взять вас, господа, в долю!
– Вы думаете, что нам это интересно? – с сарказмом скривил губы Аккарди.
– Я не знаю, – жалобно посмотрел на итальянцев Коган. – Но за этим суденышком охотится не только этот человек, но и еще кто-то. Он искал водолазное снаряжение и, видимо, проболтался. Я подозреваю, что и господин майор Штанге его ищет. Видимо, он не верит, что там вино, а думает о каком-то другом грузе.
Аккарди снова заговорил по-итальянски. Теперь уже его командир проявил признаки волнения. Он поднялся со стула, они с лейтенантом отошли к окну, где несколько минут что-то обсуждали. Наконец Аккарди вернулся к Когану.
– Слушайте, Орестис, покажите на карте, где примерно лежит это судно с вином.
– Я показать не смогу, я же не моряк, да и не военный. Никогда с картами дела не имел, ничего в них не понимаю. На местности показать, наверное, смогу, мне рассказывал тот человек.
– И где это место, расскажите так, без карты, назовите ориентиры.
– Названий я не знаю, – начал говорить Коган, изображая, что впал в задумчивость. – Я эти места знаю плохо, я в Новороссийске прожил до этого всего два года. Но кое-где бывал, с женщиной встречался. А этот человек – он ее знакомый. Я через нее с ним и познакомился. Еще до войны. Так вот, это где-то в районе лиманов, дальше от Анапы в сторону Тамани. Мы на птиц ездили с ней любоваться. Могу показать, там приметные места такие есть, он про них мне говорил, а как это вам назвать здесь, я не соображу.
– Лиманы тянутся километров на двадцать, – покачал головой Аккарди.
– Да-а? – искренне удивился Коган. – Я не знал. Но не думаю, что мы с ней так далеко заезжали. Отвезите меня, я на месте постараюсь вспомнить. А еще этот человек ко мне обещал прийти в кафе. Знаете, что я вспомнил? Я с ним видел одного человека,